— Итак, наше новое название… — с пафосом объявил Глеб и потянул за кусок ткани, прятавший вывеску.
Рядом мелькнула парочка ярких вспышек, запечатлевая торжественный момент. Толпа журналистов, чиновников и просто дорогих гостей, пришедших на ре-открытие клуба, с любопытством уставилась на кусок алой ткани, который, сияя во все тридцать два, бодро сорвал новый хозяин бывшего «Кукольного домика». Еще несколько вспышек запечатлели сверкающее на солнце слово — «Артемида».
— Ну и как тебе название? — спросил Глеб пару дней назад, когда раздумывал над новым концептом.
— Да нормально, — не слишком впечатлился я.
— Это больше чем нормально, это гениально! — воодушевленно заявил мой полудурок. — Я долго думал. Это раньше тут были куклы безвольные, а сейчас пусть все знают, что тут киски! Но не называть же «Кошкин дом»…
Ну да, еще подумают, что здесь приют для животных.
— Поэтому назову «Артемидой» в честь богини охоты, — пояснил он, крутя в руке однажды купленный в Лукавых рядах медальон с изящным женским профилем. — Киски охотятся на тебя, ты охотишься на кисок. Все счастливы, клуб приносит мне деньги, я счастлив. Ну а раз я счастлив, то и ты счастлив, верно?
А уж как душа твоя счастлива — и словами не передать. Аж скакала во мне последние дни, как мяч по асфальту, пока ее прежний обладатель носился туда-сюда, готовя клуб к перезапуску. Я даже не ожидал от Глеба такого рвения — правду говорят, что, когда работу любишь, это не работа.
— За этими дверьми теперь рады каждому, — толкал он речь, стоя у новой вывески. — Теперь сюда может зайти каждый, кто готов радоваться жизни…
И за это платить — само собой.
Словно аккомпанируя, следом раздалось задорное хихиканье тех самых кисок, на которых тут открывается охота. Ловя красоток, еще парочка вспышек разорвали воздух, одна из которых внезапно упала и на меня — очень осторожно, будто боясь, что я замечу и обернусь.
— Мессир Павловский подарил брату клуб… — тихо выдавил кто-то неподалеку.
— А с прежним хозяином что?
— Так в карты ему проиграл и застрелился…
— В карты колдуну? — с сомнением раздалось в ответ.
— Шшш…. — следом донесся умиротворяющий шепот.
И компания болтунов торопливо отошла подальше от меня, обсуждая незавидную участь прежнего хозяина. Оказалось, до недавнего времени мало кто знал, что руководитель балетной труппы Императорского театра был еще и владельцем частного мужского клуба — а когда выяснилось, скандал случился невероятный. Газеты три дня мусолили его имя. Но виновнику уже было без разницы: от позора мы его избавили, как и от имущества.
Хозяином он, кстати, оказался так себе — как и в случае с Никой, рот открывал шире, чем мог проглотить. В итоге клуб был весь в долгах — даже его машины и квартира с видом на Зимний дворец были перезаложены уже на десяток раз. Так что мы распродали все это имущество без особой жалости и обнулили счета. Можно сказать, Глеб начал бизнес с чистого листа, предупрежденный, что, если он наделает таких же долгов, я свой дом не продам — на что он резонно заметил, что можно будет найти еще одного плохого человека и заставить его за это заплатить. На всякий случай мы даже составили предварительный список.
— Этот клуб как новый корабль, который поплывет по волнам удовольствия… — Глеба что-то совсем понесло.
Но бывшие куколки, которых он додумался нарядить зайками, довольно прыгали, а вместе с ними прыгали и шарики под их тугими корсетами, вслед за которыми прыгали и глаза собравшихся на открытии гостей. Так что можно было толкать любую ерунду — слова тут не имели значения. Главный концепт клуба друг менять не стал.
Неподалеку среди заек радостно скакал Ярик, что как бы намекало, что целевой аудитории нововведения вполне по вкусу. А вот наш мажор прийти не смог — он был с папой-князем в отъезде. Не смог приехать и дядя Николай, сославшись на огромную занятость в Родном поле — хотя, скорее всего, ему было просто стыдно. Нашему старшенькому тоже оказалось некогда, а среднего, само собой, не отпустила жена. Поэтому из всей семьи тут был только я — только я мог порадоваться успеху брата.
— А вход напоминает то, что я подумал… — озадаченно пробормотал стоящий рядом журналист.
О да, именно это он и напоминал. Дверь Глеб тоже переделал, давая каждому гостю реальную возможности войти в Артемида. Так у Миллионной улицы появилось причинное место.
