Крысиная башня

НЕПРАВДОПОДОБНЫЙ ЭПИЛОГ

Сергей.

Чистая свежая постель. Тепло. В окно бьют лучи яркого солнца, слегка заглушенные легкой зеленой шторой. Фоном — отдаленный лязг прошедшего трамвая, фырчание паркующихся внизу, у магазина, небольших грузовиков-фургонов и еле слышимые реплики грузчиков.

Лето.

Я, лежа в постели, уже около получаса смотрю на окно и не могу понять — как так реально это все снится? Я ведь даже отдельные слова с улицы могу различить. Разве так во сне бывает? И — лето причем. Это хорошо. Подзадолбала меня уже эта зима. Это хорошо, что сон — про лето. Только что я все вот лежу да лежу? Пусть бы пошел куда. Или чтоб пришел кто, Анька, например… Интересно, можно во сне заказывать, чтоб пришел кто? Но пусть, пусть. И так хорошо. Хороший такой сон, мирный. Я — у себя в комнате. Ну надо же…

Бесшумно вошел батя. Батя?? Я уже совсем забыл, когда так его видел: легкие светлые просторные летние брюки, футболка с рекламой одной из наших компаний-партнеров. Но… Не в этом дело. Лицо. Лицо — другое. Другой совсем. Не… Не тот. И без ствола, что совсем непривычно. А, ну да. Во сне таким бы и должен быть — как до всего этого.

— Па-ап?…

— О, нормально! Как сам себя-то?… Врачиха сказала что кризис миновал, сейчас на поправку пойдешь! Сок будешь?

— Че-то я тут не узнаю ничего…

— Ну, как не узнаешь?… А, ну оно и понятно. Ты ж столько время… Вчера только полегчало, ага. Вчера-то говорили — помнишь?

Черт, как непривычно слышать свой голос во сне-то! Да еще, оказывается, нужно напрягаться, чтобы говорить, ну надо же… Вроде как во сне говоришь не напрягаясь и не задумываясь? А когда я последний раз с кем-то говорил во сне? То есть — говорил, и знал, что я говорю во сне?… Не, чушь какая-то получается…

— Па-ап?

— Что?

— Я сплю?

— Нет. Уже нет. Сереж, все нормально, все наладилось. Да я тебе еще вчера говорил, ты что, не помнишь? Ну, не помнишь и ладно. Ты ж болел. Ты ж неделю почти в бреду. Жар и все такое. Инфекция? Да нет. Они, врачи в смысле, сами ничего не знают. Говорят «все признаки сильного душевного потрясения», — какое «потрясение», откуда?? Да фиг с ними, главное — на поправку. А то неделю как зомби — не узнаешь никого, вскрикиваешь, то куда-то бежать собираешься… Зовешь кого-то…

— Ооой… Так я сплю, или спал? Или что?…

— Я ж говорю тебе…

За дверью слышится подскуливание-рычание. Скребущие звуки.

— Па-ап… Граф??!

— Ну а кто еще-то? Подонок, опять нассал сегодня на штору.

Отец встает и приоткрывает дверь в комнату; живой-здоровый и веселый Граф «с пробуксовкой» по паркету влетает в комнату, с разбегу прыгает на кровать, и, заскочив мне на грудь, начинает радостно лизать в нос и щеки. Мокрый и теплый язычара… Отец подхватывает его под передние лапы, поднимает и ставит на пол. Слышится обиженное сопение-рычание.

Комната начинает кружиться и куда-то пропадать… Еле слышу голос бати:

— Да, ты поспи, поспи! Теперь все нормально будет. Ты спи…

Мы разговариваем с батей уже около получаса. Вернее, я задаю ему вопросы, расспрашиваю, а он с некоторым удивлением отвечает; и периодически пытается напоить меня соком или смотаться на кухню греть бульон.

— Что, и Устоса не было??

— Устоса? Какого… Аааа! Ты Диму-Устоса имеешь ввиду? Что значит «не было»? Куда бы он делся? Впрочем, он и вправду…

— Что? Вправду?!..

— Ну, на выезде он сейчас. Снимается в каком-то историческо-фэнтэзийном боевичке, что-то там и мечи, и многоэтажки, — ну, сейчас это модно, что-то про «попаданцев», что ли… Вместе со своей группой.

— Жи-ив??

