Кровь, охота и рок-н-ролл

ГЛАВА XVII. ДОЛЖОК

Новая жизнь и новые вызовы!

«Всегда мечтала выкачать дурную кровь из соседа! Ну знаете, как в средневековье!»

Новые проблемы!

«Жена согласилась, только когда я поклялся не заводить гарем!»

«Его отлучат от церкви…»

Новые цели!

«Разумеется ради бессмертия, ради чего же ещё? Ну и ради цыпочек, конечно!»

В этот вечер Давиде, наконец-то, принял решение. Уже несколько дней он задыхался из-за контроля охраны. Они с Нэнси отныне открыто «разговаривали» лишь в мессенджере, вживую обмениваясь формальными фразами. Готовясь ко дню «икс», они иногда расставались, и вампирша пропадала, на часы оставляя его с тюремщиками. Дав, как паяц, развлекал их, таскал по Краствилу и транжирил средства клана. Он познакомился с десятком молодых бриттов, с восторгом принявших его панибратское отношение и желание послушать про их жизнь. Пересёкся с присланным федеральным маршалом, отныне курирующим дело Линчевателей.

Заодно он искал кандидата. Правильный кандидат должен был дать старт следующему акту.

Но центром притяжения мыслей Давиде была Ада-Аделина. Бедная девочка-паранойя, лежащая в горячке в спальне Марты Свон, которой он не мог даже предложить официальную защиту. Девочка, полная сюрпризов.

Когда Гаусс описал, в каком состоянии её обнаружил, когда прислал фотографии, они с Нэнс синхронно вскинули глаза друг на друга.

«Она вывела «Далилу»», — первой высказалась вампирша.

«Невозможно. На такое способно только Второе поколение. Они давно умерли. Их модификации снова внедрили?»

Нэнс зависла прежде чем ответить, зато ответ нашла единственно верный:

«Дедушка».

Дав осознал и зашёлся в беззвучном смехе. Ну конечно! Дедушка или бабушка! Это приводило к интересным заключениям. У известных ему внуков Вторых кровь была слишком разбавлена для фокусов Ады. Кроме того, девушку кто-то учил, не во сне же ей явилось, как управлять метаболизмом! Как там скончалась Мария Лисач? Сорок шесть лет, сердечный приступ? Всё сходилось. И правда ошеломила Дава, пожалуй, сильнее, чем предательство дяди.

Дрянь Мария Лисач, написавшая отвратительную, якобы объективную, книгу, была полукровкой! Мария Лисач, под видом изучения вампиров вербовавшая их в шпионы, выманившая нескольких его соплеменников в РК на верную смерть! Раньше это были лишь теории, теперь Давиде в них укрепился. Несмотря на запреты, она родила дочь от бая Третьего поколения, и нынче эта химера расстраивала планы найфо в США!

Дав страстно желал увидеть Аду и расспросить, но старался даже не ездить мимо её убежища, дабы не выдать непроизвольным взглядом. И долбил Гаусса вопросами: как она? Как она? Как она?

Она страдала от травм, часто впадала в забытье и горела без жаропонижающего. В первые дни ей будто бы стало лучше, а потом, видимо, присоединилась инфекция. Ада нуждалась во врачебной помощи. Давиде бы отправил её анонимно в Вемпас, однако все его контакты там прощупывались дядюшкой, и одному Богу известно, как Алонсо бы распорядился информацией о девчонке.

И Давиде изнывал. Она спасла его, спасла, возможно, не единожды. Доверилась, подставилась. Едкая девчонка с пальцем, приросшим к кнопке камеры. А он ей клинику не способен организовать!

Сегодня он сделал выбор. Дав выделил одно имя в недлинном списке и приказал Нэнси и Гауссу готовиться. Если они провалятся, если он ошибся, завтра Аду примут в частном госпитале, и, вероятно, он её потеряет.

«Это бессмысленно и опасно, Давиде», — написала Нэнс.

«Опасно — да. Но не бессмысленно».

«Они наверняка подготовились».

«Мы тоже.

Беспокоишься за меня?»

