Крысиная башня

ПОБЕДА ПАХНЕТ ХЛОРКОЙ

— Что он? — как был, в трусах, Толик брякается на колени перед диваном. С другой стороны от мамы так же метнулся я. В голове мгновенно проносятся самые жуткие картины: развороченный череп… простреленная грудь, кровавые пузыри из горла, как у Устоса. Меня начинает колотить, я на мгновение ничего не соображаю; когда батя поднимает голову и отчетливо говорит:

— Так, давайте-ка без ажиотажа.

Я не сразу замечаю, что батя, в принципе, выглядит неплохо; только бледен, и на груди повязка.

— Чо с тобой, брателло?? — орет Толик, отпихивая локтем маму.

— Спокуха, братуха, — касательное. Жить буду, — в тон ему отвечает батя и улыбается.

Фффффуууу… Тут только меня попустило. Вот овца! — не могла сказать сразу, что неопасно. Я конкретно пересрался. И не только я. Толик вертит головой, и, найдя взглядом стоящую у двери Элеонору, показывает ей кулак. Та пугается:

— А что я… Я сказала как есть…

— Как есть! Да я уж чо только не подумал! — нарочито свирепо говорит Толик, — Накажу! Жестоко! Сегодня же ночью!

— Хи-хи, — коза сразу веселеет и, продолжая прижимать к груди толиковы шмотки, упячивается в прихожую, откуда слышится удаляющееся цокание каблучков по ступенькам. Пошла стирать, небось… Молодца Толик, молодца! Построил. Кто бы мог подумать! Надо бы мне тоже где козу «с ногами» найти, чтоб мне тоже стирала. Что-то в голове крутится Анька… Недооценивал я ее, ой, недооценивал…

Рана бати действительно оказалась неопасной. Толик снял пропитавшуюся кровью повязку и осмотрел ее. Я тоже заставил себя смотреть, хотя было здорово неприятно. Но после раны Устоса вполне терпимо. Я чувствовал, как моя «тонкая ранимая душа», как выражался батя, успешно обрастает толстой коркой, — я уже видел смерть рядом, трупы с разбитыми головами…

От размышлений отвлек голос Толика:

— Неглубокая, быстро заживет. Но, брателло, давай-ка ее лучше зашьем!

— Да… Можно… — морщась, соглашается батя.

— Как это тебя угораздило подставиться?

— Рикошетом. Совершенно случайно…

Рана представляла собой кровоточащую борозду сантиметров в пятнадцать на левой стороне груди. Батя рассказал, как его цепануло, отрекошетив от стенки оконного проема, когда последний бомж почти не глядя разрядил в направлении окна магазин. Батя укрылся за стеной, но от рикошета это не уберегло. Идиотская случайность! Но хорошо хоть что все так относительно безобидно, не в голову, к примеру. Была бы не царапина, а стопроцентный покойник. Меня передернуло от одной мысли.

Пока мама кипятила воду и приспособления для операции, которые в том числе нашлись в запасах бати, поговорили об обстановке. Бомжики удрали, и утащили автомат, оставив своего главного валяться на тротуаре. Очень может быть, что они расстреляли все имевшиеся у них патроны. Очень обидно. Но ничего не поделать.

— Серый! — обратился Толик, — ты выскочи на улицу, глянь, что там у жмура в карманах. Чем черт не шутит — вдруг что полезное. А то приберут милые соседи…

Подумал и добавил:

— Причем самого жмура не «приберут», а вот в карманах, — лехко. Сволочная человеческая натура.

— Философ, блин… Постигший человеческую натуру… Сам бы сходил, — это батя.

— Я ща тебе зашивать буду. Не ссы, ничего не случится.

Я поднялся.

— Серый, Ивановне предварительно позвони, — пусть осмотрится. И сам оглядись сначала, — начал инструктировать батя.

— Да знаю я.

Ничего полезного у бомжа при себе не оказалось. Ворочать его было тяжеловато, но терпимо, — он лежал на плаще, я хотел проверить карманы и там. Я с ним не церемонился, и не испытывал никаких комплексов или такого уж отвращения к свеженькому упокойнику, — привык уже, что ли? На гоблинов, которых Толик стаскивал и выкладывал у помойки, мне смотреть было противно, — ну, я старался и не смотреть, — а тут легко… Схватил бомжа за штанину и перевернул набок, проверил карманы с одной стороны, потом так же — с другой. Никакой брезгливости не было: он был еще свеженький, причем одетый во все сравнительно новое и чистое, неуспел еще увазюкать. Даже бомжевской, подвальной вони от него не было — все перебивал навязчивый запах хлорки, которая тонкой пылью устилала все вокруг: асфальт, мусор на асфальте, гильзы на асфальте, траву на газоне, самого бомжа и его одежду. Пахло как в станционном каком-нибудь, провинциальном, только что вычищенном туалете. Удачно он продезинфицировался, ага.

