Из окна открывался вид на ворота и помятый газон во дворе. На стенах поблескивали серебром защитные обереги. Обычно стоило зайти в этот кабинет, как Ульяна сразу успокаивалась — все равно что упасть в его объятия. Однако сейчас все внутри аж звенело от раздражения. Смартфон с досадой полетел на стол, и она крепко зажмурилась, стараясь развидеть увиденное, но оно прочно врезалось в память. Нет, она, конечно, знала, что все эти светские женщины — те еще сучки, но эта была сучкой просто первостатейной, и то, что выложила госпожа Люберецкая в своем аккаунте сегодня, прекрасно это подтверждало. А ведь эта девка знала, что у него есть девушка — вот только вела себя так, будто девушки у него не было, будто на эту роль претендовала сама. Сучка же — не так ли? Но сучка слишком красивая, и это бесило. Секс-символ столицы, икона стиля — да от нее чуть ли не весь интернет слюнями захлебывался. Какого черта! Где они вообще ее нашли? Искали, что ли, по запросу «самая красивая женщина столицы»?
Роскошная, стильная, успешная, популярная — настоящая девушка с обложки, и ведь она и правда была на куче обложек. Всего на полтора года ее старше, но по общему опыту, по суммарному впечатлению казалось, что разница десятилетия. С такой-то внешностью и такой-то карьерой могла вообще найти какого-нибудь графа, князя или принца — но нет, она замахнулась на больше. На ее мужчину!
Пытаясь отвлечься, Уля взяла в руки тряпку и шагнула к книжным полкам, тянущимся вдоль стен кабинета. Костя говорил, что это самое надежное, самое безопасное место в доме, и ей больше всего нравилось здесь быть, потому что только тут эта пятипальцевая зараза не ходила за ней по пятам, мотая нервы по любому пустяку. Казалось, весь его дом хочет выкинуть ее отсюда, как будто вся эта гребаная столица говорит ей, что она для него недостаточно хороша…
Ульяна глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь успокоиться. Затем вытерла пыль с книжных полок, рассортировала кипу бумаг на столе и наконец потянулась к ящикам. Достав шкатулки с перстнями, протерла и там, а затем аккуратно поставила их обратно. Он разрешил ей делать в его кабинет все, заглядывать куда угодно — вот как ей доверяет. Можно подумать, какая-то пафосная балерина будет вообще хоть что-то делать в его кабинете или на его кухне — такие оседают только в спальнях… Поморщившись от мыслей, Уля распахнула следующий ящик и неожиданно обнаружила красивую деревянную коробочку с резными стенками. Внутри лежало овальное зеркало в узорчатой серебряной раме, очень изящное, словно прямиком из какого-нибудь салона для аристократок.
Взгляд поймал собственное отражение, и Ульяна замерла, пытаясь понять, что не так. Вроде те же серые глаза, розовые губы, темные волосы — но тут она казалась себе немного другой — такой, какой видела Люберецкую на снимках в сети. Не потерянной или расстроенной, а боевитой, дерзкой, страстной — настоящей стервой, какой в жизни себя не считала, но какой вполне могла бы быть. Девушка в отражении казалась смелой и сильной, способной отпихнуть эту наглую костлявую руку прочь, без страха шагнуть к свивающейся у его ног змее, и главное заглянуть ему в глаза — в такие родные и такие бесстыжие — и сказать «я согласна хоть на десять сенных девок сразу, но эту выстави!»
Пальчик осторожно провел по серебряной раме, изучая причудливый узор. Какое шикарное зеркало. Зачем прятать такую красивую вещь так далеко?..
Бывало, он еще в постели: к нему конвертики несут…
Вот такой конвертик принесли и мне — правда, не в постель. Какая постель — тут большинство и до крыльца-то дойти не могут. Едва мы вернулись с аукциона, как во двор, чуть опередив нас, неразумно заскочил паренек-курьер. Само собой, его тут же схватили за ногу два гигантских темных пальца, высунувшиеся из тени ворот. Парень завопил так, будто попал в фильм ужасов. А что ты хотел? Вот такое оно мое аномальное невоспитанное чудовище.
