Глава 10. Москва. Сын

Татьяна

Момент истины настал.

Возвращаюсь с работы вечером 11 июня и падаю лицом в подушку. Меня опять трясет. Неужели все это происходит со мной? Я отправляюсь в потрясающее путешествие!

Впереди длинные выходные, можно не торопясь собраться. Жаль только, что сессию нельзя поставить на паузу. У Вальки 14 июня экзамен, сегодня, завтра и послезавтра будет готовиться, так что нам приезжать в Москву раньше не имеет смысла.

Сборами своего драгоценного розового чемоданчика занимаюсь целый день. Идеально отглаживаю всю одежду, утюг на корабле я не найду, да и искать не стану. Складываю ее так, чтобы не было ни одной морщинки.

По поводу «общих» вещей: аптечки и некоторых хозяйственных мелочей приходится договариваться с Даном и распределять между нашими двумя чемоданами.

После скандала, последовавшего за его поездкой в Москву, и игры в молчанку мы снова учимся нормально общаться. Изображать из себя идеальную семью не собираемся, но нельзя, чтобы сын понял, что все плохо, и тем более узнал о предстоящем разводе. Не посреди сессии, по крайней мере. Все это мы проговорили между собой уже раз двадцать, наверное, и все равно неспокойно.

Обо всех организационных моментах в дороге и в круизе, о том, как ведем себя на людях, о личных границах, распределении обязанностей, расходах и действиях, не дай бог, в экстремальной ситуации мы договорились. Не все пункты соглашения дались нам легко, нервы друг другу малость потрепали. Опять же, все это касается тех моментов, которые мы смогли предусмотреть. А сколько будет того, о чем не подумали?

Утром в день отъезда сдаем маме Персика с огромным пакетом, в котором лежат корм, любимые игрушки, лоток и наполнитель. Котейка с любопытством осматривает новую территорию, но, когда понимает, что мы уходим, делает огромные грустно-просительные глаза. Настоящий Кот в сапогах из мультика. Или мне так кажется от избытка эмоций? Сама еле сдерживаю слезы.

На вокзал приезжаем заранее. Топчемся в зале ожидания, потом на платформе. Поезд опаздывает, а в голову лезут «веселенькие» мысли: «Пятница тринадцатое — отличное время для отправления в грандиозное путешествие!»

В поезде долго не могу заснуть, несмотря на три таблетки валерьянки, подсчет овечек, самовнушение и попытки выполнить упражнения аутотренинга. Сплю плохо, поверхностно. Но на утреннем состоянии мой недосып никак не сказывается. Я, как ребенок, широко распахнутыми глазами смотрю в окно на пригороды, а потом на городские пейзажи.

В Москве я была однажды четыре дня на экскурсии и трижды проездом. Несколько раз, но всегда в сопровождении, ездила в областной центр. Еще была в Питере, Анапе и Сочи. Отдельным пунктом значится турецкий курорт. Всё. Для среднестатистического тридцативосьмилетнего гражданина, наверное, мало. А, скажем, для мамы моей — много.

Москва — это отдельная история. Выхожу на перрон вокзала и чувствую это каждой клеточкой. Не просто другой город — другая страна, другая планета, другая вселенная. Даже воздух другой. Город возможностей, город надежд. Да, не у всех они оправдываются, но каждый, кто ступает на его землю, верит, что повезет именно ему. А как жить иначе?

Для меня это город, где живет мой сын. Учится уже почти год и останется еще на четыре. Был момент, когда я осознала, что я злюсь на Москву — она отняла у меня сына. Испытывала жгучую ревность. Уговаривала себя, что Валя уехал не навсегда, мне надо потерпеть пять лет — это много, но все же не вечность. Потом пришел страх. Я подумала, что он может завести в столице знакомства, связи, семью, в конце концов, найти хорошую работу и остаться навсегда. Дан, Лада вернулись после учебы в родной город, а Валя может не вернуться. У меня началась настоящая паника.

Надо признать, что выигрыш благотворно сказался на моем душевном состоянии. Я отвлеклась на решение своих проблем. Стала меньше беспокоиться за Вальку, меньше тосковать. Прекратила рисовать в голове картины собственной одинокой старости. Мысли, время и силы уходили на ожидание круиза, подготовку и сборы в дорогу.

И сейчас, стоя на вокзале, я понимаю, что не чувствую прежней ненависти и ревности к столице. Только радостное ожидание встречи с сыном. Предварительно она назначена на два часа дня.

Чемоданы отвозим на Савеловский вокзал и сдаем в камеру хранения. Но сначала спорим чуть не до хрипоты. Мы еще уехать не успели, а уже складывается ситуация, которую мы не предусмотрели, не обговорили заранее. Главное, исходим из одного принципа — как можно дольше побыть с сыном. Но Дан предлагает оставить багаж там, куда приехали, и поскорее разобраться с делами, вдруг Валька пораньше освободится. А вечером, возможно даже с сыном, перевезти чемоданы. Я же настаиваю, что багаж нужно сразу отвезти в точку отправления и вечером в последний час общения на него не отвлекаться. Не знаю, кажусь ли я убедительной, или Дан просто не хочет углублять конфликт, но реализуем мое предложение.

