Проснулась Люба одна. Комната была залита солнечным светом. Похоже, сегодня Люба нежилась в постели дольше обычного. И Эдик не разбудил, пожалел. Он и раньше относился к ней не совсем как к наемному работнику, не заставлял подниматься чуть свет, чтобы сделать ему завтрак, не контролировал, как она вообще справляется со своими обязанностями по уборке, содержанию в порядке его одежды. Даже гладил свои вещи он, кажется, сам. Теперь же, наверное, он станет вообще лояльным, ведь их отношения вышли за грань служебных. Тело еще помнило его ласки, сладко ныло внутри, а голова при воспоминаниях о вчерашнем вечере начинала кружиться.
Люба улыбнулась своим мыслям и потянулась за телефоном – уточнить время. На экране висело сообщение о непрочитанных сообщениях. Открыв его, Люба замерла. Сообщение было не от Нади, как она подумала сначала, а из банка. Оно оповещало о том, что Эдуард Борисович К. перевел ей 100 тысяч рублей. Денежный перевод имел указание: «Моральная компенсация, неустойка».
Люба не сразу осознала смысл приписки, а когда поняла, что с ней расплатились за нарушение условий контракта, выронила телефон. Дыхание резко перехватило, в горле застрял ком. Но слез не было. Казалось, они высыхали, не успевая выступить на глазах. Потому что женщину сжигали стыд и ярость. Она-то, дура, вообразила себе, что Князев в нее влюбился, воспылал романтическими чувствами, а он просто вскружил ей голову, чтобы было проще склонить к интиму и удовлетворить свою похоть. Получил свое – и расплатился с ней, как с продажной девкой! Вот как он на самом деле к ней относится. А на что она рассчитывала? Разве пару дней назад он не выдал истинное отношение к ней, когда пьяным приставал, обещая доплатить? С чего она взяла, что за два дня что-то могло измениться? Он ее даже не обманывал, не говорил о любви, не обещал верности. Она сама себя обманула!
Но злилась Люба не только на себя. Откровенно говоря, злилась она, прежде всего, на Князева. В бешенстве была от гнева на него! Как он мог к ней так относиться? Она даже призналась ему накануне, что в жизни у нее был лишь один мужчина. Как после этого можно было и дальше думать, что она может торговать своим телом? Он ее просто раздавил своим презрением, унизил, втоптал в грязь!
Были бы это бумажные деньги, Люба швырнула бы их Князеву в лицо. А эти не знала, как вернуть – ведь номера телефона работодателя у нее по-прежнему не было, так что перевести неустойку обратно она ему не могла. Но ничего: она снимет деньги и вернет их, швырнет прямо в наглую самодовольную рожу! Красивую рожу, надо сказать…
Все еще полыхая ненавистью, Люба, приняв душ и надев платье с кошечкой, спустилась вниз. Князева нигде не было. Ксюша тоже пока не встала. Ее Люба решила пожалеть, сделать сегодня завтрак без нее. Выбор остановила на сырниках – их она Князевым еще не жарила.
Работодатель вернулся, когда она уже отправила на сковороду первую партию творожников.
– Доброе утро! Как вкусно пахнет, – сказал с улыбкой, как будто ни вчера вечером, ни сегодня утром между ними не произошло ничего особенного.
– Не для всех оно доброе, – огрызнулась Люба, не оборачиваясь. На глазах выступили слезы, и она осталась стоять спиной к Князеву, чтобы он не заметил ее слабости. Начала сосредоточенно переворачивать сырники.
Он подошел мягко, как кот, обнял сзади. Люба дернулась от неожиданности, опрокинув творожник на плиту.
– Что-то не так? – в голосе Князева послышалось удивление и даже, кажется, обида. Он серьезно? Не понимает, почему она с ним груба? Должна была кинуться на шею и поблагодарить за то, что ее интимные услуги оценили так дорого?
– Все в порядке, – с трудом взяла себя в руки, чтобы не показать, насколько ей больно. Он не должен знать, что она размечталась вчера, поверила в то, что Эдуард испытывает к ней какие-то чувства, а не просто половое влечение.
