Кукла и ее хозяин

Ep. 05. Самая красивая женщина столицы (V)

— Потому что таких, как ты, Павловский, в приличное общество не пускают…

Голосок был таким же писклявым, как и в детстве, хотя его обладатель за прошедшие годы изрядно вырос. Задирая одновременно нос и подбородок, за моей спиной культурно топтался бывший одноклассник из столичной гимназии, куда в целях светского образования меня запихнул дед. Вот только имя этого щеголя я не помнил. Лишь фамилию — Рокотов, сын статского советника. Больше тут не имелось ничего примечательного.

«Это кто?» — Глеб мигом отвлекся от выбора костюма.

«Представитель приличного общества,» — пояснил я.

«По-хорошему или сразу как обычно? — мысленно уточнил друг. — Как там в приличном обществе принято?»

Не помню точно, что этот умник делал в гимназии: раскатывал губу или задирал нос — но что-то из этого я ему разбил. Судя по всему, понимать по-хорошему он так и не научился. Как прискорбно-то, когда тушка выросла, а мозги — нет.

— Слушай, Рокотов, — я перехватил не в меру дерзкий взгляд, — не помню, как тебя там зовут…

— То есть не помнишь? — аж взвился он. — Меня не помнишь?

Ну да, это же я тебе что-то разбил, а не ты мне — чтобы помнить. Видимо, и хрупкое эго в процессе задел — до сих пор вон подчинить не можешь.

— Шел бы ты обратно в свое приличное общество, — посоветовал я. — К тебе туда никто и не ломится.

— Да что ты вообще забыл в столице! — нахохлился он. — Думаешь, ты здесь хоть кому-то нужен? Ты даже близко не твой отец!

Вот за это в детстве он и получал по лицу: болтал много, забрызгивая пространство словами как слюнями.

«Вот же фрукт,» — прищурился Глеб.

«Просто фрукт еще не понимает, что фруктом быть лучше, чем овощем.»

Пожалуй, дам короткую демонстрацию — в честь старого знакомства. Я послал всего одну мысленную команду — и моя тень мгновенно зашевелилась, расширяясь кольцами, прокрадываясь по полу, сплетаясь вокруг ног болтающего дурачка. Миг — и, став чуть осязаемее, кольца резко сжались и уронили его на пол, будто он сам шагнул вперед со связанными шнурками. Оставшись незамеченным, темный хвост плавно исчез в моей тени, которая тут же уменьшилась в размерах. Чисто сработано, крошка.

— Опять эти фокусы, Павловский! — буркнул с пола бывший одноклассник, явно переживая дежавю.

— Мессир Павловский, — поправил я, глядя на него сверху вниз, как и смотрел обычно. — Очень советую не путать детские игры и взрослые разборки. Вторые могут быть гораздо больнее.

Он открыл рот, чтобы вякнуть что-то еще.

— И гораздо смертельнее, — чуть проникновеннее добавил я. — На случай, если ты мазохист и боль тебя не пугает.

Захлопнув рот обратно, Рокотов вскочил и, возмущенно топая, ринулся к двери.

— Я это так не оставлю! — уже на самом пороге пообещал он.

А может, и правда мазохист? Я взглянул в его сторону, и все приличное общество стремительно растворилось за дверью, избежав добавки. В детстве этот смельчак улепетывал точно так же.

— А прикинь, — фыркнул Глеб, провожая глазами убегающую фигуру в окне, — если он сделку с Темнотой заключит, чтобы это так не оставить.

— Это не так работает, — я вернулся к примерке часов. — Темнота предпочитает одержимых, он же нарывается скуки ради. Вот ты бы пожертвовал своей душой, чтобы просто кому-то напакостить?

А разбитый в детстве нос — по-моему, это все-таки был нос — того точно не стоит.

Затянув бабочку, я надел пиджак и в последний раз взглянул в зеркало. Вид был вполне светский — дед бы во всяком случае одобрил. Собравшись, я вышел из комнаты в пустой коридор. Глеб еще возился у себя, то и дело из-за его двери раздавались недовольные охи, будто залазил не в костюм, а в доспех. Не став вмешиваться в процесс, я спустился в гостиную, в самом центре которой на новеньком диване сидела Дарья и что-то задумчиво рассматривала на смартфоне — настолько погруженная, что даже не услышала мои шаги. Весь ее экран занимало незнакомое мужское лицо, самым выразительным в котором были лазурно-голубые глаза, словно их выделили специально для большего эффекта. О, надо же — нашу мадам интересуют мужчины, а то я уж думал, что она святая дева своего Синода. Не так уж все и безнадежно.