— Сереж, Сереж… Ты успокойся, а!.. Что бы с ним случилось-то??

Я поднимаю руку и внимательно смотрю на нее. Это… Не моя рука. Вернее, моя, — вон и след от ожога выше большого пальца, это когда с пацанами давно на стройке пластмассу на палках жгли, и Антон палкой махнул — мне капнуло. И… Ногти вон погрызены, — дурная привычка, батя говорит. Моя. И в то же время — не моя. Чистая. Нет под ногтями черной каймы, нет цыпок, да и кожа… — сколько руки ни смазывай на ночь кремами из маминых запасов, но если на холоде руки приходится мыть в основном холодной водой, то они… В общем, это не рука Крыса, точно. Это рука Сергея, Сережки. Того. Каким я был. Лето, говоришь?…

— Аня вот приходила тебя навестить.

— Какая… Аня?

— Ну, подруга твоя. Апельсины принесла. Ты спал, не стали будить.

— Как у нее? Чего не подождала?

— На работу ей надо, подрабатывает, вторая смена. Лето же, каникулы. Зайдет еще.

— Апельсины?…

— А мама где?

— Она послезавтра вернется.

— Сбежала??…

— Слушай, ты вообще… Я конкретно уже начинаю за тебя опасаться. В смысле, за рассудок твой. Куда «сбежала-то?» Зачем? Вызвали ее. Она б не поехала, но там срочно; и у тебя вроде на поправку, вчера же она с тобой и разговаривала! Приедет. Послезавтра. Да она звонит постоянно, чо ты, хочешь сейчас ее наберем??

— Не. Не надо. Не сейчас.

— Ну так я…

— Пап… Да не надо бульон. Вернее, надо, но потом. Я чо хотел тебе рассказать. Вернее, не хотел, а надо. Ты это… Ты сядь. Послушай, а? А то я чокнусь сейчас…

— Сереж… Я что хотел сказать. Я много думал, сопоставлял. Понимаешь, ты вчера много неожиданного рассказал. Знаешь… Честно говоря, большую часть тобой рассказанного можно было бы списать на бред. Я же говорил тебе — ты неделю в себя не приходил, мы уж с мамой опасались, что ты не выкарабкаешься… Да нет, нет-нет, мы конечно знали, что ты поправишься, но тебе было очень тяжело. Ты бредил, метался; иногда наоборот застывал на целые часы, так, что приходилось прислушиваться дышишь ли… Сереж. Я, честно говоря, сначала 100 % был уверен, что это бред у тебя был, что ты вчера рассказывал так подробно. Ну, накатило… Переиграл в эти свои дебильные компьютерные игры…

Сергей попытался что-то возразить, но отец замахал руками, останавливая его:

— Нет-нет, ничего не говори! Ты и так вчера слишком много… Меня слушай. Да я и знаю, что ты хочешь сказать: что не играл ты в игры с такими сюжетами, что вообще «не твое это», но может быть… Может, я подумал, просто мейнстрим… Ну, понимаешь, это как носится в воздухе, и ты впитал; и тебе потому в бреду все это и привиделось, и связалось так вот связно; ну, говорят, бывает такое… Отчебучивает мозг, когда информации мало, а времени много, вот он ее и тусует, тусует, — вот на выходе такие бредни и получаются… Складные, в общем. Сереж, ты молчи давай, не возражай, ты вчера говорил. Да. Я что хотел сказать: я это все так вот СНАЧАЛА и подумал. И успокоился, типа. А потом чувствую — что-то меня грызет, грызет… Сам не пойму что. Уж больно много ты вчера наговорил! А потом… Потом дошло!

Отец встал со стула и походил по комнате в волнении. Остановился:

— Знаешь… Кое-что из того, что ты рассказал, ты просто знать не мог! А что-то мог, но оно так… переплетено, и так «в строку», что ты просто не смог бы это выдумать, да и не твое это, и ни одна фантазия на это не ляжет… — от волнения он вдруг начал выражаться невнятно; потом вдруг подшагнул к постели и быстро спросил:

— Какой калибр пистолета ТТ? Сразу!!

— Семь-шестьдесят две…

— Где у него предохранитель — слева или справа??

— Нету… Нету предохранителя, есть предохранительный взвод…

— Насечка на кожухе-затворе твоего ТТ-шника была какая — прямая или наклонная??

