– Не хотелось возвращаться к событиям десятилетней давности, но я должен, – прервал затянувшееся молчание Князев. – Я виноват в твоих неприятностях, но лишь косвенно. Возможно, что не должен был пользоваться ставшей мне известной от тебя информацией. Но я не думал, что по тебе это ударит так сильно. Думал, побуянит тесть немного – и оставит все как есть. Ты ж был его правой рукой, да еще и родственником. Поступил ли я так же, знай о последствиях? Не знаю. Соблазн освободиться был велик. К тому же мы не были друзьями. Скорее, просто приятелями.
– Я считал тебя другом, – возразил, помолчав, Кирилл. – Иначе не рассказал бы тогда тебе ничего. Даже будучи пьяным в стельку.
– Ошибся в тебе, и ошибка мне стоила дружбы. Не такая уж и малая цена, получается.
– Да, теперь уже друзьями мы, вероятно, не станем.
– Но можем быть хотя бы не врагами. Мне жаль, что погибла твоя семья. Но в их гибели я не виноват.
– Прямо нет, косвенно – да.
– Косвенно. И за это нужно мстить? Не пора ли нам зарыть топор войны?
– Так зарыли же уже. Прямо сегодня и закопали, – усмехнулся Кирилл. – Да и не собирался я тебе мстить. Угрожал только, чтоб нервы потрепать.
– И потрепал. Причем изрядно. Может, все же попробуем восстановить отношения?
– Коллегиально-приятельские?
– Дружеские. Я Любе как раз сегодня сказал, что друг познается в беде. Ты считал меня когда-то другом, а я тебя предал. Я считал тебя врагом, а ты пришел на помощь, несмотря на риск для жизни. А я тебя даже не поблагодарил.
– Друзей за такое не благодарят. Это само собой разумеющееся между друзьями.
– Значит, все-таки попробуем вернуть былое?
– За попытку в лоб не бьют… А дружба, говорят, не ржавеет. Почему бы и не попытаться?
– Выпьем за дружбу? – предложил Князев, разливая коньяк.
– За дружбу, – согласился Кирилл, поднимая бокал.
– Не возникало желания вернуться в столицу? – поинтересовался Князев.
– Нет, – признался Кирилл. – Мне бы здесь на ноги встать. Если надумаешь здесь филиал открывать, вспомни обо мне.
– Приеду, сразу пересмотрю план развития. Думаю, что в этом направлении целесообразно расширяться. Пойдешь ко мне директором филиала?
– Пойду.
Снова выпили, теперь уже за сотрудничество.
– Один вопрос осталось решить, – заметил Кирилл. – Как Гаврика делить будем?
– И Любу? Ее я тебе не уступлю.
– На нее я не претендую – не нужен ей. Но она лакомый кусочек. Не разглядел ее раньше.
– Я тоже ее не сразу разглядел. И успел дров наломать. Но все равно уже никому не отдам, как бы она к этому не относилась.
– Ты Князев всегда был упрямым, как баран.
– Скорее, как бык, – хохотнул Эдик. – Меня мать моего старинного друга вечно с бычком сравнивает.
– А вот Гаврика я тебе не уступлю, – заявил Кирилл. – Он же ведь мой сын, не твой?
– Фактически твой, но думает, что мой. К тому же ты сам его моим отчеством наделил. Зачем моим именем своим любовницам представлялся?
– Чтоб измены не всплывали. Не хотел Дашу огорчать. А в то, что это не я, а ты романы на стороне мутишь, она бы поверила. И встала бы на твою сторону, между прочим. Сама говорила мне, что была бы рада узнать, что ты Нинке изменяешь. Ненавидела она ее.
– Не трогай Гаврика, не расстраивай мальца. Он знаешь как обрадовался, когда я его своим сыном признал?
– Думаешь, огорчится, узнав, что настоящий отец я? Чем я хуже-то? Только тем, что беднее? Дети на это не смотрят, им меркантильность по возрасту не положена.
– Огорчится, что обманули. И он привык думать, что я его папа.
– И ты готов его растить, как своего?
– Безусловно.
– Но меня это по самолюбию бьет больновато. Не откажусь я от сына.
– И не надо отказываться! Общайся с ним как друг семьи. А как подрастет, психически окрепнет, так и сообщим ему осторожненько. Тогда сам и решит, менять ли ему отчество и фамилию на твои или мои.
– А разве сейчас они у него не твои?
– Только отчество, твоими стараниями. Фамилия Любина.
– Значит, не успел его усыновить?
– Не успел. И не планировал даже. До недавних пор. Ведь наш брак с Любой, вообще-то, фиктивный. Ты же Нинку знаешь? Так вот она не хотела Ксюшу со мной отпускать, обвиняя в безнравственном поведении. Вот пришлось жениться на скромной провинциалке, чтобы продемонстрировать благонравие.
Кирилл захохотал. Отсмеявшись, поинтересовался:
– Так вы даже не близки? У меня и шансы есть, может?
– Шансов у тебя нет, не надейся, – твердо заявил Князев. – Люба – моя. Даже если сама пока думает иначе.
– По поводу близости ничего не сказал…
– Потому что эту сторону наших отношений я не намерен обсуждать даже с друзьями, – отрезал Эдуард.