Зайдя следом, мы спасли бедолагу от близкого знакомства с газоном. Харон недовольно уполз в дом, а курьер, чуть не начавший заикаться, протянул мне белый с золотыми краями конверт и сбежал. Внутри обнаружилось письмо от нового руководителя труппы Императорского театра, где танцует Ника. Этот уважаемый господин с похвальным благолепием известил, что в театре у меня теперь статус особого гостя — а значит, меня ждут в любое время на любой спектакль и даже зарезервировали за мной отдельную ложу, причем одну из самых виповых на первом ярусе — причем абсолютно бесплатно. Мне оставалось только сообщать, когда я желаю приехать, и меня все будет ждать. «Только пожалуйста, не позднее чем за час до начала спектакля». Так и не хватало приписки в конце: а то придется кого-нибудь ради вас оттуда вынимать. Ой, как будет неудобно. В общем, вот такая благодарность от нового руководителя труппы — видимо за то, что он им стал.
Что ж, отличная возможность познакомить моих красавиц друг с другом.
— Нет, в театр я больше ни на ногой, — заявил Глеб, поднимаясь по крыльцу. — Даже не надейся. Терпеть не могу театры!
— Ты сам меня туда привел, — напомнил я.
— Я всего лишь хотел трахнуть балерину, но теперь ее трахаешь ты. А мне на этой скукоте делать нечего. В театр ты меня больше не заманишь!
Разговаривая, мы вошли в гостиную, где на диване с недавно купленной приставкой сидела Агата и целеустремленно долбила пробегающих по огромному плазменному экрану зомби. А под диваном агрессивно, словно в такт ее ударам, дергал пальцами заползший с улицы Харон. Какая жалость, что нет джойстиков его размеров — но ничего: зато полно людей.
— А где Уля? — я осмотрелся.
— Ушла с молотком в твой кабинет. Злая. По-моему, — подруга на миг оторвалась от экрана, — она хотела разбить свой смартфон.
— И почему?
— Ну не знаю, — ведьмочка ехидно закатила глаза. — Наверное, это надо спросить у госпожи Люберецкой… — и снова вернулась к избиению зомби.
Ну да, еще у тебя я не спрашивал, что надо спросить у госпожи Люберецкой.
Глеб с ходу плюхнулся на диван, пытаясь влезть в чужую игру. Я же направился в кабинет, где на столе лежал молоток, а спиной ко входу у окна стояла Уля и что-то пристально изучала на экране своего смартфона. Дверь со скрипом открылась и закрылась, однако моя прелестница даже не обернулась, словно не услышала ни звука. Гадая, чем она так увлечена, я подошел и заглянул в горящий экран, на котором оказался открыт аккаунт Ники в популярной соцсети — официальный, с почти тремя миллионами подписчиков, с которыми она щедро поделилась снимком. Держа смартфон с камерой одной рукой, другой балерина прижимала к груди подаренный мною букет — причем прижимала удачно, показывая всем своим фанатам приколотую рядом изящную серебряную брошь с моим гербом. А снизу шла приписка «Подарок от дорогого друга».
Словно выйдя из транса, почувствовав меня рядом, Уля вздрогнула и резко обернулась. Взгляд серых глаз поднялся с экрана на меня.
— Как приятно-то иметь дорогих друзей… — проворчала она и затолкала смартфон в карман.
В этот момент я пожалел, что у меня с собой нет еще одного букета — причем раза в два побольше, чем тот, что на снимке. Ульяне в каком-то смысле не повезло: у нас все началось рано, слишком рано. В тот период я еще не думал о конфетах и букетах, так что в этом смысле она немного обделена.
— Собирайся, — сказал я.
— Куда? — не поняла она.
— Едем гулять.
— Вдвоем? — Уля аж подскочила на месте.
Улыбнувшись, я приложил палец к ее губам — хочешь вдвоем, надо говорить тише и вообще желательно вылезти через окно, чтобы игроки в гостиной нас не услышали, и не заметили, и не возжелали присоединиться. Улыбнувшись в ответ, она вскинула голову и закрыла глаза. Я притянул ее к себе и поймал слегка раскрывшиеся губы.
На некоторое время мы будто выпали из реальности, а когда, обнимая друг друга, вернулись, Уля расслабленно пристроила голову мне на плечо. Мой же взгляд вдруг наткнулся на зеркало в витиеватой серебряной раме, прибитое к стене. По крайней мере, это объясняло молоток на столе, а то у меня уже появилось много версий.
— Ты не против, — спросила моя хозяюшка, — если оно будет здесь? Мне кажется, — чуть смутившись, добавила она, — я в нем выгляжу красивее…
Я задумчиво повернулся к зеркалу — тому самому из Лукавых рядов, которое зачем-то заказал отец. Изящная вещица — и, по ощущениям, на этом все. Темноты от него не чувствовалось — от кольца на моем пальце фонило больше. Что по ту, что по эту сторону ровной глади рядом стояла ослепительно красивая девушка — впрочем, как и всегда.