— Кто это? — спросил я.

Дарья подскочила на месте, только сейчас заметив, что больше не одна.

— Вообще-то заглядывать в чужие телефоны нетактично, — заявила она, спешно заталкивая смартфон в карман.

— Примерно так же, как и в чужие книги, — напомнил я. — Что прячешь? Неужели сайт знакомств?

Хотя, если искала быстрого секса, могла обратиться и к Глебу. Он уже сотню раз изъявил желание ей с этим помочь.

— Это никто, — отрезала наша мадам.

Однако щеки слегка заалели, разжигая мое любопытство.

— А правда, — я оглядел ее внезапный румянец, — есть у тебя кто? Друг, парень, жених?

Вместо ответа она крепко поджал губы.

— Собака? Кот? Рыбки в аквариуме?

— Я не буду отвечать на это, — проворчал наш Святейший Синод. — Даже не рассчитывай!

— Так он не для себя, — вбросил Глеб, спускаясь по лестнице. — Может, для меня…

Рука Дарьи мигом улетела к лицу.

— Если по отдельности каждого из вас еще хоть как-то можно переносить, то когда вы вместе…

Друг тем временем спустился в гостиную — в купленном сегодня светлом костюме и темной рубашке. Даже бабочку нацепил — хоть и криво, но нацепил. Но главное — ни одна татуировка не прорывалась наружу. Увидь дядя Николай это чудо сейчас, он бы прослезился от умиления — оказывается, и его младшенький может прилично выглядеть, если поднапряжется.

— Ну как мы? — спросил Глеб, крутанувшись на месте.

— Теперь вы похожи на аристократов, — изрекла Дарья, оценивающе переводя взгляд с него на меня.

Ах, какой изящный комплимент. Мы с ним даже усмехнулись.

— И еще больше будете похожи, — продолжила она, — если не доставите там никому проблем.

— И кому, по-твоему, мы можем доставить проблем там? — полюбопытствовал я.

Ее глаза вновь прошлись между нами — только уже не оценивающе, а скептически.

— Вы двое? Да кому угодно…

Всегда приятно, когда кто-то в тебя верит. Если уж так хотела, чтобы мы никому не доставляли проблем, могла бы пойти с нами — тем более мы звали. Но наша мадам отказалась, заявив, что не в настроении для искусства — могла бы и честно сказать, что не любит балет и боится уснуть.

Оставив Дарью коротать вечер в компании неизвестных голубых глаз, мы поехали в театр. У ворот заблаговременно ждал наш спорткар, который после доплаты за срочность доставили из ремонта прямиком к дому. Тачка выглядела безупречно, аж сияя новизной — о столкновении с Александровской колонной сейчас напоминала только выписка с банковского счета.

— Светские львы прибыли на охоту, — возвестил Глеб, когда мы добрались до цели.

— Убери этот пафос, — я распахнул дверцу. — Лично я просто на балет пришел.

Поправив уезжающую на бок бабочку, он вытащил из багажника огромный букет, который купил по дороге. Не скажу, как насчет львиц, но парочку коров накормить этим веником точно можно.

На входе нас встретил работник театра и с услужливым видом проводил в ложу на первом ярусе. Стоило усесться, как нам тут же подали шампанское — место на вечер было забронировано для важных гостей, которых тут готовились ублажать по полной программе. И хотя сами гости поменялись, программа осталась неизменной — поскольку абы кого на такие места не сажают. В ложу Императорского театра вообще невозможно купить билеты, если ты не дворянин — причем чем ниже ярус, тем выше статус. Мы же сейчас сидели на самых престижных местах, обзор с которых открывался просто отличный — не только на сцену, но и на зал.

