Глава 29. Неожиданный звонок

Татьяна

Зелёный оазис посреди желтой каменной пустыни Валлетты как нельзя кстати. Но мне отдохнуть в нем не удается. Пока Дан расспрашивает о чем-то экскурсовода, я ищу скамейку в тени деревьев, и внезапно в моем рюкзачке начинает звонить телефон. Странно. Кто бы это мог быть? Достаю и вижу на подсвеченном экране мамин номер. Но ведь она звонила только вчера! Что случилось?

«Что-то с мамой? С братом? С Персиком? Или все же это тетя Клава снова легла в больницу?» Пока нажимаю кнопку и подношу телефон к уху в голове проносится с десяток версий.

— Але, — кричу в эфир, наполненный шипением и шорохами.

— Это я, — глухо произносит мама, не могу разобрать интонацию.

— Мама, что случилось?

— Со мной? — удивляется она. — Со мной ничего. А вот что с тобой случилось?

— Со мной все в порядке, — растерянно отвечаю я.

— Со мной все в порядке, — передразнивает она. — Совсем не все в порядке! Ума не приложу, как я вырастила такую дочь! Черствую и безразличную к собственной матери!

О боже! Пытаюсь сообразить, что я не так сделала, о чем забыла? Пообещала и не выполнила? Не поздравила с праздником? Именины? День работника торговли? Все это в другие даты.

— Мама, объясни, что произошло?

— Это ты объясни, что у тебя происходит?.. Я сегодня была в поликлинике, — начинает она и делает театральную паузу.

— Мамочка, что с твоим здоровьем?

Вчера ведь только говорили о самочувствии.

— Ничего, — бурчит она. — У таблеток от давления срок годности вышел, пошла за льготным рецептом.

— Господи, — делаю голос тише, чтобы она не услышала в нем облегчения. — Так у тебя снова начало подниматься давление?

— Поднимется с такой-то дочерью!

— Мама… — начинаю я, но она прерывает:

— Я встретила в поликлинике Ладу.

— Что с ней? — снова пугаюсь я.

— У гинеколога была на осмотре по беременности.

Сердце, в который раз подскочившее к горлу, снова возвращается на место.

— Твоя подруга сказала мне, — продолжает она, выделяя голосом каждое слово, — что вы с Данилой подали заявление на развод! Мне! Матери! Я узнаю обо всем последняя!

Ноги мои подгибаются, я плюхаюсь на ближайшую скамью, а она продолжает возмущенную речь:

— Тебе плевать на собственную мать! Ни в грош меня не ставишь! Я чувствовала себя полной дурой, но оказывается… — она прерывается и переводит дух, — …оказывается тебе наплевать и на собственного сына!

— Что? — кричу я и вскакиваю со скамейки. С ветки высокого куста вспархивает испуганная моим воплем птица. — Что ты сделала?

Уже все понимаю, но еще надеюсь, что понимаю неверно.

— Я позвонила Вале. Он тоже не в курсе, что вы разводитесь! Ты не удосужилась поставить в известность самых близких людей!

— Ему нельзя было звонить! У него сегодня экзамен! Зачем ты это сделала?

Почти вижу, как за тысячи километров мама недоуменно пожимает плечами, она никогда не признает свои ошибки:

— Потому, что этого не сделала ты.

— Не надо было говорить ему сейчас! Не сегодня! После… — я едва не плачу.

Понимаю, что дальнейший разговор бесполезен и нажимаю отбой. Сейчас важнее другое, и на счету, может быть, каждая секунда.

Ко мне идет встревоженный Дан, но я останавливаю его жестом. Набираю номер сына, но слышу лишь автоматический женский голос: «Абонент недоступен…» Сейчас должен идти экзамен.

«Ничего, — пытаюсь я успокоить саму себя, — даже если расстроится, не сдаст, это еще не конец света. Пойдет на пересдачу. А я… я ему все объясню, он поймет.»

— Что случилось? — Дан подходит, видя, что я опустила телефон.

— Звонила мама. Она встретила Ладу, и та рассказала, что мы разводимся.

— Ты сказала Ладе?! Мы же договорились пока молчать. Никому — значит никому!

— Просто момент был подходящий. И я попросила ее держать в секрете…

— … и в результате она разболтала! — возмущенно кричит Дан.

— Она беременна, думает совсем о другом…

— Она беременна, а ты о чем думала, когда говорила? Ты понимаешь, что теперь об этом может узнать Валя? Не от нас.

Он еще не знает масштабов катастрофы.

— Уже.

— Что «уже»?

— Мама позвонила Вале и рассказала.

— Сегодня? Перед экзаменом? Звони скорее сыну!

— Я звонила сейчас, телефон выключен.

Дан цедит сквозь зубы:

— А я предлагал сразу сказать. Ты всё канючила: «Нельзя так, надо его подготовить, не сейчас…» Подготовила?

— Ты же знаешь, с этим круизом все закрутилось, а там и зачетная неделя подошла, — оправдываюсь я. И тут же начинаю огрызаться: — Не очень-то ты настаивал! И сам разговаривать не собирался. Хотел всю грязную работу моими руками сделать! Мол, я — инициатор! А о причинах умолчим?

— Иди ты знаешь куда… — орет Дан, разворачивается и уходит, а я сажусь на скамью и раз за разом в отчаянии набираю номер сына.

Отведенные на отдых в Нижних Садах Барракка пятнадцать минут заканчиваются. Я подхожу к группе. На Дана не смотрю, а он на меня. Болтает с Викой. Опять.

