Кукла и ее хозяин

Ep. 03. Самая красивая женщина столицы (III)

— Говорят, аж печь визжала, когда Волкодав горел… — донеслось из-за ближайшего угла с разноцветными лавками, предлагающими защитные обереги на все случаи жизни и смерти.

— Тихо! — шикнули следом, когда мы за этот угол свернули. — Сын его идет…

Два лавочника в узком проулке Лукавых рядов, где продавали скверну, торопливо мне поклонились.

— Мессир Павловский…

Я коротко кивнул в ответ и прошествовал дальше.

— Говорят, — донеслось уже из-за спины, едва мы с Глебом свернули за еще один угол, — Змееуста до горстки пепла высушил…

— И кто он теперь, новый Волкодав?

— Говорят, даже хуже… Подчищает за отцом…

Следом один из собеседников нервно выдохнул, видимо, вспоминая, не было ли у него долгов перед прежним мессиром.

Всегда поражался скорости сплетен: важную информацию в чужие мозги надо вдалбливать, а сплетни залетают в уши и будто сами застревают среди извилин — со скоростью света, а то может, и еще быстрее. Хотя в Лукавых рядах эти слухи и были важной информацией — им же надо знать, откуда могут прийти проблемы.

Куда ни сверни, сегодня я ловил взгляды повсюду. Лавочники смотрели на меня с благоговейным ужасом, еще не понимая, чего ожидать, но уже на всякий случай опасаясь — так же смотрели в детстве, когда я вернулся в школу после долгой болезни, когда буквально вырвал душу Глеба из небытия. Чтобы меня никто не трепал расспросами, перед моим возвращением он сказал всем, что я сотворил летом нечто ужасное и сам Святейший Синод взял меня под контроль. Одноклассники повелись, и ко мне никто ни с чем не цеплялся — в первую неделю даже разговаривать со мной боялись. Потом их, конечно, отпустило, когда поняли, что я никого убивать не намерен, но тогда я оценил силу сплетен.

«Ну у тебя тут и репутация,» — заметил Глеб, прислушиваясь к очередной версии моей победы над Змееустом за очередным углом.

Отличная репутация — именно такая и нужна, чтобы ни одна сколопендра больше не сунулась в мой дом.

Под аккомпанемент из шепота, вздохов и опасливо-любопытных взглядов мы дошли до нужной лавки, где меня ожидал готовый амулет и крайне теплый прием — в отличие от предыдущего раза.

— Константин Григорьевич, — расплылся в улыбке хозяин лавки, — пройдемте внутрь, пожалуйста. По вашему заказу все готово…

Из общего зала, где толкались у прилавка другие покупатели, он проводил нас в небольшой кабинет. Внутри стояли несколько кожаных кресел и круглый столик с пачкой каталогов, предлагающих изучить ассортимент с максимальным удобством. Прямо вип-зона для особых клиентов.

— Не желаете чая? — услужливо предложил мужчина, похоже, стремясь окончательно реабилитироваться в моих глазах. — Моя племянница заваривает лучший травяной настой во всех рядах, если вам угодно.

От лучшего обычно не отказываются. Пока его племянница заваривала расхваленный чай, лавочник протянул мне бархатную коробочку. Внутри лежал серебряный кулон на витой цепочке. Изящная вещица для изящной девушки — работа оказалась весьма тонкой. В аккуратном кружке красовалось тиснение моего герба с собакой, треплющей волка. Стоило чуть подержать амулет, и холодное серебро потеплело в руках, будто почувствовав своего хозяина. Я сжал кулон в ладони, и Темнота внутри меня откликнулась, одобряя качество.

— Всем довольны, мессир? — спросил хозяин лавки.

Похвалив работу, я убрал вещицу обратно в коробочку. Следом распахнулась дверь, и с подносом в кабинет вошла Илона — ведьма, делавшая мне массаж в прошлый раз и оказавшаяся по совместительству племянницей хозяина.

— Чай для посетителей, — проворковала она.

Томно поглядывая на меня, девушка поставила на столик фарфоровые чашки и вазочку с печеньем, а затем удалилась, соблазнительно покачивая бедрами, как бы приглашая пойти за ней. Но нет, у меня пока дела. И ее дядюшка, организовавший нам отдельный кабинет и угощение, это отлично понимал и очень надеялся, что хотя бы часть моих дел осядет в его лавке и я стану постоянным клиентом. Даже сказал, что много лет работал с моим отцом, как бы намекая, что с выбором лавки я не прогадал. Отец предпочитал лучших. Что ж, посмотрим, сумеешь ли ты заинтересовать и меня.