…

«Я не знаю мира, в котором тебя нет».

Вытряхнув из пачки последнюю сигарету, Дав закурил, пуская дым в потолок, снова взвешивая «за» и «против».

Ада Верга думала, будто вампиры платят за время чьими-то жизнями. Давиде полагал, их валюта — польза и чья-то любовь. И то, и другое конвертировалось в кровь в конечном итоге, но кровь была водой, а польза и любовь — почвой, куда прорастали корни. Ты либо нужен кому-то, и тогда тебя кормят и защищают, либо ты кому-то дорог.

Оба источника Давиде иссякали. Он не заметил, как это произошло, но любовь, настоящая, искренняя, исчезла из его реальности. Последняя фраза Нэнс подтверждала это. «Я не знаю мира, в котором тебя нет». Беспокойства и страсти она тоже не знала.

Дядя продал его. Непонятно кому и как, но продал. Что оставалось? Оставалось назначить за себя цену повыше и, возможно, напоследок заработать ещё немного любви.

Он надел давно подобранный дворецким комплект колец и серёг, повесил платиновый крест на шею. Налепил улыбку и вышел к команде:

— Готовы? Наконец-то развлечёмся по-настоящему!

Они собирались укротить «Цепного пса».

Российская конфедерация, десять лет назад

Мама ворвалась на кухню, напевая и пританцовывая. Не глядя, выудила из холодильника бутылку вина и, плавно покачиваясь, налила его в кружку. Она уже вела себя как пьяная, но Лина знала, что это не алкоголь. Это адреналин.

С левой стороны на шее вздымался пластырь, с правой краснели засосы. Повернувшись, Мария заметила дочь.

— Доброй ночи!

— Ты с ним спала! — воскликнула Лина обвиняюще. — С вампиром! Ты правда с ним спала!

Мария пожала плечами.

— Он об этом пожалел. Или нет, — она хихикнула. Попробовала вино и вылила в раковину. — В следующий раз, когда я оставлю открытое вино на потом, останови меня, котик!

Лина продолжала изображать возмущение. Она и была возмущена, но ей не хватало опыта, чтобы передать чувства словами. Мама с вампиром? Вот прям в постели? И дала себя пить? А Кирилл?!

— Между прочим, — сказала мама строже, — нехорошо подслушивать взрослые разговоры. Особенно когда и половины не понимаешь. А потом караулить меня, как Цербер… Да, я иногда сплю с вампирами. Больше того: мне нравится. Больше того: ты тоже будешь с ними спать.

— Никогда!!!

— Когда! Блин, Лина… — Мария внезапно скисла. — Рано ещё…

Аделина не считала, будто ей чего-то там рано, хотя вся эта тема с эротикой и правда пока ей не поддавалась. У неё лишь недавно начались месячные, и она недоумевала, почему одноклассниц вдруг заинтересовала форма мужских ягодиц и выпуклости на брюках.

Мама смотрела устало. Дневной макияж размазался, тон забился в морщинки у глаз и в складки на подбородке. Она собиралась спать, а не объясняться.

— Ладно. Хорошо. Мы — приманка. Я — приманка. Некоторые твари чересчур сильные, Третье поколение не справляется с ними в бою. Тогда нужны мы. Они же улетают от нашей крови! Я до секса признаюсь, что полукровка, тогда они сразу не дёргаются. Ожидают светлого пива! — она высокомерно усмехнулась. — А ты и я — мы русская водка! Если они останавливаются и не пытаются допить до конца, то потом ещё выбалтывают всякое как на исповеди. Обязательно пиши такие моменты! А если не останавливаются, меня страхует Кирилл.

— Вы вместе?.. — Аделина была потрясена.

— А как ты думала? Мы команда! За ночь моей любви, Лина, вампы платят сердцем. Всегда. И так и должно быть. И тебе придётся смириться: ты абсолютно вся — оружие. Что не превратишь в оружие, станет слабостью! А слабость для нас — непозволительная роскошь.

Открыв форточку, мама закурила из пачки Кирилла на подоконнике.