Следующим пунктом повестки дня идет поездка на радиостанцию, где мы должны забрать паспорта с визами и авиабилеты. Менеджер по призам Евгения Макарова, Женечка, специально ради выдачи документов победителям вышла сегодня на работу.

Офис «Фортуна ФМ» находится в сером здании позднесоветской постройки. На проходную к нам выходит…Женечка. Если бы не ее специфический голос… Обладательница детского писклявого голоска — женщина средних лет, размера шестидесятого в груди. В бедрах семидесятого, если такой существует. Я поднимаюсь за ней по лестнице и думаю, насколько ожидания иногда не совпадают с действительностью. Я-то представляла себе Женечку болезненно худой очень юной девушкой.

Офис радиостанции оказывается прозаическим набором обычных кабинетов. Где-то за дверями скрывается студия, откуда ведутся трансляции. А остальные помещения занимают вспомогательные службы. Табличек на дверях нет. Евгения, видя наше любопытство, машет рукой, указывая на кабинеты: «Рекламный отдел, редактор эфира, бухгалтерия, директор». «Святая святых» за такой же, обычной на вид дверью в торце коридора, а Макарова заводит нас в кабинет, который делит с другими сотрудниками. Достает из сейфа документы — два пухлых конверта. Кроме паспортов и авиабилетов медицинские страховки, путевки с распечатанной программой круиза, памятка, касающаяся встречи в аэропорту в Италии.

Мы сердечно благодарим Женю, вручаем сладости, произведенные у нас на малой родине. По тому, как на словах отказывается и, разумеется, принимает подарки, понимаем, что все так делают. У них здесь, наверное, как на «Поле Чудес», свой музей, экспонатами которого сотрудники с удовольствием лакомятся.

Едва мы выходим на улицу, звонит Валя. Освободился. Встретимся на два часа раньше!

Стою на условленном месте, как жираф, вытягиваю шею. Хочется увидеть сына как можно быстрее, хоть на несколько секунд раньше. Вот различаю его фигуру в толпе, он тоже нас видит и улыбается. Поднимает в воздух растопыренную пятерню. Я понимаю, что это не просто приветствие, а сообщение: «пять на экзамене».

Кидаюсь сыну на шею, обнимаю и целую. Это то, чего мне не хватало почти полгода! Валька не возражает, он выше меня почти на голову, и при его несогласии я бы просто не дотянулась. Через несколько секунд Дан меня оттесняет и тоже здоровается с сыном, а потом оттаскивает нас в сторону, поскольку мы стоим посреди дороги и мешаем прохожим.

Кажется, Валька еще вырос, расширился в плечах. Почти каждый день вижу его на экране, но вживую он немного другой, незнакомый. Даже голос не такой, как передает скайп. Мы неторопливо идем, а Валя оживленно рассказывает о том, как прошел экзамен.

Сын ведет нас в недорогое кафе самообслуживания. В переулке неприметный вход — только для знающих, случайный турист не зайдет. У Вали зверский аппетит. Поглощая обед, он не прекращает рассказывать о приятелях-одногруппниках, преподавателях, пересказывать всякие курьезные случаи. Мне очень хочется задать ему вопросы о Саше. По скайпу не решалась, думала, вдруг она прямо напротив, за крышкой ноутбука стоит? Но вставить вопрос у меня не получается. Резко от пересказа институтских дел сын переходит к обсуждению наших дальнейших планов на сегодня.

Мне абсолютно все равно, куда идти, на что смотреть, где гулять или сидеть. Дану, я думаю, тоже. А Валька, похоже, что-то задумал, в глазах горят озорные искорки. Только бы не в парк аттракционов. Раньше именно в этом месте глаза у сына так загорались. Лет десять назад. Он тащил меня на американские горки, и полупритворный ужас на моем лице его веселил. Но сейчас мой вестибулярный аппарат не выдержит и одного серьезного аттракциона. Да и кошелек… Нам для сына ничего не жалко, но парк — это дело очень затратное. Мы, мягко говоря, на мели, хотя Вале в этом совершенно не хочется признаваться. С собой у нас валюта, которую в любой момент можно поменять, но за границей тоже могут случиться непредусмотренные траты.

Но Валина идея оказывается проще и в то же время оригинальнее. Он тщательно выясняет, нет ли у нас конкретных желаний, и предлагает:

— Тогда давайте съездим в палеонтологический музей, на скелеты динозавров посмотрим. Я давно собирался, а Саша говорит, что не хочет смотреть на «мертвечину», — заканчивает он, понижая голос.

Едем на метро довольно долго. Выходим явно в спальном районе и добираемся до музея. Только это не музей. Это замок. Большой строгий замок из красного кирпича. Только оказавшись внутри, я убеждаюсь, что приехали правильно.