Сергей на секунду прикрыл глаза, как во что-то, видное ему одному, всматриваясь, и медленно ответил:

— Прямая…

— Год выпуска? Сразу!!

— Тридцать третий…

Склонившийся над ним отец как будто обмяк лицом, зацепил ногой за ножку стул, подтянул к себе, поправил, сел. Помолчал и переспросил:

— Ну, сколько патронов в магазине, я думаю, спрашивать…

— Восемь…

— При неполной разборке ствол снимается? Или?…

— Вынимается, да…

— Когда ты его последний раз в руках держал, разбирал?

— Стрелял когда… В этого, в шлеме. Там, в подъезде… А он в меня — из автомата… Я попал, он — нет… Разбирал — когда чистил… Дней пять назад, я не помню…

Отец толчком встал, так, что стул чуть не отлетел назад, и чуть не упал; придержал его за спинку, походил по комнате и вновь сел:

— Понимаешь, старик, в чем косяк… Не мог ты его пять дней назад чистить, пять дней назад ты тут лежал, и еще в сознание не приходил… Тут обдолбились уже все — и Антон звонил, и Дима, и Блэки твой этот самый… А второй косяк в том, что, зная немного твои интересы, я со стопроцентной гарантией могу сказать, что сто лет тебе не интересны были ни калибр ТТ, ни емкость магазина, и уж точно что у него нет предохранителя и ствол при разборке снимается, — этого ты никак знать не мог! И это меня конкретно гнетет… Нет, гнело… Гнетло… Нагнетало? Тьфу, черт! Короче, это все мелочь. Так, мелкая проверка. Дело в том, что много других мелких моментов, которые ты никак знать не мог! В частности, например, что Паралетов действительно устроился в МувскРыбу, — это было, когда ты уже из комнаты не выходил, лежал; я специально проверил. Да и не знал ты его, он в первом подъезде живет. Ну и прочие… нюансы. Много. Очень много… Можно было бы отмахнуться. Но я не могу — жизнь научила, что надо на детали внимание обращать!.. Быстро — сколько патронов входит в магазин Калашникова??

— Тридцать… Но Толик велел больше двадцати пяти не заправлять, чтобы щадить пружину; и чтоб третий-четвертый — трассеры… Пап, ты что, не веришь мне?

— Сереж… ты, когда все вчера рассказал, я сначала хотел к тебе психиатра вызывать; а я потом стал сопоставлять, — я думал, я умом тронусь! Но потом… Знаешь, есть только одно правдоподобное объяснение… Вернее, оно совсем-совсем неправдоподобное, но хоть что-то; нельзя же всерьез решить, что мы тут с тобой оба чекнулись… Да и не то что «оба», — это любому расскажи, и он про себя к такому же выводу придет! Но! — объяснение есть! Да, кстати. Что, говоришь, я тебе на Новый Год подарил?… Но ТОТ Новый Год?…

— ТТ… То есть нет, ТТ раньше, — нож.

— Какой?

— Бак. Такой… Американский… Бак Найтхоук.

— Ручка какого цвета?

— Черная с зеленым. Пупырчатая такая…

— Вот такой? — отец повернулся, привстал, и что-то достал с полки, и, повернувшись к сыну, продемонстрировал нож.

— Ну да. Он.

— Он… Видишь ли, я его действительно… Случайно совершенно купил, и не показывал. Откуда бы ты знал… При тебе не упоминал… А самому тебе ножи, как и пистолеты, как емкость магазина АК, — триста лет были неинтересны и незнакомы, насколько я знаю! Вот такие вот пирожки с котятами. А объяснить это можно, но сложно… и неправдоподобно. Но если не объяснять — то еще сложнее и неправдоподобней это все будет выглядеть.

— Да как же, пап?…

— Ты лежи, лежи… Не вставай. Тут еще вот какой момент, я тебе сразу-то не сказал… Самый… такой. По сравнению с которым все остальное, знаешь ли… Кто, говоришь, учил тебя обращению с автоматом?

— Толик… Где он?…

— Толик… — отец, наконец, решился, — Дело в том, Сереж, что у меня никогда не было брата Толика. И вообще не было брата. То есть ВООБЩЕ. Понимаешь? Не было и нет.

— Как не было? А кто тогда Толик?…

— Не было никакого брата Толика, я же говорю! Никогда.