Честно, до сих пор не понимаю, как полиция вообще пропустила такой разврат. Клуб оказался в крайне неудачном соседстве со знакомым участком на Миллионной улице, поэтому его главу мы теперь видели часто. Он ходил, подозрительно просматривал все изменения, занудно изучал все документы, словно ожидая какой-то пакости от нас. Однако, придираясь буквально к каждый мелочи — вплоть до шрифта на вывеске, — эту дверь бдительный страж порядка почему-то пропустил. А ведь не мог не заметить, судя по ехидной лыбе, с которой, стоя рядом, он сейчас пялился на непотребные лепестки у входа — видимо, самому хотелось сделать какую-нибудь пакость любимому городу. Все-таки когда рядом дворец, а ты сидишь в конуре, куда каждую ночь привозят пьяниц, это несколько меняет трепетное отношение к столице.
— Приятно видеть вас на открытии, — я повернулся к нему.
— А уж мне-то как приятно, что вы открыли клуб, — с привычным сарказмом отозвался полицейский. — Глядишь, хоть отвлечетесь от разгромления столицы…
— И пусть никто здесь не останется неудовлетворенным! — изрек напоследок Глеб.
На этом моменте зрители, чьи глаза дружно утонули в декольте зайчиков, очнулись и стали громко хлопать. Следом две бывшие куколки поднесли ему большие ножницы, и друг торжественно разрезал ленточку. Еще несколько вспышек запечатлели момент.
Наконец покончив с формальностями, мы направились в новый кабинет нового хозяина. Кабинет же прежнего он превратил в подсобку, заявив, что не хочет иметь с ним ничего общего. Ага, кроме клуба.
— Ну как тебе моя речь? — спросил Глеб, шагая рядом. — Понравилась?
— Тебе же аплодировали твои киски.
— Но я же не их мнение спрашиваю, а твое.
— Потрясающе, — усмехнулся я.
— Вот. Я когда ее писал, подумал о тебе: какую бы ты речь написал. И сделал так же, только лучше! — выдал он.
— Молодец, — хлопнул я его по плечу. — Такую речь я бы точно не написал.
Фыркнув, Глеб распахнул дверь и с гордым видом показал мне свой кабинет. Внутри было две комнаты. Первая — просторная, с рабочим столом и креслами для приема посетителей — этакая прихожая, куда можно всем. Вторая же — глухая, без окон, с уютным кожаным диваном и белым экраном на стене — словом, частный кинозал для избранных.
— В общем, ты мне нужен для работы, — заявил новый хозяин всего этого богатства и плюхнулся на диван.
Начинается…
— Твоя работа — сам и делай, — я приземлился рядом.
— Да не, тебе понравится. Серьезно понравится, — заверил он и включил проектор.
Загоревшись, экран мгновенно разделился на две части: справа шли женское имя, возраст и немного данных, весьма традиционных для анкеты соискателя — нетрадиционными были лишь снимки слева. При приеме на работу здесь девочки фотографировались в бикини, показывая себя профессионалами с разных сторон: сзади, спереди, бочком. А чего не голышом? Так бы их взяли сюда еще быстрее.
— В общем, я понял, — поделился открытием Глеб, — клубу приносят деньги бабы. Бабы, которых хотят. Так что сейчас мы с тобой проредим персонал с мыслью, кого бы нам из них хотелось, и выкинем тех, кого бы не хотелось.
— А сам не справишься?
— Все мое — твое, — изрек он, с важным видом водя лазерной указкой по левой части экрана.
Да, вот оно твое главное богатство — аж из лифчика выпадает.
— Ну и как тебе? — спросил мой полудурок. — Вдул бы?
— Да нормально, следующую давай.
— Отлично, тогда эту оставляем…
Диван оказался довольно мягким, а экран, на котором сменялись снимки полуголых красоток, четким и ярким — только попкорна и не хватало. Перед глазами проносился настоящий хит-парад женских прелестей — словно это было приложение для знакомств, где можно выбрать девочку на вечер, а не работа со списком сотрудниц.
— У этой глаза красивые, — заявил наш биг босс, глядя гораздо ниже, чем глаза. — Эту тоже оставляем.
— Ну и у этой тоже глаза хорошие, — с иронией заметил я, когда он открыл следующий снимок.
— Да, — согласился Глеб, прямо-таки профессионально оценивая две пышные округлости, — надо бы с ней поближе пообщаться. Как ее там? Алена… О, Алена даст, — напел он.