На протяжении всей экскурсии с ней рядом шагал Лариосик. А их родители шли чуть позади, тоже вместе. Контролировали. И вчера на корабле я видела и ту, и другую пару. Но если Инна и Герман Александрович, похоже, довольны общением друг с другом, то Вика рядом с Лариком выглядит так, будто лимон проглотила, и всеми способами старается от ухажера избавиться. Теперь вот нашла другую компанию.

Когда возвращаемся на улицы города, Дан бросает на меня сердитый взгляд, уходит вперед со своей собеседницей и больше не оглядывается.

Юлия предупредила, что мы идем к лайнеру без остановок, но не по берегу моря, а по тем улицам, где идти удобнее и по наиболее живописным. Энтузиастка! Ей всё хочется показать нам еще немного красот города.

На узких улицах группа растягивается. Я плетусь в хвосте. Настроение ни к черту. Только мне стало казаться, что отношения налаживаются. Даже подумалось, все еще можно вернуть. Оба ведь поняли, что чувства живы. И на тебе. Дан злой, как собака. Видеть меня не хочет.

Может и надо было рубить с плеча, сразу объявлять о разводе. Но мне было стыдно что ли. Хоть и сама на нем настояла, все ждала, вдруг что-то изменится. Чего ждала, спрашивается? Что Дан в ноги кинется, каяться будет, прощения просить?

В одном он прав, если решили никому — значит никому. Черт меня дернул с Ладой посекретничать.

От расстройства спотыкаюсь на каждом шагу. Главное — не отстать. Смотрю на экскурсантов, идущих передо мной. Запоминаю девушку в красной футболке, за ярким пятном легче следить.

То и дело звоню Вале, но его телефон по-прежнему недоступен. Ничего смертельного в ситуации действительно нет. Валька — взрослый уже парень, мужчина. Постарается взять себя в руки даже после неожиданных дурных новостей. А если не сможет? Не сдаст? Прощай повышенная стипендия?! Он очень на нее надеялся.

И как объясняться с ним, не знаю. Маленькому ребенку можно сказать: мама и папа тебя любят, просто будут жить раздельно. А тут что скажешь? Мама и папа «не сошлись характерами»? Вдруг. Через двадцать лет. Сказать, ты уехал — семьи не стало, себя еще начнет виноватить. А говорить про измены?.. Это я сгоряча так думала. Конечно не буду, нет.

Тут как назло в сандалию попадает маленький острый камешек. Прямо под середину ступни. Прыгаю на месте от боли, потом пытаюсь его вытрясти. Едва успеваю уследить, куда свернула девушка в красной футболке и бегу догонять. Хорошо, что догадалась приметить ее. Маршрут Юлия выстроила очень извилистый. Ощущение такое, что мы не просто идем из одного конца города в другой, а петляем по нему, как зайцы, путая след.

Догоняю своего ведущего и снова звоню Вале. Пока недоступен. И вместе с автоматическим голосом слышу прощальную мелодию своего телефона. Сдох все-таки. Теперь до лайнера придется ждать. У Дана телефон просить не буду. Сам он вряд ли Вальке звонит — не царское это дело. Усвистел далеко вперед, давно его спину не вижу. И плевал он на меня с высокой колокольни.

Девушка в красной футболке и ее попутчики вдруг делают странный маневр: тормозят у какого-то здания и заходят внутрь. Я в полном недоумении. Остальных членов нашей группы поблизости не видно. Неужели все уже там? И зачем?

Подхожу к дверям, похоже это отель. Захожу внутрь и оказываюсь в пустом холле. Девушка-администратор за стойкой вскидывает голову и приветливо улыбается, но я уже пячусь обратно к дверям. Не туда попала…

Выскакиваю на улицу и несусь в направлении, откуда пришла. Где-то рядом должна быть наша группа. Пробегаю квартал. Похожего скопления людей не видно. Кажется, сворачивали с этой улицы. Еще квартал в обратном направлении. Куда поворачивали на этом перекрестке? Налево или направо? Кручусь на месте и теряю даже то направление, откуда только что пришла. Медленно наступает осознание: девушка в красной футболке и ее приятели не из нашей группы. Я изначально выбрала неправильный ориентир и уже несколько минут, может с самого начала пути, иду по неверному маршруту. Одна.

Эта мысль сковывает ледяным холодом. Паника, которая до того приближалась потихоньку, накрывает меня штормовой волной.

Я барахтаюсь, еще пробую что-то сделать. Хватаюсь за телефон — вспоминаю, что разряжен. Пытаюсь понять, к кому обратиться, что сказать, но уже захлёбываюсь, тону. Открываю рот и едва слышно хриплю: «Помогите!»

Мой страшный сон. Тот, что я видела много раз. От которого просыпалась в холодном поту. Он повторяется наяву.

Я в чужой стране, меня никто не понимает, не слышит. Никто не поможет. А тот, кто мне нужен, единственный, далеко. Мне до него не дойти.

Сердце бешено колотится, руки и ноги леденеют. Яростно хватаю воздух ртом, но не могу им напиться. Голова тяжелеет, в глазах все плывет и кружится. Перестаю осознавать, где я и что со мной. Все кажется нереальным, словно попала в иное измерение. Мышцы свело так, что больно пошевелиться. Я знаю, есть предсмертные судороги. И это, должно быть, они. Задыхаюсь от ужаса. Тело скручивает невыносимая боль.

Подкашиваются ноги. Я сползаю вниз по стене дома на каменные ступени у входа. Прижимаюсь виском к шершавому песчанику. Глаза нестерпимо болят от этого пронзительного ядовитого жёлтого цвета. Я так от него устала. А смерть — это темнота. И я на нее согласна…

Загрузка...