Оба помолчали, переваривая сказанное. И Олег продолжил:

— Но кое-что из того, что ты «про Толика» рассказал мне знакомо. Даже очень. И это меня натолкнуло на мысль… Что, говоришь, у него передние зубы — керамика? На ринге, говоришь, выбили?

— Ты же сам рассказывал. Не на ринге, а на татами, в рукопашке, типа…

— Вот… И это тоже. Странно очень. Но объяснимо. Хотя и дико.

— Я ничего не понимаю… Не приезжал он?…

— Не было его. Вообще, никогда. В природе не было у меня брата Анатолия. Соответственно, не мог он тебя учить обращению с автоматом!

— А что было?…

— А было… Было вот что. Серый. Я тебе рассказывал, ну, урывками, конечно, — про 90-е. Как тогда жили, с чего начинали. Что я, молодой и резкий тогда, входил в «бригаду»?

Сергей молча моргнул, показывая, что помнит.

— Вот. Это был не сериал «Бригада», это было все проще и грубее, хотя, пожалуй, и не так уж криминально и кроваво, как в одноименном фильме показано… Не так «круто и весело», да. Хотя… Ладно. Так вот. Был у нас в… в компании один отморозок, в драке зверь-зверем, себя не контролировал ничерта, форменный берсерк. Чеканутый в натуре. И не только в драке. Без тормозов, в общем. Не, не пугайся, он потом уехал куда-то, в Сыктывкар, что ли. К родне. Просто после него, после его «подвигов» появилось в бригаде такое выражение: «Включить Толика», — то есть войти, так сказать, в боевой транс… В натуре, «потерять себя» и драться как полная отморозь, как воплощение одновременно Чака Норриса и Масутатсу Ойямы в лучшие годы, отбивающихся от роя пчел… Вот это у нас и называлось «включить Толика».

— Не понимаю…

— Сереж, это сложно объяснить, я сам это только-только… Но других объяснений не вижу, хоть убей!..

— Да говори… Говори, ну же. Слушаю.

И Олег изложил свою «теорию». Дикую и неправдоподобную, но которая ВСЕ объясняла.

— Толик — это часть моего «я», одна из сторон моей же личности. Теневая, так сказать, часть. Что ты про него рассказывал — дико и немыслимо. Для меня, сейчас, во всяком случае. Но… Кое-что мне знакомо. Из побуждений, хотя бы. Я, знаешь ли, сам иногда хотел бы… Мы сами себя до конца не знаем. Что нами движет, на что мы способны — в тех или иных ситуациях. Когда тихий, незаметный и безобидный бухгалтер становится «лейтенантом Келли», «зверем из Сонгми», приказывая уничтожить целую деревню вместе с жителями. Или педагог идет в газовую камеру вместе со своими воспитанниками, хотя легко мог бы этого и избежать. Словом, много чего… в нас «неизведанного». И иногда, иногда это наше «второе „я“» выходит, вылазит наружу… Мы как-то про это с тобой говорили уже…

— Ты что?… Не так же?

— Молчи-лежи. Я говорить буду. Да. Не так. Но… Дело в том, что и ты — был не здесь.

— А где я «был??.»

— В… Я сейчас дикую вещь скажу, ты только не пугайся, я сам-то думал много сегодня и вчера об этом, оно неправдоподобно, конечно, но… но все объясняет. Ты был в другой реальности. В параллельной, что ли. Реально ты там был, или в бреду на тебя накатило, — я не знаю. Так вот, там… Там, в той, параллельной реальности, «мой брат Толик» — был. Только он не брат — а по сути я. Ну, как сказать? «Другая сторона меня», вот так вот можно сказать. Только он, она, ну, эта «другая сторона моей личности», существовала ТАМ не во мне, а параллельно. Толик. Понял? Только не говори, что понял, я сам до конца не понял, но что-то в этом есть. Значит, все, что ты знаешь и видел в Толике — есть и во мне. Да даже наверняка есть, просто… Просто в нынешних условиях я ЭТО наружу не выпускаю. Оно и «не просится». А «если вдруг»… Ооооо, трудно сказать, что из нас всех «вылезет»… Из меня. Из тебя… Из мамы… Не перебивай! И еще… Видишь ли… Глянь вот — ты раньше просто не обращал внимания; собственно, ты знал, но давно; и забыл… Вот!