– Знаю, вчера накосячил, – неожиданно признался Эдик оправдывающимся тоном. Но Люба даже не успела обрадоваться, как он добил ее завершением фразы: – Но это поправимо – я купил постинор. Еще не поздно выпить. А заразить тебя я ничем не мог, здоров. – Князев положил на разделочный стол упаковку с противозачаточными таблетками.
– Зря деньги тратил, – ответила дрожащим голосом, – у меня безопасные дни.
– Пить или не пить – твое дело, – согласился, снова попытавшись обнять Любу.
Она грубо сбросила его руку с бедра и резко обернулась:
– Давай все же расставим все точки над «и», – бросила Князеву в лицо срывающимся от волнения голосом. – Того, за что ты выплатил моральную компенсацию, больше не будет. Считай, что это была одноразовая акция. Изображать нежность в отсутствии свидетелей – лишнее. Наедине друг с другом мы можем не разыгрывать пылких любовников, а сохранять отношения «работодатель – подчиненный».
– Значит так? – отозвался Князев мигом похолодевшим голосом. – Я все понял. Домогательств больше не будет. Работай. – И, развернувшись, уверенным шагом направился в кабинет.
– И спать теперь я буду внизу – от греха подальше, – крикнула вдогонку.
Князев замер, но через несколько секунд, не оборачиваясь, разрешил:
– Оставайся в спальне, внизу буду спать я. Детям скажем, что громко храплю.
На самом деле Князев почти не храпел, и Люба за собой подобного недостатка не замечала. Повод был так себе. Но женщина согласно кивнула:
– Так и скажем.
Планы на день не обсуждали: отец семейства сообщил, что вчера оплатил экскурсию в Долину Лотосов, и вскоре они уезжают – почти на весь день. На сборы после завтрака осталось совсем мало времени, так что перемерить несколько платьев времени не было. Люба надела свое старое белое платье. Ничего из купленного Князевым носить не хотелось. И новую одежду ему Люба демонстрировать не собиралась – ей хватило и вчерашнего эксперимента. Но у Князева было свое мнение относительно того, как должна одеваться его жена.
– Переодевайся, – велел он, увидев, что на ней старое платье. –Вчерашнее было лучше. К тому же оно по цвету лучше сочетается с розовым. На фотографиях будет хорошо смотреться. Для посторонних мы по-прежнему влюбленная пара и должны подтверждать это на каждом шагу, выкладывая в соцсетях красивые фотки.
– Как прикажите, господин начальник, – недовольно поморщилась Люба и пошла переодеваться.
Ехали до пункта назначения около часа, может, даже больше. Гаврик задремал – вероятно, не выспался ночью. Ксюша всю дорогу с кем-то переписывалась в мессенджере. Переписка, похоже, была нескучной, а собеседник приятным, так как с лица девочки почти не сходила улыбка. Эдик тоже уткнулся в смартфон, но ему переписка, похоже, удовольствия не доставляла – он недовольно морщился и сжимал аппарат с такой силой, что пальцы побелели. «Вероятно, какие-то проблемы с бизнесом», – решила Люба.
Сама она пыталась проанализировать их отношения с Князевым. И поняла, что попала. Несмотря на его скотское отношение к ней, она им восхищалась. И ночь, проведенная с ним как любовником, перевернула ее представление об отношениях мужчины и женщины.
Как-то так получилось, что половую жизнь она начала поздно, и первым ее мужчиной стал командировочный, который чуть не сбил ее на перекрестке. Заглаживая свою вину, он предложил ей зайти в кафе – поднять настроение шоколадом. Снова встретились уже вечером – и понеслось… Встречались каждый раз, как любовник приезжал в Любин городок по делам, то есть приблизительно раз или два в месяц, и длились эти отношения около полугода. Пока Люба не забеременела, убедившись в том, что прерванный половой акт – ненадежное средство контрацепции, а отец ее будущего ребенка не уволился и не перестал приезжать в их захолустье.
