Круиз мечты для полубывших

Глава 11. Разбитая чашка

Данила

Всю поездку в электричке думаю о встрече с сыном. Перематываю от начала до конца. Проживаю моменты заново.

Все же мы очень редко видимся. По видеосвязи говорим, только это все не то. Хочется вживую.

Он вырос за последние полгода. Точнее возмужал.

Красивый статный парень. И умница. Первую сессию сдал без троек. И эту завалить не должен. Пока все к тому идет. Остались еще два экзамена.

Выглядит как взрослый, рассуждает по-взрослому.

Только вот мать-курица все испортила. Кудахтала над ним, как над цыпленком.

Варенья свежего наварила. Ладно, это еще куда ни шло. Но это: «Валечка, я тебе свитер теплый привезла». На кой он ему в июне? До зимы еще полгода!

И это: «Жаль, что с твоей Сашей познакомиться не получилось, так хотелось на нее посмотреть». Женская логика во всей красе: хотела познакомиться — ехала бы к ним на ночевку. Повод железобетонный.

А за «твою» Сашу прямо рот ей заткнуть хотелось. Хорошим кляпом. Что она, жена ему? У него таких Саш десяток будет. Может и не один.

У меня вот за годы учебы не меньше десятка было.

А у такого видного парня, как он, и вовсе отбоя от девчонок не будет.

Перед нужной нам остановкой тормошу Таньку. Она успела задремать. А еще говорит, что сидя спать не может.

Так бы и уехала бог знает куда. Дуреха.

С платформы нужно подниматься по мосту. Высоченный. Четыре пролета. Ступеней пятьдесят, не меньше.

Таньке ничего лучше не приходит в голову, как убрать телескопическую ручку и пытаться карабкаться вверх с чемоданом наперевес.

Ругаю ее последними словами. Выхватываю чемодан из рук. В нем килограммов двенадцать. И ладно бы еще вниз по лестнице сносила. Она такую тяжесть вверх удумала тащить!

Поднимаюсь на один марш. На площадке чемодан оставляю. Спускаюсь за своим.

Стоит, караулит. Хорошо не стала поднимать. Он сам по себе тяжеленный, допотопный.

Велю ей идти вверх. Волоку свой чемодан до второй площадки. Спускаюсь за Танькиным.

Так челночным способом поднимаю весь багаж наверх. По мосту каждый катит своё добро сам.

А перед спуском опять ругаемся. Она мне что-то про равноправие и про то, что каждый тянет свою лямку. Я ей о том, что мне нужно ее живой хотя бы до лайнера довезти. А то перед «Фортуной ФМ» неудобно будет.

Тем же макаром спускаю чемоданы с моста. Мог бы и разом. Но времени вагон, а спина одна. Рисковать ею перед отдыхом не хочется.

Оказываемся наконец на маленькой привокзальной площади.

От станции идем пешком. На такси решаем сэкономить.

Сверяюсь с картой и указываю направление. Танька подхватывает свой розовый чемоданчик и катит по выщербленной тротуарной плитке.

Вот умора! Гордо так шагает. Независимо. Да где бы она была без меня?

Путь занимает совсем не пять минут, как указано в объявлении. Все пятнадцать. С нашим-то багажом на колесиках.

Правда, в остальном все соответствует. Даже превосходит ожидания. Кругом зелень, клумбы. Двор ухоженный.

Поднимаемся на второй этаж кирпичной пятиэтажки. Дверь открывает улыбающаяся сухонькая старушка.

Зоя Михайловна. Я из телефонного разговора запомнил. Но она еще раз представляется.

Багаж сразу относим в комнаты. Они чистые, уютные.

Через несколько минут Зоя Михайловна приглашает нас на кухню, там уже накрыт стол.

На нас двоих. Но она тоже садится на свободное место.

— Присаживайтесь! Кушайте! — подбадривает она, видя нашу нерешительность. — Ужин включён в стоимость.

Мы-то знаем. Договаривались об этом. Но уминать ужин, когда человек рядом не ест, неловко.

— А вы, Зоя Михайловна? — спрашиваю напрямую.

— А я после шести не ем! — огорошивает модным ответом. — Да я уже поужинала, — смеется над нашими вытянувшимися лицами.

Блюда может и нехитрые, но очень вкусно. Простой овощной салат. Гуляш с подливкой, отварная картошка и домашние малосольные огурчики.

Едим с аппетитом. Нагуляли. А Зоя Михайловна рассказывает.

Родом она из соседнего поселка. В этой квартире прожила больше пятидесяти лет. А самой ей семьдесят восемь.

Трудилась на местной почте. Муж был авиамехаником, всю жизнь проработал в аэропорту. Десять лет назад его не стало.

Вырастили троих детей. Дочь живет с мужем в Москве. У нее тоже трое детей, старшие уже своих нарожали. Правнуков, значит.