Отец щелкнул выключателем надкроватного светильника, и желтый пучок света упал на его наклонившееся к Сергею лицо. Сверкнули желтым зрачки. Он раздвинул губы в оскале, показав зубы, — и щелкнул ногтем по передним:

— Забыл, да? У меня, у меня, Сереж, четыре передних — керамика. Это мне, не какому-то «Толику» их на соревнованиях вынесли! И я тогда драться продолжал. «Включил Толика», как пацаны орали… Вот так вот. Ты знал — но забыл.

От отодвинулся и выключил светильник.

У Сергея опять начало ломить в висках, но он постарался не подавать виду, понимая, что заметь отец его самочувствие — и тут же разговор прервется.

Помолчали.

— А менять магазин подбивом я тоже во сне научился?…

— Сереж, вот потому я и не говорю, что это все бред. Это… Ну что сказать, — я уже все сказал. Видимо, был ты ТАМ. И вернулся. И слава богу. Все. Лежи. Вообще не стоило столько говорить. Лежи, я сейчас соку принесу.

— Па-ап…

— А?

— Люгер у тебя… уже есть?

— Какой «люгер», ты о чем? А, это…

— Пистолет.

— Люгер… Это который «парабеллум»? А откуда… Ээээ… Зачем мне «люгер»?

— Достань. Пригодится. И ружье охотничье возьми. Лучше — два…

— О, блин… Я сейчас что-нибудь от температуры…

Отец вышел. Взгляд Сергея скользил по стенам, по обстановке. Он чувствовал, что засыпает. Хорошо как… Спокойно. Безопасно… Анька, говорит, приходила. Скучает… Мама. Завтра приедет. Устос — живой… Белка-Элеонора… А, да, мы ж с ней ЗДЕСЬ и не знакомы. Не беда. Взгляд натолкнулся на висящую на противоположной стене рамку с белым магнитным планшетом; большую как крышка письменного стола, — на ней цветными магнитиками прикрепленные постеры музыкальных групп, последняя афиша Блэки (надо будет с ним потом пересечься, рассказать ему… посмеемся… или НЕ посмеемся), яхта и авто — на визуализации, как мама объясняла: «Если сильно желаешь — то рано или поздно, В ТОМ ИЛИ ИНОМ ВИДЕ ты будешь это иметь!» — закон природы, типа, такой… Часы. Наручные. Хорошие часы, Омега Сеамастер, как у Джеймса Бонда…

Он вдруг ощутимо почувствовал ЭТИ часы у себя на руке, так отчетливо, что даже повернул голову и поднял руку, чтобы посмотреть — нет, нету. А ТАМ — были. Толик подарил. Которого здесь — нету тоже. И «своя квартира». Самостоятельность. Уважение. Сила. Снова заломило в висках… Белку-то вытаскивать надо из плена, не дело… Ух ты, как кружится! Уснуть, что ли…

Что ж так холодно-то?… Впрочем, если поглубже укрыться одеялом, и нос туда же… Под одеяло! И руки. Блин! Я чо, одетый сплю??

— Ты чего?? Ты зачем?? Здесь-то?! Ааа??

— Че ты? Оля вышла. Ну я и сменил ее. Жрать хочешь?

— А Устос? А?… Устос?… Что он?

— Серег. Серый. Крыс! Успокойся. Вот черт. Оля!!

— Спокоен я. Устос что? Где он? Жив??

— Как «жив», Серег, о чем ты? Мы же его при тебе хоронили, ты помнишь? Ты что…

Полумрак, за окном неторопливо падает редкий снег. На краю кровати сидел… Толик. Совершенно реальный, привычно пахнущий потом и немного гарью. Сидел, и теперь как ни в чем ни бывало разглагольствовал, не давая раскрыть Сергею рот:

— Ну, давай, Серый, выздоравливай! На тебя теперь большая надежда! Ты, считай, основной! — в одиночку перемочить отделение спецуры или как их, и сжечь БМП, пленного взять… Старик, ты знаешь, как сейчас Башня в городе котируется??… Мы теперь, считай, входные двери можем не запирать, — никто не сунется! Все боятся даже мимо пройти! — как мимо замка графа Дракулы, хы! Вот ты наработал Башне рейтинг, дааааа…

Сергей смотрит на него остолбенело и молчит. Потом сует руку под подушку — рука натыкается на прохладный металл пистолета. Хорошо-о-о. Значит… Значит — это ТЕПЕРЬ реальность? А Толик поправил одеяло и продолжил:

