Данила
Приехали… Развод!
Как гром среди ясного неба!
С чего? Да, ругаемся. Да, чувства прошли. И что? Все так живут.
Попробуй-ка двадцать лет парить на крыльях любви. Когда то теща пилит, то домовладелица плешь проедает. То ребенок болеет. То на работе проблемы навалились.
И, главное, повод нашла. Выбросил на свалку коробку с барахлом. А она такой крик подняла! Истеричка! Кто ж мог подумать, что это бесценные артефакты?
Значит двадцать лет брака псу под хвост? А как же квартира, в которую столько вложил? Ей отдать? А ипотеку еще десять лет платить.
Мебель, техника, прочий скарб. Ко всему привык. Все делить?
Опять же сын у нас. Умный парень. Первокурсник. Сам в Бауманку поступил.
Он меня поддержит. У нас взаимопонимание. Правда, с месяц назад учудил. Я чуть инфаркт не схлопотал. Вот как дело было.
Мы сыном часто по видео разговариваем. Когда он учиться начал, каждый вечер с матерью садились перед компьютером. Связывались по скайпу, узнавали, что да как. Потом уже реже стали созваниваться. И все больше поодиночке — то она, то я.
В этот раз я с Вальком разговаривал, жены дома не было. Ну стал мне сын рассказывать про учебу, про друзей-приятелей. У него их много появилось. Сначала был Егор, с ним еще при подаче документов познакомился. Потом Мирон, сосед по общежитию, еще Лёня, кажется, или Лёва.
Да я не вникал особо. Часто сидел, слушал сына, а мысли куда-то вдаль улетали. То на работе какая-нибудь котовасия случится, то жена взбрыкнет. Вида не показывал, все же это важная вещь — связь с ребенком. Ему нужно наше участие, поддержка.
Какое-то время назад в Валькиных рассказах стало появляться имя «Саша». То он конспект брал у Саши. То «с английским мне Саша поможет».
Английский язык — единственное слабое место у сына. В школе его преподавали не на уровне. На репетитора денег не было. А столичные выпускники на нем только так шпарят. И в вузе спрашивают соответственно.
Так вот, дальше Валёк стал рассказывать, как решил приготовить суп из рыбных консервов. В одиннадцать ночи. На завтра, на обед. Начал варить, а картошки нет. И магазины закрыты. Придумал заправить суп рисом.
Я заметил, что можно было попросить в долг у соседей по общежитию. И выяснилось, что он больше там не живет.
— Я переехал к Саше. Тебе мама разве не сказала?
Да мы три дня уже не разговаривали.
— Это как? — напрягся я. — На съемную? Или у Саши своя квартира?
Мы сыну помогаем. На еду, одежду, прочее деньги высылаем. Но на съемное жилье у нас денег нет. Сразу договорились, что будет жить в общежитии. А ему подрабатывать некогда. Их сразу предупредили, что на первых двух курсах учеба напряженная. Отвлекаться на заработки нельзя. Вылетишь в два счета.
— Да, своя. Небольшая, однокомнатная, зато всего десять минут до метро.
— А на метро до универа сколько ехать?
— Около часа, — беззаботно бросает сын.
Два с половиной часа в день на дорогу это немало. А общежитие в нескольких минутах. Чего ради? Так и спрашиваю сына.
Он недоуменно пожимает плечами:
— Чтобы вдвоем жить.
Так он и с Мироном в комнате жил вдвоем.
— Мы с Сашей теперь вместе, — продолжает объяснять Валек.
От недоброго предчувствия по спине ползет холодок.
— В каком смысле «вместе»? — спрашиваю севшим голосом.
— В том самом, пап, ты чего как маленький. Как семья, как муж и жена.
Все плывет у меня перед глазами. В голове обрывки мыслей: «Единственный сын…какой позор…как людям в глаза смотреть…»
— Да как ты мог! — взрываюсь я. — У тебя там в Москве совсем крыша протекла? Как можно с парнем… тьфу…
— Пап, ты чего? — теряется он.
— Я чего? Это ты… И кто у вас муж, кто жена?
Валёк на экране молча хлопает глазами.
— Так кто муж? Ты, или Сашка твой? — срываюсь я на крик.
— Почему «твой»?
— А чей же он, мой что ли?
— Она, пап. Она! Саша — девушка!
По лицу сына начинает ползти кривая улыбка. А потом он роняет голову на стол перед экраном и сотрясается в приступе хохота.
А я чувствую, как у меня в груди взбесившееся сердце подпрыгивает, как на батуте. Краска заливает лицо. Осел! Сам ведь слушал в полуха. А как мог о сыне такое подумать?
Отсмеявшись, Валёк не стал меня упрекать. Зато вернул обиду при следующем нашем разговоре.
— Как вас угораздило так меня назвать? «Валя и Саша» — угадайте, кто девочка, кто мальчик, — кривляется он.
— Так мать назвала, — перевожу я стрелки.
— А ты где был? Бухал на радостях?
Признаться честно, да. Когда сын родился, себя не помнил от счастья. И имя «Валентин», что жена придумала, казалось самым лучшим. Его значение «здоровый, сильный». Что еще родителям надо?
Валёк не впервые высказывает недовольство по поводу собственного имени. Он родился пятнадцатого февраля. Мы говорили, назвали в честь покровителя влюбленных. По следам праздника.
Теперь сын уже взрослый. Совсем взрослый. Но все равно неловко рассказывать, как оно было на самом деле. Почему родился на три недели раньше срока.