Да тут все дадут — в этом же и есть главный принцип твоего заведения. Вот только звать их будут по-другому: это на анкетах Алены, Кати, Юли, а на бейджиках в клубе все сплошь Ангелины, Гекаты да Юлианы — будто от звучности имени ценник сразу повышается.
— А эту так берем без обсуждений, — друг пролистнул анкету. — Эту я уже трахнул. Прямо на рабочем столе. Она мне с документами помогала…
Как же хорошо, когда работа в удовольствие — аж позавидовать можно.
— Ты только домой работу не приноси, — предостерег я. — Девчонки не поймут.
— Что я дурак, что ли? — отозвался Глеб. — Я умею разделять работу и личную жизнь — не то что ты!.. Кстати, а у этой тебе как, сиськи нравятся?
Да, ты, конечно, умеешь. С такой-то работой как не разделить.
— А бизнесом заниматься не так уж и сложно, — сообщил мой полудурок, обшаривая глазами новый снимок. — И что отец говорил, что у меня не получится?
И правда, что он так говорил?
— Только имей в виду, — добавил я, — этот клуб должен приносить прибыль хоть кому-то, кроме тебя.
— Само собой.
К счастью, в клубе был свой Савелий только женского пола — по имени Настасья. Суровая ответственная дама средних лет, присматривавшая за здоровьем и безопасностью девочек и раньше — сложно даже представить, что бы с ними тут могло случиться без нее. Всю рутину она привычно взяла на себя, так что новому хозяину оставались только важные управленческие вопросы — вроде того, чьи сиськи больше. По крайней мере, в этих вопросах он был полностью компетентен.
— Я тут подумал, — прищурился друг, — может, твой процент тебе девочками отдавать?
— Боюсь, девочки в твоем клубе не слишком роскошны для меня.
— О, как заговорил! — фыркнул он. — Тебе теперь только первых красавиц столицы подавай?
— Я вообще не беру частные бизнесы на процент, — усмехнулся я в ответ. — Можно сказать, для тебя исключение делаю.
Внезапно в дверь раздался стук, и к нам заглянула зайка, помогавшая ему раздвигать документы на рабочем столе и, судя по всему, по такому случаю переведенная в секретарши.
— Глеб… Николаевич, — одернувшись, произнесла она, — к вам посетитель. Говорит, срочно.
— Ладно, — Глеб повернулся ко мне, — посиди полюбуйся пока, а я пойду разберусь.
Новый хозяин деловито поднялся с дивана и вслед за своей зайкой протопал в соседнюю комнату.
— Выбирай, — перед выходом он махнул на экран, — приват потом тебе подарю.
А затем дверь закрылась, оставив меня наедине с чудесными глазами третьего размера.
Ха. Что мне твои общие, когда у меня свои личные есть. Я вытянул из кармана смартфон, на который, пока мы тут сидели, пришли два сообщения — две первые красавицы написали почти одновременно. Хотя, конечно, две первыми быть не могут — кто-то неминуемо окажется второй.
Уля: «Что хочешь на ужин?»
Следом прилагались фотографии с возможными вариантами: на одной она лежала в постели в черном кружевном комплекте, на другой — в красном атласном, а на третьей и вовсе без всего. И как выбрать, когда столько десертов? За последние несколько дней фотоактивность моей прелестницы заметно возросла, и моя папка ее обнаженных селфи существенно пополнилась — прямо с того вечера, когда я ей рассказал про Нику, чья душа теперь у меня — в первый же вечер и рассказал. Сначала Уля выпала на пару минут, потом выдохнула и сказала, что я поступил правильно, а потом порывисто залезла на меня, прыгая так, словно хотела выдавить из меня все лишнее.
— Получается, она теперь тебе ближе, чем я? — тихо спросила она после, восстановив дыхание и пристроившись рядом.
— С чего такие мысли?
— Но ее же душа теперь здесь, — изящная рука мягко опустилась мне на грудь. — Она как бы теперь всегда с тобой…
— А ты разве не со мной? — улыбнулся я.
Видимо, Уля расценила это как вызов и решила, что раз душа Ники во мне, то словно в качестве компенсации я должен побольше бывать в ней. У меня на это не нашлось возражений — и теперь каждый ужин заканчивался просто роскошным десертом. В общем, с появлением второй женщины секса в моей жизни стало в два раза — правда, от первой.
Ответив моей хозяюшке, я переключился в соседнюю ветку. Переписка с Никой была более сдержанной — там мы обсуждали не ужин, а обед, причем в буквальном смысле. И по итогам договорились встретиться в ресторане напротив театра — у нее как раз перерыв между репетициями, а я уже закончил с делами. Глеб и без меня сможет определиться, кому бы он тут вдул.