— Мы ж что увидели на подъезде-то?… Идем по проспекту — около Башни конкретный такой дым. Густой! Ну, твой батя сразу начал икру метать — типа, всееее, горит Башня, руки трясутся и все такое, хы-гы. Тут… Издалека уже видим — бээмпэха горит! И складно так горит, уверенно! Мы, значит, спешились, проходим… Первый трупешник — у бээмпэхи! Чо он из себя представлял — ты видел?… Нормальный такой… пролог! к зрелищу. Потом еще один — на входе! В мясо который! И тишинаааа! Хы! Чуть не сказал «И мертвые с косами стоят!», га-га-га! — Толик довольно заржал, вспоминая недавние впечатления, и продолжил:

— Ну, «с косами» там не было, но самих их, мертвых значит, — с избытком! На первом к нам тут Люда с дробовиком нарисовалась, и Петрович с клевцом, — охрана входа, епт! Толком ниче сказать не могут, Люда плачет, Гена трясется, — комедь! Но, главное, одно сказали — что все живы. Только… А… Ну, это ладно…

— Я знаю, — вставил Крыс. Толик, как не заметив реплики, продолжил:

— А в Башне, а в Башне-то!! Один на одном, один на одном! Как ты их поклал всех! И обстановочка такая справная — все вдрызг! Не, мне антураж очень понравился — когда я узнал, что никто из наших серьезно не задет! Я Олежке потом говорю — надо сюда экскурсии водить, до уборки декораций, по десятку патронов с рыла, — и обогатились бы, и в обозримом будущем близко бы никто по своей воле не подошел! — натуральный фильм ужасов, Ромеро с Хичкоком отдыхают, бля! Короче, рейтинг ты Башне поднял на неизмеримую в городе высоту! Бригада-то была из основных, котировалась в первой пятерке! А когда узнали, что ты и пленного взял…

— Это, может, и не совсем я…

— А кто — старуха с косой? Я так и понял. Вы с ней теперь в корешах, в натуре! Тебе только свистнуть!.. Нашли, кстати, и «наводчика» на Башню — из соседнего дома оказался, тот самый мужик, чья семья Графа съела, и кого консервами твой батя подкармливал… вот так вот в жизни бывает, да, говорил ведь я! Как нашли, спросишь? А твой пленный и сдал, его это был чел, на довольствии. Не, я проверил, само собой. ПээНВэ нашел в ихем барахле, со свежими батарейками, и бинокль. Рация опять же. Ну и это… Девчонку их к себе взяли, пока. Потом пристроим куда. А мама твоя, Лена, значит, сбежала. Куда, как — неизвестно. Как ты с «пришельцами» разобрался, мочканул их всех, а последнего Крот клевцом же и «добрал», — прикинь, помнит все же вещь для чего сделана, хы! — Оля с Людой своими мужиками пошли заниматься и по очереди вход сторожить, — там порядочно ихних задело, но не опасно, Володе вот… А, ну ладно. Так вот, ты остался на пятом, а потом они вернулись — а ты уже в жаре весь, типа бредишь, как на пол сел, так и не в себе. Вот. А что Лена пропала — они потом увидели. Сбежала, поди. Все ее уличные вещи пропали, — оделась и ушла, типа. Куда-зачем? Знаешь, твой батя просил с тобой этот вопрос подробно не обсуждать…

— А кто… Эти были? Конкретно.

— А новая генерация такая образовалась — из вояк. Варяги. Викинги. Флибустьеры, нах. Оторвы, типа. Работают по наводке или по найму за процент от добычи. Уважаю! Их несколько тут в городе, кто от Вэ-Эс Администрации отпочковался, кто сам-собой организовались. Сделали себе базы, свезли туда семьи — и бесчинствуют в городе и по окрестностям. С горючкой и боеприпасами проблем нет. Ватажники, типа. Кошерный по нынешним временам промысел. Но этих вот, — ты практически всех успокоил, они как сила — кончились, ага. Кстати, их родственники приезжали. Отдали мы им трупы, без оружия, само собой; но — целые, и — незабесплатно, конечно. У нас, старик, теперь пулемет в хозяйстве есть! Сменяли! И не только!

— А Белка?

— А что Белка?

— Где? Элеонора.