Танька дважды за беременность лежала в больнице на сохранении. Первый раз в самом начале с угрозой прерывания. Даже свадьбу пришлось перенести с начала августа на сентябрь. Второй на седьмом месяце с тонусом. Я не то что лапать, смотреть на нее боялся. А как тридцать семь недель сравнялось, выдохнули. Праздник отметили. В кровати. А в полночь Таньку увезли на скорой. В шесть утра родился Валёк.
Вздыхаю. Сердце щемит. Ведь были когда-то счастливы. Несмотря ни на что. Совсем, кажется, недавно. Куда все ушло?
В небытие. Потихоньку. Шаг за шагом.
После отъезда сына Танька как с цепи сорвалась. Стала нервной, дерганой. Всем недовольной. Как из психушки сбежала. Получал от нее по замечанию в минуту, хотя дома старался бывать пореже.
Секс у нас и так стал в последние годы даже не исполнением супружеского долга, этакой дружеской взаимопомощью по снятию напряжения. А в последние месяцы и такого нет.
К тому же спим в разных кроватях. Танька потихоньку отселила меня в комнату сына. Осенью по очереди болели. Дистанцировались, чтоб не заразиться. Потом привыкли. Мне так даже спокойнее стало, тише.
Встречаемся по большей части на кухне. Семейные обеды и ужины ушли в небытие. Овсянку по утрам и супы Танька готовит на двоих. А в остальном каждый питается чем хочет. Она — рыбой и индейкой с овощами. Я мясом и пельменями. Да картошечку жарю.
Кошельки у нас тоже разные.
Так что в чем-то Танька права. Живем как соседи. Просто соседи по коммунальной квартире. Можно это и узаконить.
Но я поначалу сомневался, что она всерьез.
Через пару дней после скандала спросил. Миролюбиво так:
— Ну что? Ты подала на развод?
Думал даст заднюю.
Она губы поджала, брови к переносице свела.
— Поскольку у нас нет несовершеннолетних детей, будет проще, если мы подадим совместное заявление о расторжении брака в ЗАГС.
Словно лекцию прочитала.
— А если нет? — спросил я без единой эмоции в голосе.
— Тогда я подам заявление в суд.
И словно арктическим холодом повеяло.
Ладно, раз ты так, и я до конца пойду.
— И когда подаем заявление?
— Сможешь завтра в пять?
Да без проблем. В пять так в пять. Отпросился с работы. Новую рубашку надел ради такого случая.
И как в песенке: «Я пришел, тебя нема». Простоял как болван у ЗАГСА чуть не час. Абонент «Таня» «временно недоступен».
Возвращаюсь домой. Вскоре она в квартиру залетает. Вся в мыле.
— У нас совещание было. Важное…
— А позвонить рука отсохнет? — сверлю ее лениво-пренебрежительным взглядом.
— Я тебе звонила…
— Куда? На утюг? На электробритву? — знаю, что в этот момент мои брови изгибаются красивой дугой. И почему я не пошел в театральный?
— На сотовый, — начинает злиться в ответ Танька. — Мой разрядился, звонила с телефона коллеги.
Звонки с чужого номера я проигнорировал.
Договариваемся на следующую неделю на обеденное время.
В означенный день звонит на работу с утра:
— Не смогу. У нас сегодня областная комиссия.
Ну разумеется! Чья работа важнее? Танька после пединститута устроилась методистом в детский садик. А несколько лет назад перевелась в гороно. Типа карьеру сделала. Куда уж мне, ведущему инженеру на крупном оборонном заводе!
Ну, ладно, спасибо, что хоть предупредила заранее. Переносим еще раз.
Как в дурной комедии. Опять не явилась. Чувствую себя обманутым женихом, напрасно ожидающим на ступеньках ЗАГСа блудную невесту. Тут уж я не уследил. У меня мобильник сдох.
Терпение на исходе. На этот раз решаю ее проучить. Домой она приходит с опозданием в два часа. Ничего не объясняет. Смотрит на меня взглядом «сам дурак».
— Наверное, ты передумала разводиться? А я вот нет, — заявляю ей жестко. — Раз мы никак не можем договориться, подал заявление на развод в суд. В отличие от ЗАГСА, там работают до семи.
Несу полную чушь, но вижу, как расширяются от изумления и ужаса ее глаза. И млею от удовольствия.
— Что ты наделал! — наезжает Танчик. — Через суд разводиться дольше. И на заседания надо ходить. И вообще нас оттуда выгонят, когда узнают, что оба согласны. Скажут, идите в ЗАГС. Только госпошлину дважды заплатим! И время потеряем!
— Ладно, давай сэкономим время. Заберу заявление из суда, только в ЗАГСе ты за меня платить будешь. Я уже потратился.
— Что-о-о? — тянет Танька. Вижу, что аж задыхается от возмущения.
Преспокойно ухожу в свою комнату. Пусть побесится. Но она довольно быстро приходит в себя. Заявляется на порог:
— Ладно, забирай заявление. Потом пойдем в ЗАГС. Я отгул возьму, чтобы больше ничего не сорвалось.
Назавтра приходит ко мне с вопросом в неподходящее время. Занят я по уши, даром что рабочий день закончен. На дом работу взял.
— Ты забрал заявление из суда? На какой день мне отгул брать?
— Какое заявление? Не было никакого заявления, — отмахиваюсь от нее, как от назойливой мухи.
— Как не было? Ты что мне про суд соврал?
— Пошутил.
И тут у меня над ухом взрывает воздух сирена:
— Ах ты юморист хренов! Я суечусь, выпрашиваю отгул. Госпошлину за него заплатила! А он шутит! Дурдом по тебе плачет, Самсонов!
Оглушила так, что сам завелся. Высказал все, что о ней думаю. Не тихо.
И на заявлении, которое мы все-таки подали, расписался с наслаждением.
Развести нас должны двадцать четвертого июня. Ждем-с.