Люба Кирилла, которого знала как Эдика, не любила. И сексом с ним согласилась заняться только из-за того, что и так затянула с потерей девственности: все ее подруги уже давно сменили по несколько партнеров, а ей прелести плотской любви знакомы не были. Теперь, сравнив свои ощущения от секса с Князевым и Денисовым, Люба поняла, что тогда, 10 лет назад, этих прелестей так и не познала – только девственности зря лишилась. Хотя, наверное, не зря – возможно, нужно было, чтобы на свет появился Гаврик.
В сынишке Люба души не чаяла, и ему посвящала всю себя. Специально отказалась от отношений с мужчинами, чтобы не делить любовь на двоих. Да никто особо и не претендовал на ее руку и сердце. А для несерьезных связей она была слишком серьезна, хоть и казалась легкомысленной простушкой.
Появление в их жизни мужчины не было запланировано. Не собиралась она впускать в свою жизнь никого: ни Кирилла, если даже он объявится и начнет качать отцовские права, ни Князева, с которым ее не должно было связывать ничего, кроме работы. Не должно было, но связало. Люба сама не заметила, как увлеклась им. И, если не пытаться обмануть саму себя, соблазнить его все-таки хотела. Причем не из азарта. И не ради того, чтобы доказать ему и себе, что она не такое уж и пугало. А просто потому… что влюбилась в своего работодателя, роль жены которого была нанята исполнять. Ведь понимала же, что между ними не может быть серьезного романа, что они из разных опер, но подсознательно на что-то надеялась. Поэтому, наверное, получить вознаграждение за ночь любви было особенно больно.
Если б она продолжала относиться к Князеву как к заказчику, то и секс с ним, возможно, восприняла бы как часть сделки, как оказание дополнительных услуг. И выплаченное им вознаграждение посчитала бы нормальным явлением. Да и заплатил он щедро. Тем более если учесть, что она ночью ничего и не делала, только ноги раздвигала – все остальное клиент делал сам. По сути, это она должна была ему заплатить. Так на что же она обижается?
Да уж, претензии ему она предъявлять не должна была. Обижаться ей следовало на себя. А ему должна быть благодарна за проявленную лояльность. Строго говоря, ее требование начать спать отдельно он имел право отклонить, посчитав блажью и капризом. А он согласился, даже сам собирался переселиться в самую неудобную спальню в доме, а ее оставить в просторной и светлой, с огромной двуспальной кроватью.
Когда обдумала все, на душе стало чуть легче, и даже пожалела Князева, как невинно пострадавшего. Хорошо, что они сидели через проход, иначе могла бы выдать свои чувства каким-нибудь жестом. Например, поглаживанием – почему-то очень хотелось тронуть руку Князева, погладить ободряюще. Тем более что видно было, что у него и так неприятности, а тут еще она со своими необоснованными обидами! Решила, что надо быть с Эдиком поласковей, поприветливей. Она бы и в одной спальне с ним лечь согласилась, но теперь на попятный было идти поздно: как бы она объяснила смену настроения?
Зря Люба думала, что расстроили Князева служебные дела. Настроение ему испортила, прежде всего, она сама. Решится вчера на интим с Любой – все равно было, что в омут сигануть. Он же понимал, что она сильно отличается от женщин, с которыми он крутил романы всю прежнюю жизнь. Он понимал, что с ней нельзя просто переспать – и забыть, делая вид, будто их ничего не связывает. Видел, что она, несмотря на кажущееся легкомыслие, ко всему относится серьезно. И к сексу в особенности, если верить тому, что она о себе рассказала, то есть тому, что почти десять лет у нее не было мужчин. Да и вообще всего один был. И, похоже, связь у них с Кириллом была недолгой – она даже целоваться толком не научилась. В постели с Эдиком вчера была чуть ли не как девственница. И это с ее чувственным телом, которое так отзывалось на любые ласки! Это какой же надо иметь самоконтроль, чтобы с таким телом блюсти себя… неизвестно для кого!
