Пока были в пути, о примирении в том смысле, на какой намекал Роман, речи идти не могло. Но в Москве все было иначе. Нужно было решать, где именно Любе спать и как.
Вопрос о том, где расположиться на ночевку вскоре отпал: Ксюша сказала, что устала с дороги, и хочет переночевать у отца, и только утром вернуться к матери. Так что комната девочки оказалась занята хозяйкой. Гаврика снова поселили в гостевой-детской. Не вызывая лишних вопросов и подозрений, ночевать Люба и Эдик могли лишь вместе.
Открытым оставался вопрос, стоит ли супругам, которые ранее планировали уже на следующий день подать на развод, заниматься этой ночью любовью. С одной стороны, они были взрослыми и даже юридически женаты. То есть исполнять супружеский долг, а не только делить супружеское ложе, имели полное право. И никто бы их за это не осудил. К тому же главную черту они уже переступили, и количество актов их близости сути не меняло: они уже успели стать любовниками. С другой стороны, никто из них не выразил желания расторгнуть тяготивший договор и сделаться мужем и женой не только по статусу, но и фактически. А если все равно расставаться, зачем зря бередить раны, давать партнеру напрасную надежду, обманывать себя?
Почувствовав потребность посоветоваться с кем-то, Люба достала кнопочный телефон. Как обычно, он был полностью разряжен. Включая его на подзарядку, Люба испытала некоторую неловкость перед подругой, общением с которой в последнее время пренебрегала. Та теперь сгорает от любопытства. Но все-таки у Любы было объяснение: появление Кирилла, похищение Гаврика, свидание с Князевым, ночь любви и последующая унизительная «моральная компенсация», примирение – столько всего произошло, что было не до звонков. Да и сейчас поговорить спокойно у подруг возможности не было – слишком много ушей вокруг. А короткими сообщениями разве все перескажешь, объяснишь?
Но все-таки Люба предприняла смелую попытку объять необъятное, то есть вкратце поделиться с Надей новостями, емко обрисовать ситуацию и посоветоваться.
– Привет! Мы уже в Москве, и с нами все в порядке, – набрала она первое сообщение, когда телефон зарядился.
– Привет, у нас тоже все окей, – пришел ответ. – Не переспала еще с шефом?
– Переспала, – призналась Люба. – Один раз.
– Поздравляю. Как ощущения? – тут же отозвалась подруга.
– Было хорошо. Пока он не заплатил мне за любовь, как проститутке.
– И дорого оценил? – полюбопытствовала Надя.
– В сто тысяч.
– Да ты гейша!
– Обиделась на него.
– Это правильно. Так и не простила?
– Простила, – призналась Люба. – Накануне. Он извинился. Не знаю теперь, как ночью с ним себя вести.
– Сама-то хочешь повторения?
– Честно говоря, да, хоть в последний разок. Он в постели неплох.
– Тогда не жди у моря погоды – прояви инициативу, – посоветовала Надя. – Богатые сейчас все извращенцы: любят, чтобы женщина доминировала. Знаешь, сколько мужиков Госпожу ищет?
– Какая из меня Госпожа? – засомневалась Люба.
– Ты совет спросила – я совет дала. Пользоваться им или нет, решай сама, – написала Надя.
– Спасибо за совет, подумаю, – ответила Люба.
– Удачи!
– И тебе хорошего вечера.
Люба удалила сообщения (боялась спалиться) и отключила телефон, чтобы зря не тратил энергию, а то как ни возьмешь его в руки – разряжен.
Решиться на проявление инициативы в постели Любе было непросто. Во-первых, она не была опытной любовницей и толком не знала, как должна вести себя Госпожа. Во-вторых, она не испытывала внутренней потребности доминировать, скорее даже наоборот – ей хотелось подчиняться Эдику. Той безумной ночью она полностью передала контроль ему – и ничуть об этом не пожалела.
Но, с другой стороны, она видела, что Князев закрыт – вон даже рубашки застегивает наглухо. Вдруг раскрепоститься и предложить ей секс он может, только будучи нетрезвым? Оба раза, когда он приставал к ней, он был навеселе, а сегодня трезв. Получается, что вряд ли решится на активные действия.