— Ты везде выглядишь прекрасно, — я провел ладонью по ее щеке.
Отвернувшись от отражения, Уля снова прильнула ко мне.
— Хочу провести этот вечер только вдвоем, — прошептала она и потянулась к моим губам.
Ага, конечно, дадут нам провести вечер вдвоем — в этом доме никто не отличается тактичностью. То ли мы целовались слишком громко, то ли все зомби были убиты, но к тому моменту, как мы максимально бесшумно вышли в гостиную, Глеб и Агата уже топтались у двери. Ведьмочка с ходу начала умолять взять ее с собой — причем не меня, а Улю, точно зная, кого ее большие просящие глазки быстрее растрогают. Глеб же просто стоял рядом и лыбился, прекрасно зная исход. После такого для полного комплекта осталось только позвать Дарью.
Однако наша мадам неожиданно отказалась, заявив, что у нее есть другие дела. Она последние несколько дней вообще была какая-то странная, и происшествие с бывшим хозяином клуба тут ни при чем. Хотя, конечно, за это она нам выписала — но доказательства есть? Доказательств нет. А Синод не действует без доказательств, только мозг пилит.
Вчетвером мы приехали в огромный торгово-развлекательный центр с кучей магазинов, кинотеатром, кафешками, фонтаном с живыми рыбками и круглой стеклянной крышей, под которой находилась оранжерея. Именно там, как сообщалось в ярком рекламном плакате у входа, продаются лучшие свежесрезанные букеты столицы, один из которых Уля сразу же и получила.
— Самые красивые цветы столицы для ее самой красивой девушки, — сказал я, вручая ей хрустящую упаковку.
— Спасибо, дорогой друг, — усмехнулась моя прелестница, однако очень бережно прижала цветы к себе. — Осталось поделиться ими с миллионом моих фолловеров.
— А у тебя они есть? — не поняла сарказма Агата, которая уже сжимала в одной руке коктейль, а в другой мороженое. Всем свои подарки.
Вдвоем нам удалось остаться только коробку куриных крылышек спустя. Явно не наевшись, Глеб и ведьмочка взяли гигантское ведро попкорна и направились смотреть какой-то ужастик. Мы же, отказавшись от этого удовольствия, остались у перил на одном из последних этажей, глядя на людей внизу, казавшихся маленькими и суетливыми.
— Хочу, — сказал я, убирая темную прядь, упавшую на ее лицо, — познакомить тебя кое с кем.
Уля на миг поджала губы, прекрасно поняв с кем.
— Думаешь, надо? — тихо спросила она.
— Что тебя смущает?
— А о чем нам разговаривать? Между мной и ею пропасть, — следом раздался вздох. — Она прима Императорского балета, светская женщина. Она блистает на всю столицу… А я выросла в деревне с коровами и козами.
И мной — и вот об этом точно не стоит забывать. Не у всех есть такой козырь.
— Она одна из самых красивых женщин столицы, — снова вздохнула Уля.
— Одна из самых. Но не самая, — я отодвинул ее локоны и поцеловал шею.
Моя красавица, помедлив, улыбнулась.
— Хорошо, — после паузы сказала она. — Только дай мне немножко времени, чтобы я сама была готова к этому. Внутренне…
И как же ты будешь готовиться внутренне? Сидеть внутри дома со смартфоном, изучать ее фотографии и все больше увеличивать свою воображаемую пропасть?
— Хорошо, — кивнул я. — Но на днях мы с тобой пойдем в театр.
Серые глаза слегка прищурились.
— Хочешь показать ее мне в минуты триумфа?
— О каком триумфе речь? — уточнил я.
— Она будет на сцене, ей будут аплодировать сотни, может, даже тысячи…
— И пока все эти люди будут аплодировать ей, тебя будут целовать я, — для наглядности я снова поцеловал ее в шею. — Чей это будет триумф?
— Да мне даже в этот театр нечего надеть, — привела Уля последний довод. — На ее фоне я буду смотреться просто бледно…
— Ну, это легко исправить.