Музей впечатляет. В начале осмотра в отдельной башне огромное керамическое панно «Древо Жизни». Охватить его одним взглядом не получается, можно рассматривать только по уровням. Внизу какие-то примитивные животные — зарождение жизни, выше — динозавры, птицы, звери. На самом верху — вершина эволюции — человечество. Точнее барельеф матери с младенцем. На них я задерживаю взгляд, плечи передергивает судорогой. Очень трогательно. Только так и должен выглядеть символ человечества. Не мужчина и женщина, не кружочки с крестиками и стрелочками, не «витрувианский человек»*, а дающая жизнь и ее дитя.

Залы музея просторные и просто напичканы экспонатами. Я и не задумывалась, как много существ обитало в воде еще до того, как жизнь вышла на сушу. Как много причудливых «ошибок природы». Нет, правильнее сказать экспериментов природы, пробных образцов. До того, как возникли современные животные, тоже порой странные, но выжившие в эволюционной борьбе, а значит более совершенные.

Валька с увлечением рассматривает и всевозможные ракушки, и рыб, которые оставили лишь свой отпечаток на камне. А я рассматриваю его. Такого родного и близкого ребенка, такого незнакомого взрослого мужчину. Сейчас в его глазах загорается детское любопытство и восторг. И он становится похож на того малыша, которого я пеленала и укачивала на руках, на мальчика, который совал нос во все щели, разбивал коленки, бесконечно изобретал игры и забавы, на серьезного и взволнованного юношу, покинувшего дом девять с половиной месяцев назад. Но сегодня я смотрю на него неотрывно, замечаю незнакомые мне взгляды, жесты, слова. Как он повзрослел! Уверенно вел нас по лабиринту переулков центра Москвы и по переходам метро. От выхода из метро нашел путь к музею, в который, как и мы, попал впервые. Платил за себя в кафе и в музее. Казалось бы, мы его содержим, но он привык самостоятельно контролировать свои расходы. Сказал: «У вас впереди еще большие траты».

И его лицо во время короткого телефонного разговора со своей девушкой. Он отходит в сторону, я не слышу слов, но вижу глаза. И в них внимание, уверенное спокойствие, забота. Я не видела, как он взрослел или просто этого не замечала?

После диковинных кистеперых рыб приходит черед амфибий и, наконец, мы попадаем в двухэтажный зал со скелетами динозавров. Они в витринах, на полу и на стенах. Огромный диплодок с первого этажа зала тянет голову на тонкой длинной шее к нам, на второй. За ним огромное живописное панно, повествующие о жизни в юрском периоде. В этом зале мы, конечно, проводим гораздо больше времени и переходим в последний. Здесь мамонты, носороги, пещерные медведи, саблезубые тигры и другие многочисленные предки современных зверей с неизвестными сложными названиями. Сколько их, тех, что жили до нас!

Выходя из последнего зала, неожиданно снова попадаем в башню с «Древом Жизни». Теперь интереснее рассматривать тех, чьи останки видели в экспозиции. Только сейчас я замечаю зеркала на полу и потолке башни, которые делают композицию бесконечной в пространстве. Жизнь уходит вглубь эпох, в прошлое на миллиарды лет и на столько же в будущее. И сейчас я понимаю главный смысл этого грандиозного художественного творения — чувствую себя песчинкой… Мы все — песчинки, даже не песчинки, атомы на просторах истории жизни на Земле.

Еще долго находимся под впечатлением от музея. Валя везет нас в парк, просто погулять. Разговариваем, уже не так оживленно, об оставшихся экзаменах, о планах на лето и о нашем будущем путешествии. День клонится к вечеру, и ко мне на мягких лапах подкрадывается тоска предстоящей разлуки. После круиза, на обратном пути встретиться не получится. Мы прилетаем поздно вечером и сразу садимся на поезд домой, да и у сына сессия еще не закончится, последний экзамен будет только через день.

На Валькин телефон звонит Саша, ждет его, у них еще есть планы на сегодняшний вечер. Да и нам пора отправляться на ночевку в подмосковный поселок близ «Шереметьево».

Валька все же провожает нас до вокзала, до выхода к электричкам. В момент расставания, как не пытаюсь крепиться, щиплет в глазах и режет в груди. Валька исчезает почти так же, как и появился сегодня утром. Улыбается издали, поднимает вверх руку с пальцами, сложенными буквой «V», и скрывается за спинами прохожих.

А мы с Даном садимся в электричку. Самой себе я кажусь сосудом, переполненным впечатлениями и эмоциями. Чуть качнешь, и перельются через край. А впереди долгое небывалое путешествие. Но, если было бы возможно, я не задумываясь поменяла бы его на еще один день с сыном.

_______________________________________

* «Витрувиа́нский человек» — рисунок Леонардо да Винчи, изображающий человека в двух наложенных друг на друга положениях с расставленными руками и ногами, вписанным одновременно в круг и квадрат. Иногда используется как символ человека и человечества.

Загрузка...