К тому же Люба решила, что на перемирие он пошел после того, как она заплатила ему за поцелуй – можно сказать, продемонстрировала способность к доминированию.
Она вспомнила, как когда-то во время обеда они с коллегами смеялись, читая объявления о знакомствах, и многие, действительно, были от мужчин, которые искали Госпожу.
Сопоставив все три известные ей факта, Люба решила, что в сексе Эдик на самом деле предпочитает подчинение. И тот факт, что по жизни он властный и решительный, не меняет дела.
И Люба решилась.
Накинув пеньюар на голое тело, Люба вошла в душ почти сразу же, как услышала, что перестала течь вода. Резко приблизившись, она вырвала из руки мужа полотенце, которым он машинально прикрылся, и отбросила в сторону. Властно обняв Эдика за шею, она надавила на затылок и притянула к себе его губы. Поцеловала сразу крепко и глубоко. Потом, взяв за руку, повела к постели.
Эдик не ожидал от Любы такого напора, и подобное поведение действовало на него, как холодный душ. В молодости он часто оказывался в ситуациях, когда приходилось подчиняться женщине. Нина стремилась доминировать во всех сферах жизни, и у нее в руках были рычаги, которые заставляли мужа играть по ее правилам. Чудом вырвавшись из ее когтей, Эдик стал больше всего в жизни бояться оказаться во власти женщины. Можно сказать, что у него развился комплекс подкаблучника. Не исключено, что и Любу-то он выбрал на роль жены только благодаря тому, что она показалась ему мягкой и податливой. Узнав ее лучше, он, конечно, понял, что она далеко не пластилин. Но все же она продолжала ему казаться мягкой, женственной и не стремящейся к власти над мужчинами. И тут вдруг началось такое!
Первым порывом было оттолкнуть Любу, но он сдержался. Вспомнил, как сильно уязвил ее самолюбие этой чертовой «неустойкой». Сообразил, что, возможно, его супруге необходимо сейчас почувствовать себя берущей, а не отдающейся, чтобы морально реабилитироваться. И он подчинился, хоть подобное и давалось ему с трудом. Даже возбудиться умудрился.
Надевая маску Госпожи, Люба опасалась, что Эдику ее поведение резко не понравится, и он быстро поставит ее на место. Но он сразу же подчинился, и Люба с горечью осознала, что Надя, наверное, была права: ее муж относится к тем, кто предпочитает видеть рядом с собой сильную женщину. Однако ей самой вытребованные ласки не доставляли удовольствия. И когда она, уложив Князева на спину, уселась сверху, не почувствовала никакого желания продолжать.
Эдик заметил, что роль, взятая Любой на себя, совсем ей не подходит. Он мог отличить женщину, возбужденную игрой, от той, кому эта игра ненавистна.
– Понравилось доминировать? – спросил, с трудом скрывая иронию.
– Нет, – призналась Люба.
Эдик улыбнулся довольно, точно кот, дорвавшийся до сала, и, ловко перевернулся, подмяв жену под себя. Она пискнула, резко окунувшись в сладкую негу, и неосознанно подалась вперед. Встретилась со взглядом Эдика – и тут же начала плавиться под взглядом его потемневших до цвета морской волны глаз.
– Попробовали – и хватит, – подытожил Эдик, любуясь на супругу: раскрасневшуюся, растрепанную, улыбающуюся. Ее зрачки почернели, взгляд стал расфокусированным, дыхание сбилось.
– Сверху всегда буду я. Принято? – спросил требовательно.
– Да! – выдохнула Люба с хрипотцой, еще сильнее вжимаясь в его тело. – Не томи!
Дважды Эдика просить не пришлось – он и сам уже изнывал от желания.
– Для меня секс – как вальс, – признался Эдик, когда они отдыхали обнявшись. – Вести должен мужчина. Иначе не танец выходит, а какое-то извращение.
– Отличная ассоциация, – согласилась Люба. – Я не против, чтобы вел ты. А про себя подумала: «Доминируй, бери – мне нравится, когда ты сверху. Главное, не вздумай мне за это платить».