Круиз мечты для полубывших

Глава 12. Шарик

Татьяна

Встаю по будильнику ровно в три часа ночи. Пока одеваюсь и причесываюсь, слышу, как верещит будильник Дана, и он, на второй уже, наверное, минуте резкой мелодии, все же его выключает. Значит встал. По крайней мере, сел на кровати. Хорошо, очень не хотелось идти его расталкивать.

Проснуться теперь ему тяжело. Я легла не рано, а он и подавно. Сидел, болтал с Зоей Михайловной, будто ему по жизни лясы поточить не с кем — ползавода дружбанов. Я уснула далеко не сразу и до последнего слышала их приглушенные голоса. О чем говорили, не слышно было, да и не прислушивалась, очень надо. Но думается, и по моей персоне прошлись.

Зоя Михайловна — в целом старушка приятная. И чисто у нее, и готовит вкусно, только очень уж любопытная, въедливая. Все ей расскажи, отчитайся, почему спим на разных кроватях. Да потому, что уже несколько месяцев живем в разных комнатах. И собираемся по разным квартирам разъехаться.

Что уж ей поведал мой полубывший, теперь останется секретом. Да и какая разница, что думает обо мне человек, которого я больше никогда не увижу. Неприятно только, что тот, с кем прожили двадцать лет, обсуждает меня с посторонними.

Иду умываться, потом выкатываю из комнаты свой чемодан. Зоя Михайловна бодрая, аккуратно одетая и причесанная, будто и не ложилась, уже стоит в прихожей. Улыбается так же широко, как и при встрече, начинает прощально-напутственную речь. Через пару минут в коридор выкатывает чемодан Дан. Идет ссутулившись, хмурится, но едва видит хозяйку, улыбается во все тридцать два.

Обидно. Старушке, которая приютила за деньги он рад, а мне, которая взяла его в круиз мечты, и кивнуть не удосужился.

Прощаемся и выходим за дверь. На лестничной площадке Дан молча подхватывает мой чемодан и спускает его к двери подъезда. Но на меня такие псевдоджентельменские штучки впечатления не производят. Обида скребется в душе́ мелким мышонком. Думаю, как здо́рово было бы сейчас взять и порвать вторую путевку, документы-то все у меня. Р-р-аз! И он отправляется домой, а я в средиземноморскую кругосветку.

Жаль, что я на самом деле не способна на такие поступки. Наверное, мое «Разводимся!» было первым в жизни резким самостоятельным решением. Может, будь я потверже, он и не вел бы себя так по-скотски?

Такси заказано на три пятнадцать. В три тридцать начинается регистрация на рейс. Ехать не больше двадцати минут, так что успеем без спешки. Однако, такси приезжает на несколько минут позже. За это время я уже успеваю слегка понервничать и окончательно проснуться на прохладном утреннем воздухе.

Водитель, невысокий плюгавенький мужичок, и не думает извиняться. Еле-еле выползает из машины, чтобы открыть багажник. В том же темпе возвращается за руль. Он ужасно раздражает, похож на осеннюю муху — такой же серый и сонный. Хочется прихлопнуть его, чтобы шевелился побыстрее. Где моя мухобойка?

Наконец трогаемся. Я еще пару минут злюсь на нерасторопность водителя, но потом успокаиваюсь, времени вагон. Однако, через несколько минут после выезда на шоссе, машина замедляет ход, а потом и вовсе останавливается. Сначала это не беспокоит, но постепенно осознаем, что встали в глухую пробку. Развернуться, чтобы поехать искать другой путь, если он существует, невозможно.

За двадцать минут мы проезжаем максимум метров триста. Беспокойство перерастает в настоящую панику.

— Ну и надолго это? — дергает Дан водителя.

— Кто знает, — не сразу отзывается тот. — Может метров через пятьдесят уже поедем, а может и час проторчим.

Такое ощущение, что водитель решил доспать в дороге, и время ему не дорого.

— Так посмотри по навигатору, далеко ли пробка, — раздражается мой спутник.

— Сам посмотри, — парирует мужичок.

— Трудно тебе что ли? — Дану неловко признаваться, что телефоны у нас кнопочные, и интернета нет.

Водитель не спеша что-то переключает в своем смартфоне, и на экране загорается красная полоса.

Вглядываясь, Дан присвистывает:

— До съезда на Шереметьево пробка! Еще целых два километра.

Часы показывают четыре десять. Минут пятнадцать назад мы проползли мимо указателя «аэропорт Шереметьево 5,3 км». Прикидываю в уме: если идти очень быстро, успеем к концу регистрации.

Видимо, то же самое приходит в голову Дану. Он смотрит на часы, хмурится, что-то прикидывая.

— Пешком? — смотрит он на меня впервые за все утро. Я поспешно киваю, и он торгуется с водителем:

— Мы выходим. Неплохо бы сделать скидку за то, что не доехали.

Но сонная муха тут же превращается в злобную осу:

— Так я довезу. — гундосит он. На дверцах щелкают блокираторы, подтверждая его готовность бороться за неотработанные деньги. — А если выходите раньше, это ваше право.

Дан досадливо машет рукой и расплачивается. Быстро достаем из багажника чемоданы и пускаемся вприпрыжку по узкой ухабистой обочине.

Уже через десять минут бега чувствую, что задыхаюсь. Я не спортсменка, и кросс с утяжелением по пересеченной местности дается нелегко. Со лба стекают капли пота, майка прилипла к спине. Молю Бога о том, чтобы после съезда к аэропорту нас подобрала попутка. Иначе просто сердце не выдержит.