Приобняв, я потянул ее в бутик неподалеку, чью витрину она украдкой рассматривала еще в самом начале прогулки. В просторном зале играла легкая музыка, а пахло так, будто пол тут мыли исключительно духами. Зеркала же, висевшие на каждой стене, позволяли любоваться шагающей рядом красавицей сразу со всех ракурсов. Уля осторожно потянулась к ближайшему ряду сверкающих вешалок, взглянула на ценники и торопливо отдернула руку.
— Дорогой магазин, — прошептала она. — Может, пойдем отсюда?
— А может, сделаем тебе подарок?
Девочка-консультант, оценив опытным взглядом стоимость Улиного букета и прикинув, что щедрые господа захотят потратиться и здесь, мгновенно подскочила к нам.
— Чем могу помочь? — сияя улыбкой, проворковала она.
Растерявшись, моя спутница еще крепче прижалась ко мне. А ведь даже к такой мелочи внутренне не подготовишься — только внешне, открывая дверь за дверью, переступая пороги и донося свои потребности до других.
— Нужен вечерний наряд, — ответил я за нее. — Подберите что-то столь же красивое, — и показал на Улю.
Оглядев мою вспыхнувшую красавицу, сотрудница бутика охотно кинулась к рядам одежды и вскоре закатила вешалку с платьями в примерочную — довольно вместительную, с бархатной шторой, мягкой софой и зеркалами в пол по всему периметру. В Родном поле у прислуги спальни меньше, чем здесь одна примерочная.
— Ты же поможешь мне с выбором? — моя спутница кокетливо затянула меня внутрь.
— Вам подобрать туфли? — деловито уточнила сотрудница.
На этот раз Уля охотно ответила сама.
— И не спешите, — бросил я вслед работнице и задернул штору.
Моя развратница игриво оглядела меня, положила букет на софу и, сев рядом, притянула меня за бедра к себе.
— Раз ты сегодня делаешь мне подарки, — изящные пальчики потянулись к моему ремню, — то я просто обязана тебя отблагодарить…
И облизала губки, явно собираясь устроить минутку триумфа и мне. Обожаю, когда девушки хотят быть благодарными.
В торговом центре было шумно, людно и очень суетно, но картинка все равно оставалась четкой — его летающие глаза никогда не подводили. Тварь неуловимой тенью лавировала среди толпы, и ее никто не замечал — потому что все они слабаки, не имеющие его силы. Что этот щенок способен противопоставить, кроме своего наследственного гонора? От собак-то тогда еле сбежал — а все туда же.
Летучие глаза ловко обогнули очередную жирную мамашку с орущим выводком, двигаясь за парочкой, которую то и дело отделяла гудящая толпа. Однако эти двое — парень и девушка с брендовыми пакетами в руках — шли расслабленно и неспешно, обнимаясь и перешептываясь. Он что-то говорил, а она заливисто смеялась.
А это и правда смешно: Волкодав был одиночка, а его щенок таскает за собой свою сучку. Прижимается к нему, в глаза заглядывает, потирается бедром, как во время течки. Красивая, очень даже, породистая. У его отца тоже было много красивых — не понятно почему. Хотя чего уж там, понятно: эти сучки любят кобелей. Их таких даже не жалко.
Картинка покачивалась вслед за девичьими бедрами в узких синих джинсах, на которых по-хозяйски устроилась мужская ладонь. И вдруг в глаза бросилась еле различимая Темнота, тянувшаяся шлейфом за девчонкой — которую не то что обычному человеку, даже сильному колдуну не заметить. А вот его летучие глаза увидели — они-то способны на большее. Девица вся была окутана тонкой, как траурная вуаль, черной дымкой — это выглядело практически приглашением. Удивительно, как с этой меткой она вообще дожила до таких лет. И как ни одна тварь еще не сожрала?
— Так что все-таки хочешь на ужин? — проворковала девчонка.
К летучим глазам прилагались даже уши.
Павловский что-то шепнул ей в ответ, что уже не удалось разобрать в шуме торгового центра. Она опять звонко засмеялась — теми самыми губами, которыми недавно ублажала его. Ну радоваться-то им теперь недолго. После того, что этот щенок себе позволил, он еще очень пожалеет! Гончая такого не прощает.
— Да у меня сейчас мозги взорвутся, — ныл в кресле напротив мой полудурок.
Да было бы чему взрываться.
— Хватит болтать, — пресек я его попытку смыться, — и сосредоточься.