Из соседней комнаты внезапно донесся голос друга, звучавший довольно зло.
«Что у тебя творится?» — уточнил я.
«Да тут пришел один, работу твою хочет… Вот он как раз девочками брать готов. Настолько готов, что этот утырок здесь в черном списке!» — сердито отозвался Глеб.
Так. Черный список был реально стоящим из всех его нововведений — только, в отличие от прежнего хозяина, туда попали не те, кто досадили владельцу, а те, кто досадили девочкам: оскорбляли, унижали или что еще хуже поднимали руку. Список, как ни прискорбно, вышел довольно длинным, словно вместе с надписью, советовавшей оставить на входе приличие, некоторые гости оставляли и достоинство, превращаясь за закрытыми дверьми в настоящий скот. Вот только скоту место в скотобойнях, а не здесь.
Затолкав смартфон в карман, я поднялся с дивана и вышел в соседнюю комнату, где, помимо Глеба, обнаружился невзрачной внешности мужчина — средних лет, средней комплекции и среднего роста. Тут вообще не было ничего примечательного — одно из тысячи лиц в толпе.
— Какие-то проблемы? — поинтересовался я.
Резко отвернувшись от друга, незнакомец уставился на печатку на моей руке.
— А, вот значит, кто у нас сын Волкодава… — криво ухмыльнувшись, он поднял глаза на меня.
— Он хочет быть здесь защитником, — хмуро пояснил Глеб. — Видите ли, у него были какие-то договоренности с прежним хозяином.
Вот только прежнего хозяина тут больше нет, как и всех прежних договоренностей. Зато есть черный список.
— Защитником? — переспросил я, рассматривая эту посредственность. — Мужчина, который бьет женщин? И от кого может защитить такой защитник?
Миг — и в невзрачных карих глазах мелькнул детский ступор, когда не знаешь, как поступить, что сказать и что сделать. Прямо маленький слабый мальчик, с которым никто не хочет считаться — и все написано на лице. Все такие мальчики одинаковые.
— Отыгрываться на слабых — удел слабаков, не способных защитить даже самих себя. А если придет не баба, а мужик, то что? Маму позовешь?
Глеб рядом прыснул.
— Нет, такой защитник здесь не нужен, — подытожил я. — И среди гостей такого тоже больше не будет.
Словно очнувшись, незнакомец рвано дернул головой — даже шея глухо щелкнула. Еще миг — и в невзрачных глазах вдруг появилась черная жгучая ярость.
— Ты еще пожалеешь… — процедил он.
Ну да, знакомая песня. Сколько мне такое говорили — и сколько раз я пожалел?
— Сначала рискни хотя бы ударить, — хмыкнул я.
С пару мгновений незнакомец сверлил меня всей этой яростной яростью, а потом стремительно развернулся и, хлопнув дверью, ушел. Да уж, определился бы, кто он: обиженный мальчик или сильный колдун. Сколько же в этой столице фриков.
Я взглянул на часы, прикидывая, что и мне пора ехать.
— Не останешься помочь с выбором? — Глеб кивнул в сторону своего кинозала.
— Да я и так знаю, чем закончится: никого ты не уволишь — только новых наймешь.
Друг усмехнулся.
— Лучше, чем женщины на снимках, только женщины в руках. На свидание собрался?
— Скорее на встречу.
— Знаешь, — он внезапно посерьезнел, — когда только потерял душу, я поначалу не понимал, кто я вообще. Ну а потом понял, что у тебя есть ответ. Я тот, кто дорог тебе, и только поэтому я и живу.
— И к чему это?
— К тому, что ты заслуживаешь большего, чем просто благодарность.
На этих словах минутка мудрости от Глеба закончилась, и, пожелав ему не перетрудиться, я покинул клуб.
Когда я подъехал к ресторану напротив театра, Ника уже была внутри, пришедшая гораздо раньше времени. Она сидела за столиком у окна и невольно делала заведению рекламу, заставляя случайных прохожих оборачиваться. Идеальный профиль, идеальная осанка, светлые локоны в строгом пучке, сдержанное бежевое платье со скромным вырезом — образ вышел безупречно лаконичным, словно столичная икона стиля не хотела выделяться лишний раз, но именно этим ловила еще больше внимания. Пешеходы застывали на тротуаре, любуясь своим секс-символом сквозь стекло, рассматривая жадно, как модный наряд на витрине бутика, который им не по карману, и время от времени фотографируя. Однако, не глядя ни на кого, балерина задумчиво вертела салфетку — и ждала меня.