Театр — это светский зоопарк, где по тому, как ты выглядишь и где сидишь, общество решает, кто ты: хищник или травоядное. Едва мы расположились в креслах, как с десятки биноклей, сверкая стеклами, сразу же навелись в нашу сторону, рассматривая, кто мы и что из себя представляем. В пронесшемся по ярусам шепоте я с легкостью уловил свою фамилию. Хорошо же отец потрудился, делая ее известной. Часть взглядов сразу потухла и опустилась на колени вместе с биноклями. Остальные же, чуть посмелее, продолжали дотошно изучать нас, будто ища, к чему придраться — но, судя по вскоре наступившей тишине, так и не нашли. В общем, не зря мы нарядились.

— Начало мне уже нравится, — беспечно заявил рядом Глеб, потягивая лопающиеся пузырьки из бокала. — Билеты на балет стоят как в хороший стрип-клуб, я ожидаю зрелища не хуже.

Ладно тебе, нам они вообще бесплатно достались — так что можешь понизить ожидания.

Наконец после третьего звонка потух свет и поднялся занавес, из оркестровой ямы прогремела музыка, и все любопытство с нас переключилось на сцену. Я тоже откинулся на спинку кресла, ожидая появления примы. Если она хоть на треть окажется так же хороша, как на журнальной обложке, то скучать не придется.

Глеб рядом на удивление не уснул — ни в первом акте, ни во втором после антракта, за время которого мы тщательно исследовали местный буфет. Наоборот, после пары бутербродов с икрой лишь еще голоднее провожал глазами изящные женские фигурки, объявив, что балет — приятное разнообразие стриптизу. Ага, а если бы они еще и раздевались под прыжки и фуэте, тут бы вообще были аншлаги — из таких ценителей, как ты.

Сама прима, чье первое па было встречено бурными овациями зала, тоже не разочаровала. Звезда и правда оказалась великолепна, восхищая и грацией, и гибкостью, и глубиной эмоций, которые передавала без слов. Она металась по сцене как маленькая птичка по клетке — беспомощно и одновременно до безумия чувственно. Смотреть на нее было невероятно приятно. В одно из таких мгновений я вытянул из кармана смартфон и сделал снимок, запечатлев момент, когда она, как заводная куколка из шкатулки, совершала пируэт.

— Ты же обычно не делаешь фотки тех, кого не трахаешь, — влез Глеб. — Что, даже тебя проняло?

Я покосился на его букет, лежащий сразу на двух сидениях за нами — на одно этот веник не поместился. Вот как кто-то подготовился к встрече с секс-символом столицы.

— Даже не думай, — быстро произнес друг. — Букет мой!

— Реально понесешь?

— А что? Вдруг удастся познакомиться. В гримерку пустит…

— Ага, — усмехнулся я, — прямо со сцены заметит, какой ты классный, и позовет к себе в гримерку.

— Это столица, — со встречной усмешкой отозвался он, — тут все возможно! К тому же там в букете еще и записка есть с моим номером.

Тем временем местная икона стиля совершала поворот за поворотом, словно готовясь сорваться с места и взлететь, под полную тишину восхищенной публики. Тысячи глаз — или сколько их тут в театре — неотрывно следили за ней.

— То есть ты думаешь, — уточнил я, — что вот такая женщина даст просто за букет?

— Главное же внимание, — отозвался Глеб.

— По-твоему, ей не хватает внимания?

В этот момент фигурка замерла, грациозно вскинув руки, и зал взорвался аплодисментами. С десяток роз полетели на сцену к ее пуантам.

— Не сбивай настрой, — отмахнулся друг. — А букет вообще-то роскошный!

— Ну удачи.

Сразу после спектакля Глеб все-таки поперся к ее гримерке, пробираясь сквозь покидающую театр толпу.

— Не делай вид, что тебе не интересно, — фыркнул он, пробивая дорогу цветами. — Я же тебя отлично знаю!

— О да, мне очень интересно посмотреть, как ты будешь позориться. Люблю на это смотреть.

В поисках ее гримерки мы немного поблуждали по коридорам, где висели фотографии с примами разных лет. Ника Люберецкая была и здесь на самом видном месте — гораздо в более пристойном виде, чем на глянцевой обложке.

— Мы к приме, — Глеб с важным видом обратился к работнику театра. — Куда идти?