— Секс — приятное занятие, котик. Секс и смерть. Двигатели цивилизации. Кто ими управляет, управляет всем. Запомни.

***

Либо команда приняла игру, либо благодаря Кэтрин указания на его счёт изменились. Охранников постепенно отпускала подозрительность и напряжённость. В дороге они балагурили, пели — Симоне когда-то выступал в опере и обладал роскошным голосом — и подначивали Давиде, зацепившись за его украшения. Дескать, размер камней компенсирует размер кое-чего другого. Внутри клана это было в порядке вещей, Дав славился лёгкостью и душевностью. Он отшучивался в ответ, ведь кроме Нэнс они все были разукрашены и обвешаны бирюльками.

Знали бы ребята, что любой весёлый трёп в его присутствии всегда передавался Алонсо, и что они когда-то вместе выбрали ему такое амплуа.

Сейчас они, должно быть, видели в нём пресмыкающееся ничтожество. Принца, сброшенного с пьедестала, который отказывается принять судьбу и тщится заслужить их симпатию.

С мыслями о том, достаточно ли глубоко они заблуждаются, Давиде и вступил в «Пса». Дав столько слышал про этот клуб, что казалось, он здесь не впервые. Тёмные своды залов принимали его как хозяина, разевая пасти со сталагмитовыми зубами. Они с Нэнс и тюремщиками не медля окунулись в густой ритм танца, целуя незнакомцев и упиваясь ИК. И довольно быстро, пока ни телохранители, ни персонал не успели опомниться, Давиде отделился от компании и проник в человеческую уборную. Подкупленный парнишка заперся с ним в кабинке, они поменялись одеждой. Дав стёр макияж, собрал волосы. Неузнанным вышел из клуба и отыскал в чаще Гаусса.

Приготовления не закончились. Дав снова переоделся — в безликую форму с фальшивым рельефом мышц, а Гаусс сверху нахлобучил на него бронежилет. Смертному было бы сложно в таком двигаться, но Давиде приноровился без труда. Если там, куда они идут, есть камеры, и если они выберутся, записи не докажут его участие.

Гаусс развернул бумажную карту.

— Вот тут люк. А вот тут сарайчик. Думаю, оно всё связано под землёй.

Гаусс эти дни не только ухаживал за Адой. С тех пор как девушки посетили «Мотылёк», он вёл Месси и его подельников. Предположение охотницы оказалось верным, в клубе забирали кровь и людей, и найфо. Как раз вчера Месси лично покинул заведение с сумкой-холодильником и отправился в «Пса». Дальше Гаусс никакого шевеления не заметил, то есть материал осел у Дрейка. При этом Айзек Онтарио утверждал, будто в клубе не приемлют наркотики, и его знакомые не получали там особых предложений подзаработать. Выглядело как попытка скрыть основную точку, где бизнес и проворачивался. На свой страх и риск пошарив по окрестностям, Гаусс, помимо люка, нашёл какую-то хозяйственную постройку. Посреди леса. Охраняемую. Они с Нэнс сходу назначили её лабораторией.

Ясно было, что лаборатория не прямо в сарае, но вряд ли и в здании «Цепного пса». Люк и место, где держали Аду, намекали на дополнительные подземные помещения, и, видимо, где-то там и синтезировали сыворотку.

Вооружившись, Дав и Гаусс подкрались к постройке. Гаусс тащил, кажется, половину своего арсенала, и напоминал жестокую пародию на рождественскую ёлку. Ножи, шприцы, пистолеты и ручная граната висели на нём неказистыми игрушками.

Они не знали достаточно, играли с огнём, но два момента внушали Даву оптимизм. Во-первых, Ада убрала семерых, и не факт, что потери восполнили. Во-вторых, сукины дети могли верить, будто Ада мертва и не сообщила про бойню и подземелье. Он велел Спайсам бурно переживать и заявить в полицию об исчезновении. В идеале доехать до Брэнсона и пошуметь ещё там.

Гаусс тенью подобрался к сараю со взрывным устройством наперевес. Когда под пяткой у него щёлкнуло и хрустнуло, Дав сразу сообразил, что случилось, и, искажая голос, высоко завопил:

— Быстрее!!!