Приглашая вчера Любу на свидание, он в одночасье принял для себя судьбоносное решение: прервать спектакль и сделать их брак настоящим, не временным и не фиктивным. Опасался только, что Люба на этот шаг не пойдет, не рискнет отдаться опасным чувствам, ослабить контроль над собой, кардинально поменять свою жизнь. Всерьез боялся, выйдя из ванной в одной набедренной повязке из полотенца, схлопотать очередную пощечину – он к ним уже начинал привыкать. Но увидел ее в подаренном им пеньюаре – и от сердца отлегло: это был зеленый свет.
Как же он был благодарен ей за то, что доверилась ему, решилась отдаться! Готов на все что угодно был, лишь бы ее не разочаровать. Сам себя не узнавал – никогда еще не был в постели настолько безудержным. Еле контролировал себя, заставляя не спешить, чтобы не опередить Любу.
Встал когда утром, не мог никак придумать, чем бы отплатить за доверие любимой женщине. Хотелось сделать что-то приятное, но по магазинам некогда бегать было. Решил кинуть ей денег, чтоб сама себе купила, что пожелает, и в последний момент поддался порыву сопроводить перевод шуточным посланием.
Похоже, шутка не удалась. Но ведь не могла же она разорвать только-только начавшиеся отношения всего лишь из-за неудачной шутки? Если бы любила его – поняла бы, простила бы, значения не придала бы. А она даже в одной спальне с ним находиться уже не хочет. Четко дала понять, что случившееся считает ошибкой, и впредь их отношения за грань договора выходить не должны. Значит, просто поддалась порыву вчера, дала слабину. И не решалась она ни на какие серьезные отношения, потому что не любит его. Да и с чего бы ей его любить? Разбежался, распушил перья! Больно было, досадно и обидно.
А так еще и Серега пишет, что к нему вчера Нина приходила, пыталась выпытать, на самом ли деле Гаврик его сын. И вообще, похоже, подозревает, что брак с Любой у него все-таки фиктивный. Вот на каком основании, спрашивается? Такое впечатление, что она знает то, чего знать не должна. Возможно, Ксюша рассказывает ей больше, чем он думал. Теперь и про конфликт с Любой расскажет. А о конфликте наверняка догадается, когда они по разным спальням вечером разойдутся.
Плюс еще с Кириллом вопрос нужно закрывать. А как от него отделаешься? Шантажирует, что расскажет Нине, что Гаврик его сын, и потребует признания отцовства через суд. Говорит, что если и не докажет, нервы попортит. И в этом прав. И Ксюша не в безопасности, пока они здесь, в непосредственной близости от главного Эдикового врага. Интересно, она вообще помнит своего крестного? Поверит ему, если он расскажет, какой ее отец на самом деле подлец? А если Кирилл пойдет на большее? Эдик помнил, что когда-то его бывший приятель клялся лишить Князева всего, что ему дорого. А дороже всех ему Ксюша. А теперь еще список пополнился Любой и Гавриком. Пусть даже она его не любит, он же ее… в общем, ответственен он за нее и ее ребенка.
Так и не успел придумать, как все разрулить… прибыли на место. Пора было нацеплять дежурную улыбку, отстраняться от проблем и стараться получить хотя бы минимум удовольствия от предстоящей экскурсии.
Чистота, благородство и сила духа. Их издавна символизируют лотосы – великолепные розовые цветы, к которым не пристает грязь. Об этом путешественники узнали из рассказа экскурсовода, когда плыли на катере вдоль этого розового великолепия. Но и не зная ничего о лотосах, невозможно было не почувствовать в этом месте как-то по-особенному. То ли непорочно-розовый оттенок величественных цветов, то ли их непередаваемое пронзительно свежее и нежное благоухание дарили умиротворение, очищали душу. Обида постепенно отпускала, отступала, открывая путь чувствам, которые робко жались в самом уголке души, прятались в глубине сердца.