Старший сын пошел по стопам отца, стал авиамехаником. Но в начале девяностых подался на Север за длинным рублем. Там и осел. Обзавелся семьей, привык.

Младший сын, оказывается, даже моложе меня. Выучился на пилота. Стал летчиком высокого класса, и его переманили в Европу. Живет в Швейцарии. Пока не женат, на Западе семьи создают поздно.

Зоя Михайловна вышла на пенсию в семьдесят. Но сложа руки сидеть не стала. Сдает комнаты на ночь таким, как мы, транзитным пассажирам. Внукам помогает. Хорошие дорогие лекарства может себе позволить.

Говорит хозяйка очень складно. Невольно думаю: «А рассказ тоже «включен в стоимость»? Со всеми она так сидит, или мы ей чем-то приглянулись?»

Замечаю, что про себя называю ее «баба Зоя». Хотя стремлением к панибратству не страдаю. Да и по возрасту она ближе к моей маме, чем к бабушке.

Но такая уж она милая, домашняя.

В завершение ужина поит нас чаем с домашней шарлоткой.

— Ну что ж, подкрепились. Теперь отдохнете, и с новыми силами в путь. Только не пойму, что вы на разных кроватях спать собрались? Поругались что ли? — ждет ответа. — Так в одной постели мириться легче!

Вот так старушка-веселушка!

Я невольно хмыкаю. Танька краснеет. Но, кажется, не от смущения, а от злости. Поджимает губы.

Но баба Зоя будто и не замечает:

— Не волнуйтесь, я с вас за вторую комнату тогда не возьму.

— Спасибо, не надо, — цедит сквозь зубы Танька. — Нас все устраивает.

Помогает хозяйке убрать со стола. Но от помощи в мытье посуды Зоя Михайловна наотрез отказывается:

— У меня мойка строже, чем по СанПиНу! Обдаю всю посуду кипятком. Мало ли с какими болезнями у меня столуются.

Танька уходит умываться первой. Я остаюсь за столом.

Баба Зоя продолжает развлекать меня разговорами. Рассказывает о внуках и правнуках.

Совершенно не замечаю, как переходит на «ты». И со своей большой семьи на нашу маленькую.

— С женой что, совсем плохо? — спрашивает.

— Разводимся.

— Гулял небось?

Голову наклонила набок. Смотрит пытливо.

И чего мне стоит соврать? Незнакомому человеку. Встретились и больше никогда не увидимся. Да и с чего бы мне исповедоваться?

Но знаю, что видит меня насквозь. Потупился, киваю.

Баба Зоя не вздыхает даже. Просто шумно выдыхает.

— Но в отпуск-то вы вместе едете, — продолжает через минуту.

— Так получилось, — усмехаюсь. — Я — сопровождающее лицо. Больше некому было.

Она не выспрашивает подробности.

— Вот и не зевай. Разбитую чашку можно склеить. Если, конечно, осколки не мелкие. Надо только хороший клей подобрать. Знаешь, сколько вот так разбегались, а потом сходились и жили вместе до гроба.

Конечно, у людей всё бывает, но Танька не такая, в одну реку дважды входить не будет.

— Ты в шашки иль шахматы играешь?

Не пойму, к чему вдруг она.

— Я играю, а жена нет.

— Про жену и не спрашиваю. Раз играешь, поймёшь меня. Любовь — это не шашки-шахматы. Любовь — это игра в поддавки. Чем больше отдаешь, тем больше получаешь.

Расстаемся с бабой Зоей уже в двенадцатом часу. Умываюсь, ложусь. А сон нейдет.

Думаю, и правда, как мы дошли до жизни такой?

Кажется, еще совсем недавно любили друг друга. А теперь чужие люди. Живем параллельно.

Но измены тут ни при чем. Мало ли мужей не хранят женам верность? Трое из четырех. И не со всеми ведь разводятся.

Понятно, что есть причины у женщин держаться за мужиков. Детей в одиночку растить нелегко. Да и известно, что «на одного сорокалетнего холостяка…». Одного мужа упустишь, не факт, что сыщешь другого.

Но не только же из меркантильных соображений прощают. Просто по любви. Ведь что такое измена? Зачастую — порыв, минутный соблазн. Необдуманный поступок. Так было у меня с Милой. Да и не только с ней.

Природой так заложено. Чтобы самец поддался искушению, овладел согласной самочкой. И дальше по своим делам. Все для того, чтобы род человеческий продолжался. Это уж люди придумали всяческие контрацептивы. А спорить с природой глупо и опасно.

Так что измены ни при чем.

Просто исчезло что-то из отношений. Потерялось по дороге. Какой-то винтик, который все держал. И вот едет автомобиль по шоссе и на каждом повороте, на каждой кочке, в каждой выбоине теряет по детали. И вовсе рассыпается.

С этой картинкой в голове проваливаюсь в сон. Тяжелый, тоскливый. Знаю, что прав, но легче от того не становится.

И в суперклей я не верю.