Повинуясь датчику, вспыхнули прожекторы. Пригнувшись, Гаусс домчался до узкой двери и почти вслепую налепил блямбу взрывчатки. Откатился, уходя от выстрелов из окон, растворился в зарослях. Спустя секунды хлопнул взрыв.

Дав подбежал к разверзнувшемуся провалу, отбрасывая дверь с пути. Вломившись в сарай, он на слух пристрелил караульных и принялся лихорадочно ощупывать пол. Он мало что различал в щель балаклавы в клубах неосевшей пыли, перчатки мешали осязанию, и под пальцы попадал сплошной мусор. Присоединился Гаусс. Вдвоём они, наконец, обнаружили люк, и Дав вырвал его, как листок из блокнота. Кинул дымовую шашку. Первым скатился вниз, полагаясь на инстинкты вампира. В бронежилет врезалось несколько пуль, и они подсказали ему направление.

Давиде вышел на охоту. Теперь он чувствовал здесь всех, всех до единого. Знал про сородичей как собаки знают про своих, даже не видя. Свои были холодными, а люди сияли теплом, и Дав впитывал его кожей сквозь слои одежды и камуфляжа. К теплу примешивался смрад страха. Сердца совместно складывали экзотическую песнь, перегоняя жизнь по кровотоку. Сладкую, зовущую. Но Дав не откликался на зов, смертные сегодня — забота Гаусса.

Он бросился на ближайшего найфа, ударив того наугад, и промахнулся. Кулак скользнул по твёрдому и объёмному.

«Они тоже в броне», — понял Давиде. После стычки с Адой псы усилили меры защиты. Дьявол!

Они с найфом по-медвежьи завозились в дыму, делая ставку на силу и на удачу. Давиде попал куда-то ножом, ему перебили трахею, и он от боли оказался дезориентирован. Он отскочил, приходя в себя, резанул воздух. Ощутил присутствие сзади, развернулся и очутился между двух вампов, один из которых ухватил и стянул его маску.

Белая завеса, колыхаясь, редела.

Дав зашипел, судорожно выбирая между тем, чтобы закрыть лицо, и продолжением боя. Его пробрала паника, но поддаваться ей не было времени. Опустив голову, он подпрыгнул, заметив абрис пистолета, направленный вниз. Выстрелы не достигли цели, зато рикошет зацепил противника. Пользуясь возвращением хоть какой-то видимости, он, крутанувшись, напал на ближайшего вампира, точным уколом загнав нож ему в глаз. Серебряными пулями успел обезножить, вздрагивая от толчков выстрелов в собственную спину. Крутанулся, расстрелял во второго найфа последнее, но тот увильнул, уклонился, явно привычный к разборкам.

Правую руку залило чужой кровью, и Дав взмахом размазал жидкость по лбу и носу. Поколебавшись мгновение, достал из ножен короткий меч, владение которым выдавало его возраст и происхождение. Он уже отдал себя на волю Фортуны и Девы Марии, чьи фигуры парадоксально слились для него в одну, и тайно надеялся выйти сухим из воды даже после потенциального провала конспирации. Дым разжижался, но пока стоял, пока не всё было потеряно.

Найф продолжал палить, а Давиде приближался к нему неровными кругами. Со стороны они выглядели дрожащими пятнами, рябью глади, в которую опрокинули молоко. Походя Дав отметил, что и Гаусс взялся за дело: бьющихся сердец становилось меньше.

У найфа кончились патроны, и дальше исход был почти предрешён. Рукопашная против клинка — не выигрышная ставка. Два взмаха, и на полу покоилась голова. Дав вернулся к обезноженному вампиру, убил и его, нашарил балаклаву.

В истончающемся мареве проступали контуры трупов. Сигналом бедствия горела выпавшая откуда-то аптечка, красная с белым крестом. Дав мечом прикончил смертного, целящегося в Гаусса, а тот приставил пистолет к виску мужчины в форме охранника:

— Где лаба? Отвечай! Лаба где?!