— Может, вам угодно что-то еще? — аккуратно поинтересовался он.

Дальше, пока Глеб трескал чай с печеньем, мы с лавочником обсуждали, что мне угодно еще. Ремесленник, которого звали Лаврентий Александрович, оказался услужливым, сговорчивым и сведущим. Когда речь зашла о вопросах безопасности, у него обнаружился целый список вариантов. Первым делом мне были предложены оконные стекла со специальной защитой от мелкой нечисти. Но, как показал опыт, мелкой нечисти мой дом не слишком интересен — только крупной.

— А что-то посолиднее есть?

В идеале я бы хотел организовать вокруг дома силовое поле как у Зимнего дворца, однако и без лавочника понимал, что это хлопотно и дорого. Даже не так — это очень-очень хлопотно и очень-очень дорого. Во всей империи подобная защита есть лишь у единиц — тех, кто, собственно, и рулит империей. Остальным же надо включать мозг.

— Я могу предложить другие варианты, — пообещал хозяин лавки.

Перебрав с десяток довольно любопытных вариантов, наконец мы нашли один, подходящий и по качеству, и по срокам, и по цене. Задачу упрощало, что в моем доме уже была комната, которую облюбовала Темнота: кабинет хозяина. Так что с помощью специальных оберегов и связующих заклинаний там можно без особых проблем создать локальный аналог силового поля. Если все выйдет как надо, кабинет превратится почти что в бункер, где можно будет пережить любую неприятность — хоть нападение аномалии, хоть ядерную войну. В итоге я разместил первый заказ, на который мне тут же предложили скидку и заверили, что выполнят в кратчайшие сроки и в лучшем виде.

Затем мы обсудили, как увеличить время, которое прислуга могла проводить в моем доме без риска для здоровья. Амулеты принадлежности, как для Ули, в данном случае были неуместны. Требовалось нечто простое, но одновременно эффективное, что не даст Харону их лапать, а скверне отравлять. В итоге сошлись на защитных брошках, ставших вторым заказом.

Напоследок лавочник с покаянным видом протянул мне сверток из грубой желтой бумаги, туго перевязанный бечевкой и скрепленный сургучной печатью, и несколько раз извинился, что забыл отдать в мой первый визит.

— Это мне передали для вашего отца, мессир, — торопливо пояснил он. — Его заказ издалека. Но поскольку Григорий Маркович не смог забрать, отдаю вам… — добавил он, глядя на сверток так, будто внутри лежала бомба.

Я забрал посылку, и ремесленник аж выдохнул с облегчением, что больше не придется хранить невесть что. Вид у свертка был нетронутым: печать даже не пытались вскрывать, бечевка не порезана, бумага не повреждена. На ощупь внутри лежала какая-то коробка, довольно массивная, но при этом не слишком тяжелая. Хозяин лавки выдохнул второй раз, когда понял, что я не стану вскрывать это здесь. Все-таки заказ моего отца вряд ли был безобидной безделушкой.

Наконец, завершив все дела, мы с Глебом попрощались с лавочником и покинули кабинет. Однако стоило вернуться в торговый зал, как мне навстречу в коротком синем халатике выскочила Илона, вертя баночку скверны в руке.

— Мессир Константин, — выдохнула она, без стеснения пожирая меня глазами, — а вы не желаете массаж?..

Тот массаж, который она мне устроила в прошлый раз, я отлично помнил и не отказался бы повторить. Так что на этом моменте мы с Глебом разошлись. Решив провести время не хуже, он пошел в соседнюю лавку, где тоже могли сделать массаж.

«Может, и меня обслужат,» — воодушевленно бросил друг, выходя на улицу.

Ну тебя и может — а меня наверняка. Только я шагнул в процедурную, только дверь захлопнулась за мной, как ведьма сразу начала расстегивать пуговицы своего рабочего халатика — не то что без прелюдий, даже без разговоров. Да что ж ты такая быстрая? Твоя ценность была бы гораздо выше, будь ты помедленнее — а так мне даже трусики снимать с тебя не нужно. А когда с девушки не надо даже трусики снимать, думаешь, есть хоть какой-то шанс, что в памяти останется ее лицо?

— Не спеши, — остановил я, устраиваясь на кушетке. — Сначала разомни мне спину.

— О, какая у вас выдержка, мессир, — прищурилась Илона, уже успевшая полностью обнажиться.

А ты что думаешь, я так мало женских тел видел, чтобы кидаться едва кто-то оголится?