— Да я на работе устал…
Ага, видел я, как ты устал: приехал после обеда весь взъерошенный, пропахший женскими духами, с помадой на воротнике — причем разных оттенков. Всем бы такую работу. А вот у меня утро прошло по-другому: не успел я допить кофе, как позвонил встревоженный Савелий со своим фирменным «мессир, у нас проблемы». Оказалось, что у него всего лишь не сошелся баланс — так как один из покупателей решил, что новому мессиру Павловскому за скверну можно не платить. На телефонные звонки он тоже решил не отвечать, вследствие чего мною был совершен визит вежливости в его дом. Умник оказался колдуном и гостю был не рад — так что сразу у ворот на меня накинулись две его аномалии.
Хотя в данном случае «аномалии» — слишком громкое слово. Тут были два итога неудачных экспериментов над ни в чем неповинными овчарками. Морды и передняя половина туловищ и сейчас остались обычными, а вот задницы и хвосты самопроизвольно исчезали в тени, где следом застревало и все остальное. Зрелище было не устрашающим, а жалким. Не умеешь делать аномалий, не берись — а так только собак испортил. Лая и кидаясь, эти несчастные твари словно сами напрашивались, чтобы я их убил — но зачем доставлять им такое удовольствие? Пусть живут и мучаются, раз хозяин у них дебил. Я же просто окутал себя дымкой и прошел мимо — а после хозяина клуба и новых сил от Темноты получаться она стала сама собой довольно густой и плотной. В принципе, сильная аномалия ее бы могла пробить, но точно не эти недопсы — и пули бы тоже пробили. Однако бледный хозяин дома встретил меня на крыльце не с пистолетом, а с чековой книжкой в руках и извинениями на устах. После чего с уст они перекочевали в еще одну строчку на чеке — за срочный выезд мессира Павловского на дом, так как мне не слишком нравится решать лично то, что можно утрясти по телефону.
Затем я вернулся домой, думая о дымке и размышляя, чему бы поучиться еще. Видя, что хозяин в настроении для саморазвития, мой поганец торопливо спрятался под диван. Мозги этот зачаточный разум использовал эффективно только в двух случаях: ища, кого еще унизить, и смываясь от меня. А вот другому поганцу прыти не хватило — и как только в доме появился Глеб, он был сразу же затащен в мой кабинет в качестве подопытного. Спасибо книге, которую я купил на аукционе и в которой действительно обнаружилось нечто достойное.
— Сказки мне не рассказывай, — оборвал я поток его нытья, — а просто возьми и сосредоточься. И вспомни наконец что-нибудь приятное.
— Приятное? — прищурился друг в кресле напротив.
А следом откинулся на спинку и закрыл глаза. Я тоже закрыл, пытаясь сконцентрироваться на его душе и поймать ее воспоминания. Книга детально описывала, как это сделать. Оказывается, у своих душ я могу напрямую читать воспоминания — смотреть их, как кино с экрана. И это только первая часть — если прокачаться, я смогу и больше.
Его душа, которую я аккуратно мысленно прокрутил, вдруг дрогнула, а затем перед сомкнутыми веками замелькали картинки, не очень четкие, размытые, но вполне различимые. Этакие слайды с обнаженной охающей девчонкой, чьи голые бедра крепко сжимали знакомые татуированные руки. Хорошо хоть, все остальное в кадр не вошло.
Развеяв изображение, я открыл глаза и взглянул на моего полудурка в кресле напротив, с ухмылкой пускающего мне это личное видео.
— А что-нибудь другое можешь?
— Да тебе не угодишь! — приподнимая веки, фыркнул он. — Может, это вообще лучшее воспоминание моей жизни!
— Ты хоть имя ее помнишь?
— Ладно, держи новое, — он перестал ухмыляться и зажмурился.
Следом глаза закрыл и я, снова концентрируясь на его душе и мысленно поворачивая ее внутри себя, как хрустальный шар, чтобы получше увидеть. На этот раз картинка вышла намного четче. Глеба тут уже не было — только обнаженные женские тела, целый хит-парад прелестей всех форм и размеров, запущенных в мой мозг. Я будто просматривал порносайт.
— А нормальных у тебя нет? — открыв глаза, я взглянул на его ехидную лыбу.
— Я, можно сказать, и так ради тебя на работе выходной взял, — парировал друг.
Ты выходной взял, чтобы импотенцию с такой работой не словить.
— Знаешь, как я там сегодня устал, — довольно протянул он.
Устал? Ну давай посмотрим как. Я снова закрыл глаза и немного надавил на его душу, заставляя вращаться — уже не прося, а вытаскивая недавние воспоминания.