— Последняя дверь справа, — промычал мужчина.

Гаусс вырубил его.

Пространство походило на описанное Адой. Широкий бетонный предбанник, потом серый коридор на четыре двери. Вместо дальней стены ещё дверь, бронированная. Та, на какую указали, мигала кодовым замком.

Гаусс постучался и заорал:

— Откройте или взорву к ядрёной матери! — и покачал перед собой гранатой.

Когда на угрозу не отреагировали, из кармана у него появился клубок проводов — абсолютно бесполезный, остатки от другой бомбы — и Гаусс начал их пристраивать у порога. Внутри не выдержали.

— Стойте, стойте! Не надо!

Пикнуло, и Гаусса впустили. Давиде остался на стрёме у входа. Подметил камеру над лабораторией и рядом с люком, у лестницы. В лаборатории, почти полностью занятой оборудованием для перегонки, ютилась испуганная женщина в заляпанных очках, залитая слезами. У стены зажимал рану в боку такой же очумевший от страха парень с пустой кобурой.

— Не убивайте его, пожалуйста! Ну пожалуйста!

Гаусс держал их на мушке.

— Где сыворотка?!

— Нету! Откуда?

— Провести меня собралась, сука? — пистолет упёрся женщине в подбородок. Слёзы хлынули у неё с новой силой.

— Нету, отдали! Клянусь, отдали!!!

— Когда?!

— Ч-ч-час назад…

Давиде закрыл глаза. Они опоздали. Гаусс обыскивал комнату, обследовал холодильник и стол, но вампир знал, что они опоздали. Всё было напрасно. Оставалось молиться, чтобы они хотя бы смогли уйти.

Сыворотка, естественно, не нашлась.

Дав свистнул, и Гаусс попятился обратно. Коридор, предбанник, лестница. Вдруг взгляд зацепился за странную вещь. Вещь тут лишнюю.

Поддев носком кричащую аптечку с крестом и пиктограммой автомобиля, Дав подтянул её к себе. Человек, возле которого она лежала, не носил форму. Распотрошив прямоугольную сумку, Давиде прощупал содержимое. Пластыри, ножницы, силиконовые патчи… Фиксатор при переломе руки. Давиде вскрыл упаковку с фиксатором и помимо бандажа увидел запаянные пакетики, наполненные прозрачной жидкостью.

Человеческая сука их обманула! Если бы не тайминг, Дав бы отомстил.

Засунув упаковку за пояс, он дал отмашку Гауссу, и тот, сперва проверив путь до выхода из сарайчика, позвал Давиде наверх. Потом бросил наружу гранату.

Наверху их ждали, но не предполагали взрыва. Пользуясь замешательством людей Дрейка, взвалив Гаусса на себя, Давиде добежал до спрятанной машины и проверил время: он отсутствовал менее часа, они действовали на пределе возможностей.

За минуты он привёл себя в божеский вид, даже подвёл глаза, и отправил Гаусса с сывороткой в город. Нэнс пока не доложилась.

Даву же ещё предстояло достойно убраться.

Из-за взрыва народ вывалил из «Пса», но не весь. Возможно, пыл охладил дождь, обещающий перерасти в ливень. Дав вызвал нужного мальчика за территорию, забрал цацки и выпил у него крови из локтевого сгиба. Вдали кричали, веяло пожаром. Кьяра набрала патрона уже раз сто.

Он чертыхнулся, понимая, что безнадёжно промок и уже не проведёт тюремщиков, но продолжил следовать сценарию. Пред очи охранников он явился на парковке, свежий и с подтёками вокруг губ, недовольно опираясь на закрытую машину. Симоне и Кьяра смотрели сердито и встревоженно. Лука, судя по незастёгнутой ширинке, спустился с третьего этажа и опасливо озирался, предвкушая трёпку.

— Поехали, — сказал Давиде. — Кажется, у меня развивается аллергия на взрывы. А где Нэнси?

Компания переглянулась.

— Понятно… Эти её прогулки… Кто-нибудь в курсе, что произошло?