Это была наша первая встреча с тех пор, как ее душа оказалась у меня. У Ники сплошным потоком шли репетиции перед грядущим концом сезона, но куда важнее было дать ей время привыкнуть, что она снова хозяйка своей жизни. И вот, когда она привыкла, мы условились пообедать вместе.
Отбросив смятую салфетку, Ника торопливо обернулась на мои шаги. Я протянул букет — и в ее голубых глазах мигом заиграло удовольствие. Хм. Думал, что приму Имперского балета цветами уже не удивить.
— Спасибо, — сказала она, разглядывая букет.
— И это тоже тебе, — сев напротив, я протянул ей аккуратную коробочку.
Отложив цветы, девушка с любопытством приняла подарок. Бархатная крышка отскочила с мягким щелчком, открывая вид на лежащую внутри изящную серебряную брошь с тиснением моего герба. Эксклюзив ручной работы, какой ни в одном бутике не купишь — вещицу я заказал специально для нее в Лукавых рядах, как в свое время и амулет для Ули. По сути это такой же амулет, только в другой форме.
Пару мгновений Ника восторженно рассматривала подарок, а потом вдруг поникла.
— И какие у тебя на меня планы? — тихо спросила она.
— Те же самые, что и в самом начале нашего знакомства, — улыбнулся я.
— А что мне надо делать? — ее голос стал еще тише.
— Что хочешь. Я тебе не хозяин.
Голубые глаза рассеянно прошлись по мне.
— Я так не могу, — их обладательница мотнула головой. — Я должна делать что-то для тебя. Взамен.
Ой, какие же чудесные девушки мне попадаются — все сплошь хотят быть полезными.
— Хочешь делать? Ну вообще-то есть кое-что.
Ника мгновенно напряглась.
— Тебе надо делать то, что ты умеешь лучше всего, — скрывая улыбку, продолжил я. — Сиять. Однако теперь все твое сияние будет в мою честь. И я хочу, чтобы ты затмила всех. Поэтому сияй для меня.
На коралловых губах расцвела ответная улыбка.
— Это будет для меня радостью, мессир, — кокетливо сказала моя балерина.
Изящный пальчик медленно провел по серебру, которое тут же начало теплеть, чем вызвало у нее новый восторг. Немного повертев брошь в руке, новая хозяйка протянула ее мне.
— Хочешь надеть?
Я охотно выбрал место на ее груди и прикрепил туда украшение. От моего прикосновения Ника вздрогнула, пышные ресницы затрепетали, словно прося еще. Не став отказывать в удовольствии, я неторопливо провел кончиками пальцев по ее шее. Кожа на ощупь была нежной, мягкой и очень теплой.
— Ты теперь мой человек, — поглаживая, продолжил я. — Это знак того, что ты под моей защитой, и никто больше не смеет к тебе притронуться и даже поговорить с тобой без последствий.
Затаив дыхание, она слушала меня и вздрагивала от каждого касания.
«Я готова, — вдруг раздался ее голос в моей голове, — если хочешь…»
Однако в голубых глазах было не желание, а причудливая смесь покорности, растерянности и благодарности — вот только сказать «спасибо» можно и проще.
«Мне не нужно, чтобы ты была готова, — так же мысленно ответил я. — Хочу, чтобы ты хотела.»
— Не уверена, что еще могу что-то хотеть, — уже вслух невесело произнесла она.
— Просто мы слишком мало знакомы. Дай себе время.
Моя балерина неожиданно прищурилась.
— Нет же никакого колдовства, которого я не чувствую, но ты при этом на меня используешь?
— Есть, — усмехнулся я, — мое неотразимое обаяние.
Голубые глаза игриво сверкнули, а следом Ника звонко засмеялась, заставляя людей вокруг оборачиваться. Несколько камер загорелись на смартфонах желающих сохранить момент. Все-таки сиять она умела бесподобно — секс-символ столицы как никак. Только не ваш, а мой.
Пообедав, мы покинули ресторан. Оставив на моей щеке поцелуй, Ника вернулась на репетицию, у меня же было очень важное дело в другом конце города. Стоило сесть в машину, как в кармане настойчиво дернулся смартфон.
Глеб: «Я забыл адрес.»
Ну да, адреса всех забегаловок наизусть знаешь, а тут забыл. Конечно, в Синьории же нет самых горячих кисок столицы.
Я скинул адрес.
Я: «И не опаздывай.»
Все-таки нас там ждут. У меня даже приглашение было «уважаемый мессир Павловский». Правда, дальше шло «Григорий Маркович» — но сути дела это не меняло: приглашение пришло два дня назад. Спишем на оплошность и поедем на аукцион.