Не удивившись вопросу, тот повел нас по запутанным внутренностям театра — любезно и обстоятельно, будто экскурсовод, сопровождающий нас к главной местной достопримечательности. А чего билеты и туда не продают? Могли бы собирать кассу не меньше, чем с основного действа. В коридоре перед искомой дверью с золотой табличкой обнаружилась длинная очередь поклонников — причем одних мужиков. Все с цветами, все рвались вперед — от совсем еще юнцов до еле стоящих на ногах стариков. Надо же, сколько жителей столицы надеются, что секс-символ столицы даст за букет.

— И что, реально будешь стоять? — отвернулся я.

— А чего такого? — пожал плечами друг.

Да ничего — просто к тому моменту, как дойдет твоя очередь, у примы уже начнется аллергия и на букеты, и на их дарителей.

Неожиданно из глубины коридора, где были гримерки звезд поменьше, появился наш недавний знакомый — княжеский сынок Алексей Вяземский, в крайне довольном, но при этом помятом виде. Смокинг расстегнут, рубашка выбилась из брюк, а бабочка вообще торчала из кармана, словно ему, бедняге, только что пришлось впопыхах одеваться. Он заметил нас и удивился примерно так же, как и мы ему — на особого любителя балета этот мажор не тянул.

— Еще один театрал, — хмыкнул я. — Что, пришел насладиться искусством?

— Ну почти, — ухмыльнулся он в ответ. — Я тут одну балерину трахаю.

— Люберецкую? — мигом заинтересовался Глеб.

— Не, конечно, не Люберецкую, — мотнул головой тот.

— Что, настолько недостижима? — с иронией уточнил я.

— А вы чего тут ловите? — прищурился Вяземский. — Госпожу Люберецкую, насколько я слышал, интересуют мужчины постарше и посолиднее.

Ага, даже термин специальный есть для таких благодетелей — папики. Такие дарят не букеты, а сразу машинки.

— Так что тут точно нечего ловить, — подытожил мажорчик, заправляя рубашку в брюки.

Оно и заметно, как ты тут ничего не поймал.

— И чего, — насел на него Глеб, — каково это, трахать балерину?

— Да обычно. Ничего особенного.

— Это потому что ты не приму трахаешь, — с сарказмом заметил я.

— Так и ни один из вас ее не трахает, — парировал Алекс. — Может, уже поедем туда, где девочки подоступнее? Знаю клуб, где у некоторых такая растяжка, что даже Люберецкая позавидует…

Что-то сомневаюсь, что звезда императорского балета позавидует танцовщицам гоу-гоу. Но он сказал два ключевых слова — «девочки» и «доступнее» — так что Глеба не пришлось уговаривать. Сообразив наконец, что тут ничего не светит, друг оставил букет работнику сцены с указанием обязательно передать приме. Втроем мы покинули театр и отправились исследовать, что такое развратный Петербург, проводником по которому с радостью вызвался Вяземский. Что ж, сравним, чем его разврат отличается от нашего.

Привез он нас в «Золотую ложку» — пафосное заведение, куда нам не удалось пройти в прошлый раз. Как и тогда, сейчас у входа стояли два ряженых лакея, а двери были гостеприимно закрыты, приоткрываясь лишь для своих. Но в этот раз и мы оказались в числе своих. Несмотря на громкое название, клуб внутри не удивлял. Гигантская хрустальная люстра в центре зала, позолоченные круглые столики, обтянутые золотистым бархатом диванчики, сверкающая позолотой обшивка стен — все было дорого, кричаще дорого, но при этом без особого вкуса. Как сказал наш проводник, интерьер декоратор позаимствовал из будуара императрицы — видимо, взял все, что блестело, и добавил к этому еще больше золота, оправдывая название.

Не успели мы сделать и пары шагов, как воздух вокруг аж загустел от кокетливого хлопанья десятков нарощенных ресниц. Накачанные губы, грозясь с шумом схлопнуться, натянулись в улыбках, силиконовые шары чуть не выкатились из платьев навстречу. Соски тут были пафоснее, чем весь интерьер вместе взятый. Такое чувство, что за годы тренировок у местных девиц развилось рентгеновское зрение, благодаря которому они даже издалека могли залезть гостям клуба в кошелек и пересчитать, сколько внутри купюр. И если, по их мнению, средств было достаточно, то девичьи глазки загорались словно счетчик в такси, предлагая их вовсю обкатать. Вот только ни один из предложенных вариантов пока не вызвал подобного желания — слишком много тюнинга, на мой вкус. Миновав основной зал, втроем мы поднялись на второй этаж, где располагались столики вип-зоны.