Кто же его завалил? Я не сразу нашел входное отверстие, бомж лежал на спине, раскинув руки; и белая футболка его с эмблемой Йельского университета была не окровавлена. Потом я уже заметил, что темная лужа плывет из-под головы, и, взглянув ему в лицо, увидел порванную губу, какие-то крошки, видимо от зубов. Пуля попала прямо в рот, и прошла навылет — вот и лужа под затылком. Пуля, конечно, в таком-то ракурсе, — батина.

Толик бы попал сверху. Да и не прошла бы пуля из самоделки навылет. А, вспомнил. Правда, этого батя свалил, сразу.

Когда я вернулся домой, операция уже была в разгаре. Рану промыли кипяченой водой. Мама обработала края раны спиртом и Толик пригоовился сшивать. Мама взялась ему помогать, но тут же побледнела, присела на край дивана в ногах у бати и отвернулась:

— Я посижу чуть-чуть… Что-то мне нехорошо.

Толик же чувствовал себя в полном порядке:

— А чо тебе помогать — мне помощи не надо, сам справлюсь. Ничо сложного. Это же тебе не… не полостная операция! — он разулыбался, вставив «умное слово». Я внимательно посмотрел на него. Вообще у него это, скорее, маска — под дебила косить, он, блин, умный… Только прикидывается.

— Толян, заканчивай зубоскалить, шей, — поторопил его батя, — И комментируй при этом. Серому будет полезно…

— Я — Крыс, — чтобы что-то сказать, поправил я.

— Крыс… Было там что полезное, у жмура-то?

— Нет. Всякая фигня на кармане — сигареты, зажигалка, ножик говенный, пара патронов… Вот, два магазина к автомату я подобрал. Пустых.

— Ну. И то. Пригодятся, будем надеяться.

— Смотри, Крыс, — стал учить меня Толик, — рану в первую очередь следует очистить от грязи. В этом случае — тоже, — пуля рикошетная, да сквозь одежду, — могла затащить заразу. Если кровь идет — кровь мусор немного сама вымоет. Потом кровь стараемся остановить, — кровопотеря штука неприятная. Как? Вот в таком случае, — просто прижать чем-нибудь, тампоном. У тебя есть в НАЗе тампон?

Я утвердительно кивнул и шлепнул себя по небольшой поясной сумочке, куда батя буквально насильно «сформировал» мне НАЗ.

— Вот. Прижал, подержал, пока кровь не остановится. Если пулевое проникающее — то можно его заткнуть женским гигиеническим тампоном… Да-да. Он хорошо кровь впитывает, это и нужно. Потом, значит, надо промыть. Лучше чистой кипяченой водой, но в полевых условиях можно и мочой…

Я недоверчиво посмотрел на него — прикалывается что ли?

— Да-да. Так и есть. Моча практически стерильна, как это не кажется странным. Если ты не болеешь венерическими, хе… Промыл — нужно обработать края раны. Спиртом или йодом, без разницы. Только края! В рану йод льют только садисты и мудаки по совместительству. Потом… Если рана неширокая — то можно просто стянуть края повязкой или, скажем, лейкопластырем, и зафиксировать. Срастется. Во, как у меня. — Он продемонстрировал длинный и тонкий шрам у себя под коленом.

— Если края раны расходятся — то можно сшить. Для этого бере-е-ем… — он продемонстрировал мне изогнутую иголку с вдетой ниткой и пинцет.

— Ты ему еще скажи, что перед этим нужно руки помыть, — перебил батя.

— Ну, это само собой. Руки, значит… Тщательно, и протереть потом спиртом. И инструменты простерилизовать кипячением. Вишь, у твово запасливого бати и стерильный шовный материал есть, а вообще можно просто нитку прокипятить…Пинцет — хорошо. Два пинцета — еще лучше. В полевых условиях можно использовать пассатижи от мультитула, удобно, у них губки узкие. Стерилизовать, само собой… Пото-о-ом…

Он уверенно проколол кожу сбоку раны иглой с одной стороны, потом с другой, продел иглу и нитку; обрезал нитку, и завязал ее на узелок, стянув рану с края. Полюбовался на свою работу. Я взглянул в лицо бати — он лежал с совершенно отрешенным лицом, смотрел в потолок через полуприкрытые веками глаза. Никакого там страдания или гримасы боли у него на лице не было, никаких там сжатых зубов или пота. Хотя смотреть, как игла прокалывает кожу и стягивет рану, было неприятно…

— Серый, хочешь попробовать?

Я отрицательно помотал головой.