— Ну как «где?» У этих. По прежнему пока. Тебе же батя говорил, да ты и сам знаешь. В заложниках, типа. Уже присылали «предложения по обмену», уроды — значит живая. Чмо какое-то с базара притащил. Я хотел ему голову отрезать, и чтоб в виде нашего ответа отнес обратно; но Олег не дал — «это, говорит, ему будет затруднительно». Тогда, говорю, давай уши отрежу — и пусть в конвертике отнесет, — тоже не дал; он, говорит, не при делах. Чмо, слушая такие расклады, натурально сделал под себя, хы. Я уж не знаю, что они ему пообещали, но он точно сильные эмоции испытал, ага. Отправили обратно, сказали, что подумаем, и чтоб Белка ни в чем не нуждалась, а то накажем. Подумаем мы, подумаем. Завтра-на днях сами им визит нанесем, «со встречным предложением», хы!

— Толик… Тебя же нету. Нету — тебя. Не существуешь?…

— Бредишь, что ль? Ольга, глянь, — бредит?

— Ничего я не брежу… Нету тебя. И не было никогда.

— Ну конечно. Ты наговоришь… Че бы меня «не было?» На-ка, пощупай. Во он я. Кто тебе наган-то подарил, а??

— в голосе Толика слышится обида, — А теперь, значит, вот так вот — нету! Ну ты даешь…

— Мне батя сказал.

— Вот так вот — нету и все?

— Да.

— Ага. Сказал. Что меня — «нету».

— Не здесь.

— А где??

— Там. Ты не поймешь.

— Серый, я понимаю, ты перенервничал… Но все равно — ты давай, эта, восстанавливайся. Я на тебя не обижаюсь, за «не поймешь»; тем более что меня и нету, хы! Некому обижаться, хы-гы. Ладно. Не надо бредить-то, и еще с таким серьезным видом! Или ты теперь шутишь так?

— Батя так сказал. «Там».

— Да иди ты. Где «там?» В глюках твоих, что ли? Чо, мне его позвать, пусть подтвердит «здесь?» Ты ж знаешь — Оля терапевт, и немного теперь хирург; но никак не психиатр, некому с тобой упражняться… И со мной тоже, надумай я ща у твово бати спросить — есть я или нету. У него и так сейчас проблем хватает, ты тут еще, психический… Ладно, отдыхай, пойду я.

— Толя, стой.

— Меня ж нету??

— Крыса убили…

— Данунах! Че ты! Ты ж живой! Оля сказала, — поправишься, через пару дней будешь как новенький! Да мы с тобой теперь тут все на рога поставим, ты ж теперь боец каких поискать, я…

— Маленького. Маленького Крыса. Убили.

— А, Крысюка? Тотема типа нашего? Из пушки-то? Опять нет. Живой он. Не берет его пушка.

— Кры-ыс?? Жи-и-иво-о-ой?…

— Ага. Его глушануло, и осколком стекла, или еще чем, лапу заднюю перебило. Эта… Ампутировала Оля ее. Перевязала. Так он — того, быстрее тебя восстанавливается! Не задается, что характерно, вопросами кто есть, а кого нету. Ковыляет на трех лапах, представь; и уже на стенку клетки залазить пытается! Крысы… Мы, «Крысы из Башни» — того, — живучие!

— Уууу… Класс… Принеси мне его.

— Принесу. Завязывай давай с твоими глюками, у нас дел полно. Олег вон минно-взрывные заграждения восстанавливает день и ночь; вчера мы к этим, на кладбище которые, съездили… Ничего, нормальный там дядька, Игорь Аркадьич, полкан МЧС бывший, кликуха «Спец» — он там главный. Бабы и девки, кстати, тоже есть. Они нам дадут три-пять бойцов на недельку, в Башне подстраховать, пока мы с этими, с «сантажистами» разберемся! У меня, бля, руки чешутся! Я бы хоть сейчас! За Белку я б их передушил голыми руками! Но Олег говорит — нет, все сделаем по-уму, у него все «планы-планы». «Мы, говорит, торопиться не будем; мы ме-е-е-едленно спустимся с горы…», и… и «того»! Оприходуем! Ихнему стаду мало не покажется! Давай, выздоравливай, чтоб за пришлыми в Башне приглядеть, пока мы с твоим батей будем вопрос решать. А то можешь с нами — повидаешься со своими «родственничками»… Хотя нет, тебя в Башне оставим, не дело…