— В лесу громыхнуло, — пожал плечами Симоне. Кьяра перебила:

— Явно теракт. Ты прав, надо сваливать, вдруг это лишь начало?

— Сейчас, только отыщем Нэнс…

Он нетерпеливо послушал гудки. Однако Нэнси так и не нашлась, и они уехали. И Дав снова написал Гауссу: «Как она?»

***

Ада с трудом разлепила веки. В голове звенел колокол, и звон складывался в слова:

«Отрадно спать — отрадней камнем быть.

О, в этот век — преступный и постыдный —

Не жить, не чувствовать — удел завидный…

Прошу: молчи — не смей меня будить»*.

В университете они учили языки по корпусам текстов, многое зазубривая наизусть. И порой Ада чувствовала себя Шариковым, когда у неё в произвольный момент вдруг размораживался нейрон, хранящий псалом или стихотворение. После знакомства с Гвидиче размораживались, в основном, варианты итальянского.

«И зачем? — подумала она. — Зачем столько знать, прикладывать столько усилий, если потом сдыхаешь, как собака, и не остаётся ни нормальных дел, ни плохонькой научной статьи?»

Да, отсутствие научных статей всерьёз её занимало.

Дом сотрясала гроза. По стенам колотил дождь, ветер выламывал доски с окон, по улицам текли ручьи. Аде хотелось покинуть душный особняк, выйти наружу и соприкоснуться с потоком воды. Но пока главной миссией было добраться до ванной.

Ей повредили почки, теперь это стало данностью. Поход в туалет превращался в пытку, тело пожирала интоксикация. Мозг работал с трудом, и именно поэтому она всё ещё находилась здесь.

Часть Ады понимала: сейчас любой мог сдать её Ножу или иному влиятельному вампиру. Гвидиче — чтобы заручиться поддержкой сильного союзника, Мэдс — из ненависти к байхантам. Спайсы за крупную сумму… Байхант-полукровка, дочь Марии Лисач, была великолепным подарком. Если испанцы барыжат сывороткой, они бы даже вылечили её. И если бы не постоянная лихорадка, если бы не уничтоженное здоровье, она бы сбежала отсюда.

Однако Давиде не спешил её разменивать.

Сразу после того, как её устроили в этом странном доме, он передал ей новый мобильник, и Ада связалась с Лином. Не вдаваясь в подробности, обрисовала ситуацию с «Псом» и конкистадорами. У друга на том конце случилась истерика, он обещал помочь… и пропал. Аду в её отравленном забытьи это даже не обеспокоило. Температура занятным образом влияла на неё. Явь оборачивалась сном, сон явью, и сны взбалтывали сознание. Установки, убеждения и эмоции смешивались, переплавляясь, и принимали новые формы. Не единожды, а снова и снова по кругу. В каждое пробуждение Ада вступала немного иным человеком.

Проглотив горсть таблеток, она прижалась к подушке, ожидая облегчения. После засады в «Цепном псе» она потеряла способность входить в боёвку из-за истощения, и даже не могла подстегнуть регенерацию.

«Вот поэтому байханты — расходники. Выложиться и помереть на поле боя — наша судьба. А не «языки, информационная война, сражаемся интеллектом»! Тоже мне…»

Ада посмотрела на часы и забеспокоилась. Ежедневно Гэри навещал её в одиннадцать, но стрелки показывали почти полночь, а Гэри не приходил. Что-то произошло? Он в беде? Её бросили?

Полусев на кровати, она заставила себя выпить сладко-солёный изотоник. Казалось забавным, что до неё постелью пользовались по-другому: спальню обустраивали для съёмок. В комоде Ада нашла штатив, фотоаппарат и кучу взрослых игрушек. Похоже, жившая тут вампирша зарабатывала на «Онлифанс», и, наверное, это было лучше, чем нелегальная охота или служба какому-нибудь Дрейку. А теперь на её чёрных простынях умирала байхантка, которую лишь этот дом и оказался готов приютить.

Ада умылась и спустилась на кухню. Съела ложку холодного консервированного супа. Задремала на диване, слушая звуки дождя.