Люба подняла глаза на Эдика и встретилась с его взглядом. Радужка его глаз была темной, как вода за бортом, и казалось, что они смотрят непривычно тепло, даже жарко. Под пристальным взглядом мужчины, с которым провела томную ночь и которого оттолкнула утром, Любе стало неуютно. Эдуард смотрел так, будто это не он унизил ее, заплатив за любовь, а она его оскорбила, обокрала, предала. Женщина вздрогнула и отвела глаза, сердце сжалось. Навязчивое ощущение того, что она поступила с мужем неправильно, вернулось. И логично объяснить его было нельзя. Она что-то упустила? В чем-то ошиблась? Да нет же! Он реально поступил как законченный мудак! А обманутым себя чувствует только из-за того, что привык, что все продается и покупается – ему просто в голову не приходит, что может быть иначе. С его точки зрения, вероятно, он заплатил за товар, а ему его все равно не предоставили, лишь выдали пробник.
– Я верну тебе деньги, – шепнула Люба, когда катер причалил к берегу и они ступили на сушу. – Как только смогу снять, сразу отдам.
– Ты с ума сошла? Добить меня решила? – процедил Князев, намеренно отворачиваясь и отходя в сторону.
– О, Эдик, Люба! И вы здесь! – Обернувшись на голос, Люба увидела сестричек с розово-голубыми волосами.
«Еще и этих принесла нелегкая!», – мелькнула мысль. Люба и так была в отчаянии, а тут еще и приличные шлюшки нарисовались.
– Вы давно уже здесь? – прощебетала Тая.
– А мы вот только приехали, – не дожидаясь ответа, сообщила Таня.
– Мы уже уходим. У нас обед по расписанию, а потом домой нужно будет ехать. Мы на экскурсионном автобусе прибыли, и он нас ждать не будет! – бодренько сообщила Люба, рассчитывая, что сестричкам придется отстать.
– Мы с вами, тоже проголодались, – тут же навязала Князевым свою компанию Тая.
– Точно, давайте вместе поедим, – подхватила Таня.
Князев за все время разговора не проронил ни слова, только кивнул сестричкам, когда подошли. Обедать в их обществе он не горел желанием, особенно теперь, когда в отношениях с Любой напряженка, и их размолвка может не ускользнуть от внимательного взгляда окружающих. Однако повод для отказа не находился. Все-таки местные кафе – не его собственность, это общедоступное место, и сестрички могут спокойно там пообедать без князевского разрешения.
– Не имею возражений, – ответил он сестричкам.
– Зато у меня есть возражения, – неожиданно встряла в разговор Ксюша. – Не собираюсь я сидеть за одним столом с этими… с этими… стремными девицами. Не хватает еще, чтобы обо мне подумали, что я тоже такая… прибабахнутая. Я свой имидж не на помойке нашла.
– Чем тебе не нравится наш имидж? – взъерепенилась девушка с волосами цвета лотоса.
– Потому что он подходит только для подростков. А в вашем возрасте его имеют только недоразвитые и эскортницы. Если вас без присмотра гулять отпускают, значит, вы того… не идиотки… А кто вы тогда? Вывод напрашивается сам собой!
Сестрички были настолько ошарашены, что позволили Ксюше выпалить свою тираду до конца.
Повисло неловкое молчание. Прервала его женщина с голубыми волосами:
– Эдик! Научи свою дочь нормально со взрослыми разговаривать! – прошипела.
– И чей же мы эскорт, по-твоему, маленькая? – пропела, дернув сестру за рукав, Тая.
– Папин! Куда бы он ни пошел – вы тут как тут. Будто вам заплатили за сопровождение!
– Уж точно: за неделю трижды встретиться – редкое совпадение. Подозрительно редкое, – поддержала Люба.
– Что-то и мне не верится в такие совпадения, – задумчиво протянул Князев.
– Ладно, у меня что-то аппетит пропал. Побежали мы, а то на катер опоздаем, следующий ждать придется, – поспешно прервала ставшую интересной беседу Тая.
– Да, мы погнали, до встречи! – отступая, пробормотала Таня.
И сестрички чуть ли не бегом устремились к катеру.