Не став накидывать одежду, она открыла баночку и начала втирать пляшущие черные змейки мне в кожу.

— Можете заезжать ко мне, когда вам нужно, мессир, — ворковала блондинка, мягко вбивая скверну пальчиками. — Для вас я доступна в любое время дня и ночи…

— В любое не потребуется. Для этих целей у меня и собственная ведьма есть.

И теперь ей ничего не мешало приехать вместе с Ульяной.

— А, у вас есть… Ну конечно, у вас есть… — с легкой грустью в голосе протянула моя массажистка и, будто опомнившись, вернулась к игривому тону: — Но вы же не оставите всех остальных без вашего внимания?

— Всех — это кого? — усмехнулся я.

Ведьм, стремящихся прокачаться за мой счет?

— Всех желающих доставить вам удовольствие, — протянула Илона, чувственно поглаживая мою шею.

Вот как заговорила — умница. А то в прошлый раз начала не с того.

— И как, почувствовала себя после прошлого раза сильнее?

Хотя ее валяющиеся на полу трусики уже как бы были ответом. Если не нравится, добавки обычно не просят.

— Позвольте мне и в этот раз вас порадовать, — прощебетала она.

Не став лишать девушку подобной радости, я охотно перевернулся на спину и позволил. Ведьма, которая искренне верит, что если давать колдунам, станет сильнее, в наши дни не редкость, но все равно каждый такой благой порыв надо поощрять.

Бодрый и довольный после сразу двух сеансов массажа, я наконец покинул эту гостеприимную лавочку. Одновременно со мной из соседней с кислым видом вышел Глеб.

— Ну что, обслужили тебя? — поинтересовался я.

— Нет, не обслужили, — проворчал друг. — Только скверной намазали. А по поводу всего остального сказали, что слияние проводят только с колдунами… — произнес он таким тоном, словно передразнивал кого-то. — Не нравятся мне эти Лукавые ряды!

Да? А мне вот местечко пришлось вполне по вкусу.

Получив все, за чем приехали, мы направились к выходу, сопровождаемые длинным шлейфом из сплетен и взглядов, отслеживающих сегодня буквально каждый мой шаг — любопытных, опасливых, напряженных. Мало ли, что я еще спалю.

— Мессир Павловский, добрый день! — сбоку вдруг раздался незнакомый чуть писклявый голос.

Ко мне бодро подскочил мужчина средних лет с лысиной, брюшком, кривой улыбкой и девятью золотыми перстнями на десяти пальцах. Странно, что и последний не занял. Так обильно обычно украшаются очень амбициозные, но при этом слабые колдуны, пытаясь произвести впечатление хоть чем-то.

— Я работал с вашим отцом, — с важным видом пояснил он.

Работал, пожалуй, громко сказано. Честнее будет — платил ему. За глаза таких колдунов называют подписчиками, поскольку они рассчитывают на твое покровительство и платят тебе за право прикрываться твоим именем. Иными словами, подписываются на твои услуги и твои условия.

— И теперь я согласен работать с вами, — еще более напыщенным тоном выдал мужчина и слегка склонил голову.

В смысле— — ты согласен? То есть это ты оказываешь честь мне?

«Может, станцуем от радости?» — с иронией протянул Глеб.

Если только на этой наглой тушке. Стоял тут, просил взять его к себе — а голову еле склонял, будто шею заклинило, чтобы не выражать подобающего почтения. Взгляд нахально скользил по мне, словно ожидал, что я тут же вскину руки к небу и возоплю, какая радость, что хрен пойми кто соизволил просить моей защиты. Вот только проситель забыл, что просит тут он.

— Твое имя? — уточнил я.

Он еле заметно поморщился от такого обращения, но проглотил. Что поделать, право «тыкать» имел не тот, кто старше, а тот, кому можно больше. Достав смартфон, я набрал приказчика и уточнил, что это вообще за тип. Тип оказался тем еще жуком, и если при моем отце сидел смиренно и тихо, то сразу после его смерти, когда Савелий предлагал перезаключить договор со мной, нынешний проситель без раздумий нагрубил и отказался от услуг.

— Послал меня, мессир, — добавил приказчик.

— И куда послал? — уточнил я, видя, как с горе-подписчика, который прислушивался к обрывкам разговора, слетает недавняя спесь.

Казалось, пол-улицы вокруг затихло, прислушиваясь вместе с ним.

— Туда, куда приличные люди не посылают, мессир.

Закончив вызов, я вернулся к заметно поскромневшему собеседнику.