Гэри появился около двух, воняя кровью и гарью.

— Что слу…

— Потом!

— С Гвиди…

— Потом, Ада!

Набрав некий препарат из пухлых прозрачных подушечек, сверяясь с инструкциями в смартфоне, Гэри ввёл ей иглу в вену. Ада решила, это антибиотик или какой-нибудь морфин, но вместо эйфории вновь накатило непреодолимое желание спать.

Когда Ада проснулась, её сразу насторожило, что между ушей больше не плескался кисель. Ушибы не ныли, пропала изматывающая боль внизу спины. Шевелиться получалось плохо, но словно от слабости, а не из-за травм.

Гэри, посвистывая, гремел за стеной тарелками и кастрюлями.

— Гэри?

— Щас! — он высунулся в проём. — Доброго утречка! Ща еда будет!

Он прихрамывал.

«Да что же вы устроили?!»

Ада проверила новости.

«КРАСТВИЛ ОПЯТЬ В ЭПИЦЕНТРЕ СКАНДАЛА»

«ТЕРРОР НАЙФО В МИССУРИ»

«ВОЗЛЕ ВАМПИРСКОГО КЛУБА ПРОГРЕМЕЛ ВЗРЫВ, О ПОСТРАДАВШИХ НЕ СООБЩАЕТСЯ»

Ада часто заморгала. Вампирский клуб, взрыв, инъекция… Они добыли для неё сыворотку! Как?!

Гэри притащил две миски мясного рагу.

— Во, ешь! Тебе много есть надо, а то уже можно анатомию изучать! Только порцию увеличивай постепенно.

Забыв о клубе и сыворотке, Ада накинулась на еду, как наркоманка на дозу.

— Ты идеальный мужчина, в курсе? — проговорила она с набитым ртом. — Где ты научился так готовить?

— Не в готовке счастье! — отмахнулся он, тоже жуя. — И это не я, а мультиварка, у нас чудесный союз!

Притупив голод, Ада, наконец, спросила:

— Сыворотка? Из «Цепного пса»?

— Она самая. Но ты это, больше так не попадай! Я за босса горой, конечно, он дочурку мою пристроил на лечение… Но чуйка подсказывает, что вчера нашим задницам эпически повезло!

— Охренеть…

Она не знала, что сказать ещё. Давиде отдал ей долг весьма экстравагантным способом. Он в такой чёрной яме, когда терять совсем нечего?

— Ночью переедем, если не поставят облавы.

— А дальше?

— Понятия не имею. Это к боссу. Ты ему хоть селфи вышли, ага? Черкни приятное… У вампа из-за тебя совсем крыша потекла!

Ада открыла рот и… закрыла.

— Не из-за меня! Не перекладывай с больной головы на больную!

— Чего?

— Забей, русская идиома…

Адино селфи нормального мужчину бы только напугало, поэтому она отослала слова благодарности. Гвидиче был офлайн.

Гэри пресекал разговоры о вылазке, новости напирали на версию теракта, а Ада не находила себе места. Вдруг их засекли? Тогда испанцы заточат зуб и на Давиде! Он называл присланную охрану тюремщиками — они участвовали? Или он от них смылся? Как отреагирует на самодеятельность Граф Миссури?

И какая теперь роль у неё?

Надеясь на весточку от вампира, Ада бросила взгляд на мессенджер… и хлопнула себя по лбу. Разумеется, Лин не пропал. Он настрочил миллион сообщений, стремясь достучаться до неё, и даже звонил, вот только по обыкновению перед этим сменил аватарку! Обесцвеченные волосы отливали нежно-розовым и под порывом ветра закрывали лицо. В нездоровом бреду Ада его попросту не узнала.

Последние двое суток он пачками слал ей скриншоты из вампирских групп и форумов, и общий смысл их сводился к подначиванию найфо защитить своих от Линчевателей.

«Сестрёнка, не знаю, где ты, но пускай подальше от Краствила! Сестрёнка, я боюсь».

*Микеланджело Буонарроти, перевод Ф.Тютчева.