— Ну и ладно. Вообще лучше на курице пробовать, учиться… Не на живой, ясное дело, га-га!

Он сделал еще два прокола и два узла. Полюбовался. Батя по-прежнему смотрел в потолок.

— Лен, а ты так смогла бы? — спросил Толик у мамы. Та только отрицательно помотала головой и вышла на кухню.

— Ну вот… — типа огорчился Толик, — А ведь она, помнится, в институте курсы медсестер заканчивала, первая помощь там… А шкуру зашить боится. А вот твой батя, — это он уже мне, — Наверняка смог бы. В том числе и сам себе. А, Олега, смог бы себя сам заштопать?

Батя вышел из нирваны, подвигал руками:

— Думаю, смог бы. Немного неудобно, конечно, но выполнимо.

— Вот. Запоминай. Теперь повязку. И все, собственно. Если рана глубокая и есть опасность нагнония, — а она почти всегда есть, — то нужно оставлять дренаж, — сток для гноя. Тут мы делать не станем, поскольку поверхностная и промыли мы качественно. Еще можно сверху присыпать толченым стрептоцидом… Понял?

Я покивал.

— Вот и норм. Желаю тебе никого никогда не зашивать, но знать и уметь надо.

— Нелогично, Толян. Зачем знать и уметь, если не применять.

— На всякий случай, балда! В жизни много чего нелогичного. Есть такой нелогичный момент, что когда ты готов — «оно», к чему готов, — не случается. Вот.

Он встал и потянулся.

— Ну че… Надо отпраздновать?

Батя согласился:

— Вообще сегодня Серый, то есть Крыс — герой дня. Его идея с «дезинфекционной бомбой» — просто блеск! Жаль что хлорка кончилась. Но вообще, конечно, мой недосмотр. И со стволами… — Толик покивал, — И вообще. Знаешь, что надо? Гранаты. В смысле — бомбы. Даже твоя, Серый, бутылка «с коктейлем» та-акой фурор произвела! Можно сказать — замешательство в стане противника. А я все откладывал, откладывал, все некогда — и вот, дождался: получите, распишитесь! Пришли — а нам угостить нечем!..

— Зачем гранаты? — подтолкнул я его к раскрытию темы.

— Ну как же… Самый необходимый девайс при войне в городской застройке. Для обороняющихся так вообще незаменимый. А для обороняющихся в малом числе так трижды незаменимый. Все, решено! Сегодня же буду делать!

Толян скептически хмыкнул:

— Ты опять наделаешь какое-нибудь недооружие, а нам нужны нормальные стволы. И если про гранаты говорить — то ящик эРГДэшек или эРГОшек бы нам не помешал.

— И КПВТ на крыше был бы очень кстати! — подхватил батя, — Толян! Я про реальность говорю. Ясно, что будем стараться достать оружие. Но не разбивать же себе голову ради этого!

— Стараться он будет… Нет, брателло, теперь я буду стараться; а ты пока свои пукалки делай! — покровительственно сказал Толик, и добавил мечтательно:

— Дааа… Если бы КПВТ, да на крышу… И еще один — в подъезд, на этаж… Хрен бы тут кто подступился, что бомжики, что Администрация!

— Пока что лучшая наша защита — это неприметность, и ненужность для серьезных хищников. Если серьезные люди, та же Администрация, за нас возьмется… Подъедут на бэтэре, влупять из того же КПВТ, или уработают ПТУРом — белый свет в копейку покажется! Так что, брат, основная наша задача — не отсвечивать! И так мы тут с сумками, наверное, здорово примелькались…

— Да ладно… Тут полгорода шакалит, с сумками туда-сюда бегает, ищет где что урвать.

— Оно так, оно так… Так было. Но сейчас, когда мы тут почти одни, мы будем с сумками здорово светиться… Впрочем, я кое-что придумал. Проход в Институт, в бассейн нам по-любому пробивать придется, и лучше с этим не затягивать. Зимой следы выдадут. Хоть до зимы еще… Все одно, воду не сегодня-завтра выключат, будем шастать туда-сюда в бассейн — спалимся. Вообще… — батя закатил глаза к потолку и типа размечтался, — Если мы тут «Крысиная Башня», то и нор нужно нарыть, как у крыс полагается… Из квартиры в квартиру. Чтобы из норы нас не вылить было. Входить — выходить будем разными путями… Фортецию устроим… Заминируем все… Мины — лучший друг крысюка!

— Да, это… — он опомнился, и сел на диване, — Надо первым делом этого, в плаще, убрать! Куда бы его оттащать?…

— Да куда… — скривился Толик, — Туда же… На мусорку.