Добираемся до поворота и причины образовавшейся пробки. Авария. Столкнулись три машины. Повреждения небольшие, но дорогу они перегородили капитально. Автомобили едва протискиваются мимо устроивших затор.

Оглядываемся назад и видим, что следом за нами несколько человек с багажом так же идут по шоссе. Сворачиваем к аэропорту. Голосуем на бегу, не оборачиваясь. Но никто не останавливается. Поворачивающих на Шереметьево немного, и все машины забиты. В голове бьется единственная мысль: «Успеть. Успеть! Во что бы то ни стало!»

Наконец возле нас тормозит допотопный, помятый со всех боков москвич. В машине уже есть один пассажир. Автомобиль скорее всего принадлежит какому-нибудь небольшому частному таксопарку. Водитель выполняет заказ, но, если деньги сами плывут в руки, кто откажется.

— Сколько возьмешь до терминала D? — спрашивает Дан.

Лихой джигит не прочь заработать. Даже в предрассветной мгле видно, что он окидывает нас оценочным взглядом.

— Двести.

— Это грабеж! — возмущается Дан.

Я с силой сжимаю его плечо. Да, это много, за предыдущую поездку мы заплатили сто. Но я просто не выдержу скакать еще километра три пешком. Кивает водителю, соглашается.

Запихиваем один чемодан в багажник, для второго там не находится места. Все занято вещами законного пассажира. Мой чемодан приходится взять с собой в салон. Едва размещаемся. Москвич с ревом трогается, дрожит всеми своими внутренностями. Но тут уж не до комфорта, главное — добраться.

— Ну что? Все предусмотрела? Накаркала пробку? — ворчит Дан. — Сэкономила? Давай сто рублей.

И тут джигит бесстрастным голосом уточняет:

— Двести с каждого.

— Да ты охренел? — взвивается Дан. — Я эти четыреста рублей за целый день работы получаю!

Ну если разделить его оклад на тридцать календарных дней, не так уж и сильно он соврал. Спасибо, что еще премии бывают.

— Нэ хочешь — выходи, — говорит водитель, притормаживая.

Я толкаю Дана локтем в бок. Если нас сейчас высадят, точно опоздаем. Достаю четыреста рублей из своего кошелька, протягиваю водиле. Он прибавляет газу, москвич хрипит и дергается.

Несколько минут, и мы на месте. Стеклянные двери впускают нас в нутро терминала D. Сразу сориентироваться не получается. Я могу даже не пытаться. Но и Дан, бегая от указателя к указателю, теряется.

— Кто его разберет, этот чертов шарик, — ворчит он себе под нос.

То, что «шариком» москвичи называют аэропорт Шереметьево, я знаю. Но видимо из-за стресса в голове возникает образ голубого воздушного шарика и начинает крутиться песня: «Девочка плачет: шарик улетел».

Я уважаю Окуджаву, но эту песню не люблю. Какая-то она пронзительно-грустная, полная безысходной тоски. Пока мы мечемся по терминалу, я осознаю, что больше всего в этой песне сочувствовала девочке. Всегда, даже когда стала уже взрослой. Не было у меня страданий по поводу отсутствия жениха. А вот теперь я женщина, от которой уходит муж, но плакать по этому поводу совершенно не тянет. Даже после неожиданного звонка Милки я не плакала — уйдет, так уйдет.

Внезапно в голову приходит мысль: а мне ведь остались только последние строки этой песни — старость. Неужели так быстро прошла жизнь? Все позади? И только когда мы находим нужную стойку регистрации, и девушка с лучезарной улыбкой забирает наши документы, я выдыхаю. Вот еще! Впереди ждет плавучий пятизвездочный отель, солнце, Средиземное море, море удовольствия. И, чем черт не шутит, может быть, курортный роман.

Кажется, служащая за стойкой странно вглядывается в мое лицо. Будто пару минут назад я выглядела совершенно по-другому. Наверное, я и правда на глазах превращаюсь из загнанной лошади в даму, отбывающую на модный курорт.

Получив посадочные талоны и сдав багаж, уже не торопясь проходим паспортный контроль и досмотр. Идем по длинным коридорам в поисках выхода на посадку. Даже остается немного времени, чтобы заглянуть в дьюти-фри, поглазеть на товар и цены. В самолет попадаем по узкому коридору с «гармошкой». Забавно. Стюардессы бодрые и сияющие, словно и не шесть утра вовсе. Одна из них, кажется, строит глазки Дану. Наверное, это в какой-то степени входит в ее должностные обязанности.

И вот пассажиры рассаживаются, стюардесса исполняет ритуальный танец, размахивая руками, используя кислородную маску и спасательный жилет. Из-за гула двигателей ее слов почти не слышно, и действо на самом деле смахивает на причудливый челлендж. Самолет плавно трогается, выруливает на взлетную, разгоняется. И вместе с едва ощутимым отрывом от земли взлетает моя душа.

Сказка, как долго я тебя ждала! В детстве я рисовала за́мки и принцесс в бальных платьях. В юности грезила о принце на белом коне, точнее на черной иномарке. После я тоже иногда мечтала. О чем? О неучтенном родственнике и богатом наследстве. О выигрыше в лотерею. Давно это было.

И кто бы мог подумать! Сказка нежданно-негаданно вошла в мою жизнь! Прямо с трапа этого самолета я шагну на землю другой страны, сяду на шикарный круизный лайнер, на целую неделю окунусь в роскошную жизнь. Побываю в нескольких странах, увижу жемчужины мировой культуры.

И все это я. И почти бесплатно. И это не сон.