За дружеской беседой пролетело полночи. Ночевать Кириллу Князев предложил остаться у них, в спальне на первом этаже.
– А сам где ляжешь? – с подозрением спросил приятель.
– В супружеской спальне, – пожал плечами Эдик.
– С Любой? – горько улыбнулся Кирилл. – Ну вот и выяснили по поводу близости.
– Учти, ты сам сделал такие выводы, я тебя к ним не подталкивал, – загадочно ответил Эдуард, направляясь к лестнице.
Проснулся Эдик в половине восьмого по сигналу будильника. Протянув руку, чтобы отключить звон, задел листок бумаги – он медленно спланировал на пол. Князев нагнулся за ним. Это была записка от Любы.
«За поцелуй», – значилось в ней.
На тумбочке рядом со смартфоном лежала пачка двухтысячных купюр. Пересчитывать их Эдик не стал. Казалось, что деньги, как и сама записка, пропитаны ядом. Сердце обожгло, будто на него плеснули кислотой – Люба сполна отплатила на свое прежнее унижение.
Вне себя от гнева Князев, не одеваясь, сбежал по лестнице. Он не знал, что собирается сделать с Любой за ее выходку. Хотелось схватить ее, вдавить в стену и целовать жестко, глубокой, яростно – чтобы поняла, кто из них кого берет, что он, Князев, всегда был и будет сверху.
Но намерение это Эдику осуществить не удалось: на кухне Люба была не одна. Вся семья, включая Кирилла, была в сборе.
– Папа, что с тобой? Впервые вижу, что ты выходишь к завтраку в пижамных шортах, – ахнула Ксюша.
Эдуард молча развернулся и пошел обратно: мыться, переодеваться. Душ слегка остудил его пыл. Демонстрировать Любе свое верховенство в интимных отношениях он передумал. Рассудив, решил, что ему даже нравится, что она такая, непокорная. Можно иногда позволять ей доминировать. Почему-то Любе он готов был позволить то, чего больше никому из женщин не позволял…
Однако поговорить с Любой относительно нецелесообразности взаимной оплаты сексуальных услуг в их семье, было необходимо. И сделать это Эдик был намерен при первом же удобном случае.
Случай представился лишь спустя пару часов, когда все участники вчерашнего пикника собрались на пляже. Немного поплавав, взрослые захотели позагорать на берегу, а дети остались кататься на волнах. Погода была ветреной, волны накатывали высокие и мощные, сшибали с ног. Взрослым борьба со стихией удовольствия не доставляла, зато дети не желали вылезать из воды.
С Ксюшей и Гавриком остался Рома. Света и Данила затеяли с Кириллом жаркий спор относительно специфики ведения бизнеса в маленьком курортном городе. Под зонтиком Люба и Эдик оказались вдвоем.
– Благодарю за щедрую плату, но тот поцелуй того не стоил. Неизвестно еще, кто из нас получил от него большее удовольствие.
– Но деньги ты не забрал.
– Потому что не заработал.
– А я, по-твоему, заработала те сто тысяч моральной компенсации? – Любин голос задрожал.
– Если бы на твоем месте была проститутка, она бы столько не заработала. Ей пришлось бы вести себя иначе даже за меньшую сумму. И я бы обращался с ней иначе. И заплатил бы именно на оказание интимных услуг – таким и было бы назначение платежа. Я предпочитаю точные формулировки. Только раз не смог сформировать назначение платежа правильно – и обидел тебя. Я не хотел, чтобы все выглядело так, будто я плачу тебе за любовь. Просто хотел сделать тебе приятное в благодарность за чудесную ночь. Прости за неудачную шутку.
– И ты меня прости, перегнула палку, – по Любиному лицу потекли слезы.
Эдик осторожно вытер слезинки подушечками больших пальцев, приподняв лицо любимой за подбородок, и собирался ее поцеловать… Но не успел.
– Снова ссоритесь? – подлетела к ним ураганом Ксюша. – А в это время Гаврик чуть не утонул.
Люба вскрикнула и повернулась лицом к морю. К ним шел Роман, держа Гаврика на руках. Мать кинулась к сыну.
– Да все в порядке с ним, – на ходу крикнул Рома, поняв волнение родителей мальчишки. – Немного воды нахлебался. Ну, и перепугался, конечно.
– Дай, сам пойду, – попытался выскользнуть из рук спасителя Гаврик, красноречиво доказывая, что с ним и вправду все в порядке.
– Сначала я начала его спасать, потом нас Рома обоих спас, – похвалилась Ксюша.
Люба расцеловала Романа и Гаврика.
– Не знаю даже, как вас благодарить, – растроганно произнесла она, прижимая к себе покашливающего сына.
– С папой помирись, больше ничего не надо! – выпалила Ксюша.
– Вы уж постарайтесь, как следует помиритесь! – подмигнул Роман Князеву, неприличным жестом показав, как именно тот должен мириться.
Люба смущенно потупилась, а Эдик улыбнулся.
Когда шли с пляжа, Любе показалось, что образ Князева как-то неуловимо изменился. Не сразу поняла, что верхние пуговицы на рубашке Эдика расстегнуты. Из-за этого он казался совсем другим: веселым, свободным, жарким, родным.