— Мой приказчик говорит, что ты ему нагрубил.

— Небольшое непонимание… — спешно проблеял тот.

— Если вдруг возникло непонимание с тем, кто носит этот знак, — я показал свою печатку, — то непонимание возникло и со мной. И это уже мне решать, насколько оно небольшое.

— Но…

— Хочешь непонимания со мной?

Он аж сглотнул застрявшие поперек горла оправдания и нервно переступил с ноги на ногу, понимая, что если продолжит выделываться, ему потребуется уже не моя защита, а защита от меня.

— Извинись перед моим приказчиком, — подытожил я. — Причем так, чтобы он проникся. Тогда я решу, что с тобой делать дальше. И будь готов, что процент станет выше.

— Конечно, мессир, — на этот раз проситель глубоко поклонился. — Я так и сделаю, — и проворно скрылся.

Люди вокруг тут же вернулись к своим делам, усердно изображая, что не подслушивали и не подглядывали — но, судя по лицам, зрелище вышло именно таким, какого они и ждали. Взгляды в рядах проводили нас до самого выхода. Вот она, доля мессира — нигде не оставаться незамеченным. Репутация — вещь не быстрая, она не зарабатывается сразу, но одной сколопендры оказалось вполне достаточно, чтобы запустить процесс.

Скоро каждая псина будет в курсе, что новый мессир Павловский намерен продолжить славные традиции старого. Так что продолжайте уважать и бояться.

Пообедав, мы приехали домой. Пустая гостиная сверкала чистотой — работницы навели порядок и ушли, и, похоже, обошлось без происшествий. Дарья в гостиной тоже не обнаружилась. Нашлась она неожиданно там, где ее не должно быть в принципе — в моем кабинете, у моего стола, с моей книгой в руках, которую я вообще-то держал в ящике — опять же моем. Ибо этот самодельный томик явно не для твоих пытливых глазок.

— А в Синоде разве не учат не трогать чужое? — уточнил я.

Захлопнув книгу, наша мадам торопливо повернулась ко мне. Однако вместо растерянности или смущения, подобающих случаю, в ее глазах лишь назидательная суровость.

— Как сотрудник Святейшего Синода, — известила она, — в пределах своей компетенции, а этот дом — моя компетенция, я могу делать все что угодно, в том числе и проводить обыск.

Ничего себе заявочка. Лучше бы кухню обыскала, обнаружила что-нибудь в шкафу и приготовила ужин. Подойдя, я выдернул книгу из ее загребущих пальчиков.

— Все, обыск закончен.

Дарья задумчиво проводила томик, перекочевавший из ее рук в мои.

— Судя по тому, что я там прочла, — после паузы выдала она, — твой отец хотел сделать из тебя монстра.

Можешь радоваться, он бросил эту затею — вместе со мной.

— Я не буду спрашивать, — тоном заботливой старшей сестрички продолжила она, — что эта книга делает здесь. Это и так понятно. Просто имей в виду, большинство из того, что в ней написано, — высокоуровневое колдовство, на освоение которого люди тратят десятки лет. И если рискнешь применить это без надлежащей подготовки, это может тебя убить.

Ха. Напугала. Да я уже треть всего этого применяю без надлежащей подготовки, и, как видишь, все еще жив — причем не я один.

— А здесь что? — Дарья с подозрением уставилась на сверток у меня под мышкой.

— И это хочется обыскать?

— Порой с тобой невозможно разговаривать, — пробурчала наша мадам.

— Разговаривать со мной намного легче, — заметил я, — если начинать разговор не с обыска. Имей в виду.

Вместо ответа она закатила глаза и наконец покинула мой кабинет. Я же положил сверток на стол, сорвал печать и, сняв бечевку, развернул хрустящую бумагу. Под упаковкой обнаружилась небольшая деревянная коробочка с резными стенками. Я осторожно открыл ее, готовый прибить крышкой и чернотой с пальцев все, что бы оттуда не вылезло. Но ничего не вылезло — внутри лежало лишь овальное зеркало с изящной серебристой окантовкой, отлично бы смотревшееся на стене будуара столичной модницы. Сзади красовались две сплетенные буквы «СК» — видимо, инициалы мастера. Некоторое время я крутил находку в руках, потирал серебро, вглядывался в свое отражение — однако ничего необычного так и не ощутил. Никаких явных признаков Темноты. В подарок, что ли, кому готовил?