— Толян… — укоризненно сказал батя, — Мне этой тушки не жалко, но посуди сам. Гоблинов забрали их родня и подельники. Кажется. А этот — кому он нужен? А сейчас лето. Ты представляешь, как он вонять там будет?

— Там и так воняет так, что не подойти. Одним источником больше…

— Не. Это ж зараза!

— Ну, могилу я ему копать не буду, не надейся! — сразу насупился Толик.

— Ладно, — решился батя, — Давай его куда-нибудь подальше оттащим просто и все. Лады? Вон, у соседнего дома полуподвальные окна. Закинем туда — да присыпем мусором. Или присыпать не станем — там-то пусть воняет, пох. Толян? Ты куда намылился??

Тот уже хотел смыться, как был, в трусах.

— Элеонору проведаю… Как она там со стиркой.

— Потом проведаешь. Сейчас труп нужно убрать. Я, что ли, со свежим швом, буду его тащить? Или Серега?… Не стыдно?

— Не-а, — совершенно честно, как мне кажется, ответил Толян, — Не стыдно. Но один ты явно не утащишь. Ладно, сейчас, оденусь… Раненый! — он скрылся в своей комнате.

Мы с Толяном за ноги дотащили труп до соседнего, через двор, дома, и столкнули в проем полуподвального окна. Там, в подвале, раньше что-то было — ни то офис, ни то магазин обоев с входом с торца здания; а сейчас эти оконные проемы потиху заваливались мусором. Мы нашли один без прикрывающей его решетки — решетку явно кто-то отломал и спер, — и определили туда нашего жмура. Закидали сверху слегка разным мусором.

На третьем этаже открылось окно, и склочный женский голос возопил, нарочито громко:

— Что вы туда бросаете?? Вы зачем туда бросаете??? Вы у себя дома бросайте!!.. А ну пошли отсюда!!

Мы уставились на нее, а Толик отреагировал непечатно, с разными забористыми междометиями посоветовав ее заткнуться. Там было несколько сложно построенных предложений, с эпитетами и меткими определениями насчет этой бабы и ее родни, но смысл был весьма короток: пожелание заткнуться.

Та на самом деле на некоторое время замолчала, потом возопила вновь:

— Я сейчас в Администрацию позвоню!!

— Да на здоровье, звони! — и опять добавил непечатно.

Батя озаботился:

— А что, телефон еще работает? Слаботочка? Вроде как да, время от времени, правда. Так, Толик, не шуми… — И ей:

— Гражданка! Уважаемая! Вы звоните — звоните, Администрации больше делать нечего, чем с покойниками разбираться! А приедут — мы все свидетели, что это ВЫ мужика, значит, прикончили и около своего дома спрятали… Это ведь ваш дом, правда? Ну и будите сама с Администрацией разбираться! Вы звоните, звоните…

После паузы уже тетка из окна ответила непечатно.

— Ладно, пошли, что ли, — поторопил нас батя.

На обратном пути батя стал рассуждать:

— Эта овца может позвонить — может не позвонить. Скорее — не будет она звонить… Но на стрельбу из автомата наверняка кто-нибудь в Администрацию стуканет…

— Да каждый день сейчас стреляют, по всему городу!

— По всему городу они ездить не будут, а к нам припереться вполне могут… Чисто чтобы изобразить населению «реакцию законной власти». Так что… Давайте, граждане крысюки, определимся, что тут у нас было…

— Наденешь опять очки, будешь кашлять и жалостливо подпердывать, — оно и обойдется! — заржал Толик.

— Надену. Буду… Но определиться — надо. Чтобы легенда была одинаковая. Предосторожность, она завсегда… Итак…

— Да че там! — перебил батю я, — Пришли бомжи. Стали ломиться в магазин. Стрелять по окнам… мы их — дустом! То есть хлоркой. Все как было. Практически.

— Ну да, — поддержал меня батя, — Тут легче, конечно. Пулевые отметины на фасаде — в наличии. Гильзы. Труп?…

— Сами.

— Да. Когда мы в них кинули хлоркой, — они начали палить друг в друга, и один попал. И все…

— Аминь, — подытожил Толик, — Так и было.

Но в этот раз так никто и не приехал. Создавалось впечатление, что Администрация постепенно забивает на происходящее в Городе, контролируя только свою «Зеленую зону», да еще рынки.

Вечером второго дня только ожил телефон, позвонил старый знакомый — Орлов Олег Юрьевич, чего-то там замначальник из Администрации. Начальственно-покровительственно поинтересовался происходящим; батя, тут же перевоплатившись в зашуганного очкарика, что-то наблеял ему про «опять стреляють, даже и из автоматов, мы тут прячемся как можим…»

Опять порекомендовав поскорее уезжать, Орлов пообещал «разобраться» и отключился.