— Я угощаю вас с ужином. Не спорьте, — заявил Вяземский, усаживаясь. — Я все еще твой должник, — поймал он мой взгляд.

Да кто же будет спорить, когда так рвутся возвращать долги.

Официанты расторопно заставили стол дегустационными сетами, тарталетками с морепродуктами, строганиной, тартарами из говядины и тунца, а под конец принесли копченые свиные уши. Подкачали только ложки, которые, несмотря на название заведения, были весьма обычными, однако наслаждаться ужином это не помешало. Деликатесы отлично пошли под разговор. Княжеский сынок оказался таким же тонким ценителем искусства, как и Глеб, и на балет притащился, только чтобы трахнуть балерину. Разоткровенничавшись, он тоже посетовал на духоту своего смокинга. Неудивительно, что идея Глеба с безрукавкой мигом нашла поддержку — вот так деревенщиной может отказаться даже тот, кто ни разу в деревне не был. Ну а дальше, закатав рукава, эти двое, как две макаки, начали сравнивать свои тату. Наш мажор тоже оказался весь изукрашен.

— А это что за татушка? — друг кивнул на три связанных витиеватым узором кружка, начинающиеся сразу за ремнем часов на запястье.

Два были пустыми, а один раскрашен такими же витиеватыми крючками. Однако добивание явно шло дополнительно — узор внутри был чуть ярче основного контура.

— А это моя любимая, — довольно отозвался Вяземский. — Счетчик дырок принцессы.

— Чего?

— Ну вот смотрите, — охотно пояснил он, — тут три отверстия. Одно я уже занял, а два добью по ходу. Как побываю в них, так и добью. Тот еще челлендж, скажу я вам: каждая новая дырка дается все с большим трудом. Будто уровень в игре беру. Но я планирую побывать во всех.

Ну надо же, он тут прямо купоны собирал с какой-то принцессы — видимо, чтобы потом всю жизнь смотреть и гордиться своими достижениями.

«А у тебя таких глубокомысленных тату нет,» — прокомментировал я.

«Так я и не жду, — парировал Глеб. — Я все сразу пробиваю.»

— И у какой принцессы? — уточнил он уже вслух.

— Так я вам и сказал, — Вяземский бережно закатал рукав. — Их пять — сами гадайте.

Было бы, над чем гадать. Двадцать пять лет назад император заключил династический брак, который был всем хорош, кроме лица императрицы. Так что получившихся принцесс сложно назвать первыми красавицами — их вообще сложно назвать красавицами. Но любители, как я вижу, находятся.

— Замуж ее за меня вряд ли выдадут, — продолжал разглагольствовать наш мажор. — Принца какого-нибудь французского найдут или немецкого. А вот трахнуть ее первым вполне возможно. Надо только время и место подогнать, чтобы ни один из папочек не помешал…

— А мне вот отец не запрещает трахать тех, кого хочется, — ехидно вставил Глеб.

— Потому что ты не хочешь трахнуть принцессу, — наставительно отозвался Алекс. — А вот хотел бы, были бы те же проблемы.

Да нет, явно не те же.

«Может, и мне принцессу найти? — тут же задался вопросом друг. — Вот батя удивится, если я привезу принцессу из Зимнего дворца в Родное поле. Все как в сказке будет!»

«Вряд ли получится. Если забыл, к Зимнему дворцу нам настоятельно рекомендовали не приближаться.»

— О, — вдруг оживился Вяземский, повернув голову к лестнице, — заявился!

К столику бодро шагал его приятель, который был с ним в машине в вечер нашего знакомства.

— А это Ярик, — пояснил наш мажор. — Он знает все злачные места столицы. А еще он колдун.

Вот только таких позитивных колдунов я еще не видел. Этот спешил к нам аж сияя весь, будто летел навстречу к лучшим друзьям, с которыми его разлучила несправедливая судьба, и вот наконец-то они снова вместе.

— Ну что, парни, — с ходу выдохнул он, — хотите развлечься по-настоящему?..

А в следующем эпизоде самая красивая женщина столицы наконец появится вживую ;) Правда, эпизод будет называться по-другому — «Развратный Петербург». Встретимся в ночь с четверга на пятницу после полуночи!