Отложив зеркало, я взял шкатулку, купленную сегодня в одной из лавок, и засыпал в нее все перстни Змееуста, которые у меня остались, а так же те, которые утром вывез из его дома. А затем убрал ее в верхний ящик, заставив отцовскую коробочку немного подвинуться. Интересно, сколько столичных колдунов вынужденно хранят свои побрякушки в моем столе? Забрать свое пока рвался только один. Остальные очевидно умнее.

Сев в кресло, я подхватил грубо сплетенную книгу, ставшую поводом для недавнего разговора. Монстра, говоришь…

— А что это? — спрашивал в детстве я, когда отец с треском вырывал страницы из другого томика, готовясь вшить сюда.

— Это твое будущее. Освоишь это — и станешь самым крутым.

— Круче тебя?

— Вот как освоишь, — ухмылялся он, видимо, в принципе не веря, что такое возможно, — так и посмотрим…

Иронично, но эта книга сама по себе напоминала монстра, сшитого из разных кусков и стянутого толстой нитью в одном грубом переплете. Внутри была настоящая мешанина из обрывков множества других книг. Различались шрифты, картинки, высота и ширина страниц, их цвет и состояние — одни были белые хрустящие, другие пожелтевшие, словно совсем древние. Но все безжалостно выдергивались из первоисточников и вшивались отцом в этот самодельный мануал. Некоторые листы были на иностранных языках — порой попадались даже вязь и иероглифы. Он собирал эти кусочки по всему миру во время своих бесконечных разъездов. На полях постоянно мелькали комментарии, сделанные знакомым корявым почерком — «начать отсюда», «выучить в первую очередь», «отлично для нападения». Вот только для кого это все? Для меня или для себя?

Я листал отцовскую книгу и не знал, радоваться или огорчаться. У него на самом деле были на меня планы — хотел превратить меня в свое секретное оружие, временное вместилище душ, которые выгодны ему. Ведь так удобно убить врага и сделать своей послушной марионеткой, а потом расщепить его душу и отдать Темноте, когда он больше без надобности. Сколько таких душ можно вместить? На одних страницах заявляли, что до десяти, на других обещали гораздо больше — никто не знал наверняка.

Жнец, душелов, душеприказчик — у дара, который мне щедро отсыпала Темнота, много названий. У каждого языка, пожалуй, свое — настолько нет единого понимания. Сходились все лишь в том, что этот непонятно кто может удерживать души — этакий вокзал для завтрашних мертвецов. Камера хранения на короткий срок, а не банковская ячейка на века. Я же хранил душу Глеба очень долго и собирался хранить еще дольше, что обычно не принято.

На эту тему даже обнаружилась целая страница, измалеванная корявым почерком, словно отправляющим послание в пустоту: «Только идиоты будут держать чужую душу долго!» А что ж ты это не вырвал-то и не отправил мне в конвертике? Вдруг бы я проникся.

Вообще, Темнота не слишком в восторге, когда кто-то надолго удерживает чужую душу. Этот занудный шепоток «отпусти ее, станешь сильнее» как раз отсюда. Зараза ждет, что принесешь ей жертву, но чтобы держать, да еще годами… Удерживать у себя души — это прерогатива Темноты, и она не особо любит конкурентов. Однако своим человеческим порождениям иногда дает такие возможности. Будь иначе, не превращала бы девушек в пифий и не подкладывала бы под тех, от кого желала наследников.

А самое ироничное во всем этом, что то, что отец вырывал у Темноты с трудом, она мне дала просто так, щедрым бонусом. А он никогда не задумывался, вдруг Темнота выбрала его только для того, чтобы он стал моим отцом? Скажи я ему такое, получил бы самый смачный подзатыльник из всех.

Еще некоторое время я листал книгу, которую отец дополнял и после того, как послал меня. Для кого? Хотел меня вернуть, надо было по-другому. Хотя о чем это я? Ничего он не хотел.

Рядом задергался смартфон, словно возвращая в реальность, где я нужен. Уля прислала новый снимок, в открытую намекая, что уже вся извелась без меня. Лукаво улыбаясь, она стояла перед зеркалом в моей прежней спальне в дядином доме. Темные волосы игриво рассыпались, скрывая плечи — зато все остальное было открыто, и из одежды на ней имелись только черные чулки в крупную сеточку.

Уля: «Угадай, что я только что делала на твоей кровати…»

На снимке за ее спиной виднелась моя смятая кровать, как бы давая подсказку. Усмехнувшись, я нажал вызов, чтобы обрадовать мою развратницу, что наконец-то все то же самое можно делать и со мной. Интересно, сколько времени ей нужно, чтобы собраться?