— Ай! — возмутился Глеб.
Перед сомкнутыми веками услужливо замелькали картинки: его кабинет, задернутые шторы, сдвинутые со стола бумаги и секретарша, занявшая их место.
— Конечно, это очень утомительно, — открывая глаза, с иронией заметил я.
— Да это просто перерыв был, — отозвался мой полудурок, потирая виски. — Остальное время я работал.
— Ну а теперь дай поработать и мне.
— Только я уже сам, — он торопливо зажмурился.
На этот раз стоило мне слегка провернуть его душу, как она словно открылась сама в ответ — давая сочную картинку теплого летнего дождя, бьющего по коже, и мокрой травы, цепляющейся к босым ногам. Рядом по лугу носился мальчишка лет десяти, в котором я узнал себя. Пиная мяч, мы с хохотом передавали его друг другу. Далекое забытое воспоминание, оказавшееся общим, следом всколыхнулось и во мне — такое живое, будто теплые капли дождя все еще лежали на коже. Когда я открыл глаз, Глеб с задумчивым видом сидел напротив.
— Хорошее время было, да? — спросил он.
Я молча кивнул.
Пару мгновений мы провели в тишине, а потом друг внезапно заерзал в кресле.
— А это зеркало тебя не напрягает? — спросил он, кивая на витиеватую серебряную раму на стене.
— Что, хочешь закончить пытки? — с иронией уточнил я.
— Да не, — отозвался Глеб, — я серьезно. Такое ощущение, что я себя в нем не вижу…
— Отражение, что ли, не видишь? Как вампир?
— Не, все вижу, просто как будто бы меня в нем нет. Короче, я не могу это объяснить. Просто вдруг стало некомфортно…
Поднявшись, я подошел к висящему на стене зеркалу и вгляделся в наши отражения, довольно ясные и четкие. И совершенно обычные.
— Я тебе вижу. Ты себя видишь?
— Ну я тоже себя вижу, — отозвался Глеб. — Но не знаю, какая-то странная ерунда. В общем, оно меня напрягает.
Одного напрягает, другой нравится — вы, если что, в доме колдуна, и вещи тут соответствующие. Вон портрет в гостиной вообще ухмыляется — это тебя не напрягает? Ладно, с зеркалом еще разберемся — отец его явно заказал не просто так.
Глеб же, видимо, решив отвлечься на что-то приятное, замер у окна, изучая холмы по ту сторону ворот. Да, у нас посреди высохшего болота с недавних пор появились два упругих холма, загоравшие без одежды чуть ли не каждый погожий день.
— Интересно, она их колдовством поддерживает, или это медицина какая? — задумался друг, рассматривая нашу новую соседку, любившую принимать солнечные ванны топлес. — Может, мне ее в клуб позвать работать?
Вряд ли эта ведьма к тебе пойдет. Близняшка, пару дней назад переехавшая вместе с сестрой в соседний дом, словно почувствовала наши взгляды и картинно перевернулась на живот, открывая вид на еще два холма с полоской стрингов посередине. Пока Анфиса шарилась по всяким помойкам, пытаясь что-то там доказать суровому миру колдунов, Василиса вовсю наслаждалась данным ей природой богатством и постоянно спорила на эту тему с сестрой, которой не нравилось, что та светит точно такими же, как у нее прелестями.
Собственно, из-за Анфисы они сюда и переехали: папа выставил моего нового бизнес-партнера из дома, когда узнал, что та принесла место скверны не ему, а мне. Однако выставил любя — снабдив деньгами ее близняшку, на которые девочки и сняли дом по соседству.
— Потому что тут самое дешевое жилье, — заявила мне Анфиса. — Никаких больше причин!
Тоже, конечно, непорядок — жилье в окружении мессира Павловского должно быть дорогим. Ладно, и с этим моментом тоже разберемся.
С роскошного холмистого пейзажа мой взгляд плавно сместился в сторону наших ворот, у которых замер человек с кожаным портфелем под мышкой, вытаскивая из кармана смартфон и не спеша входить в дом колдуна без предупреждения — потому что был умным. Наш старшенький вообще в семье считался самым умным, а еще ответственным и очень трудолюбивым. И как все умные ответственные трудоголики приезжал к нам обычно с одной целью.
— О, Сеня, бухать приехал! — бросил сквозь открытое окно Глеб.
Хотя повод, конечно, всегда был другой.