Курортное пугало

Глава 29. Почему?

На этот раз ночевали Люба и Эдик врозь: Ксюшина комната пустовала, и все были уверены, что теперь уже девочка не устроит скандал из-за того, что тетя Люба спала на ее кровати. За время отпуска девочка, как и Гаврик, сильно повзрослела и раскрылась с хорошей стороны. Люба с ней даже сдружилась. «Огорчится, наверное, когда узнает, что мы с ее отцом расстались», – подумала Люба, вспоминая, как Ксюша отправляла ее в кафе, где Эдик отмечал день рождения ее соперниц. Это было так недавно, а казалось, что давным-давно.

Несмотря на то что Ксюшина комната была комфортной, заснуть Люба смогла не сразу: все перебирала в голове воспоминания о курортном романе и плакала.

Эдик тоже долго не мог заснуть. Пытался понять, что произошло, что послужило причиной категоричного отказа Любы сохранить их брак. Если б она чуть мягче отказала, можно было б обсудить с ней это, найти компромисс. Но она так вскрикнула, будто он что-то ужасное у нее попросил. Или как будто ей сделал больно. «После драки кулаками не машут! – напомнил себе, заставляя прекратить анализировать ситуацию, которую уже не изменишь. – Нас уже развели, наш поезд ушел».

После завтрака съездили за документами. Паспорт со штампом о разводе жег руки. Люба быстро спрятала его в сумочку, но забыть этот штамп не могла. Он маячил перед глазами, словно черная метка. И зачем она вообще на него взглянула.

Эдик свой паспорт даже не развернул и тоже поспешил его убрать с глаз подальше. Как будто и ему теперь он обжигал руки.

Возле дома их ждала Ксюша. Сказала, что забыла что-то в комнате.

– Где вы были с утра пораньше? – спросила раздраженно. – Я уже полчаса здесь торчу, как чужая.

– Я тебе дам сегодня ключи, будешь приходить, когда захочешь, – пообещал Эдик, избегая ответа на первый вопрос.

Но их выдал Гаврик, сообщив названной сестрице:

– Разводиться ездили.

– Такими вещами не шутят, – обрубила его Ксюша.

– А я и не шучу, – обиделся мальчик.

– Отец, он правду говорит? – строго спросила Князева дочь. При этом ее голос прозвучал настолько холодно и жестко, что Люба не могла не подумать: «Вся в отца».

– Да, – сухо ответил Эдуард.

– Почему? – недоумевала девочка. – Все же хорошо было!

– Так казалось, – ответил, а сам подумал, что и ему самому так казалось, потому отказ Любы продолжить отношения и стал сильным ударом.

– Но, папа…

– Я не намерен ни с кем обсуждать наши с Любой отношения, даже с тобой. И Люба не станет, – не дал Ксюше договорить Эдуард.

Девочка сжала кулачки и неприлично выругалась. Замечание делать ей никто не стал. Честно говоря. Эдику и самому хотелось выругаться – с трудом сдерживался. Вот проводит теперь уже бывших членов своей семьи, посадит на поезд – и напьется. Думать о будущем без Любы было невыносимо, да и к Гаврику он как-то неожиданно привязался.

Узнав, что Люба с Гавриком вечером уезжают, Ксюша решила задержаться. Предупреждая мать, просто сказала, что хочет еще денечек пообщаться с отцом, поделиться воспоминаниями об отдыхе. Про развод не упомянула. Люба, ставшая свидетельницей телефонного разговора, поразилась мудрости и внутреннему такту девочки. «Хорошим человеком она, должно быть, вырастет, – подумала. – Жаль, что без моего участия». Расставаться с девочкой навсегда было так же больно, как и с ее отцом. К тому же в разрыве отношений Люба не без оснований винила себя, и от этого на душе было совсем уж горько.

Днем приехал Кирилл. Узнав, что поедет он в провинцию не один, а с Любой и Гавриком, возвращающимися на малую родину, огорчился и обрадовался одновременно. Огорчился внезапному разладу между близкими людьми, которые, казалось, совсем недавно были страстно влюблены друг в друга. Обрадовался же создавшейся возможности тесного общения с бывшей любовницей и, главное, со своим родным сыном, пусть даже не мог открыть ему правду об их родственных связях. К тому же Князев сообщил, что Люба, возможно, станет его помощником на фирме, что открывало еще более широкие перспективы.

Ближе к четырем приехали Сергей и Рита. Первого Князев ждал – он должен был привезти необходимые бумаги, связанные с организацией работы нового филиала, для передачи их Денисову и личного знакомства с новым сотрудником компании. Рита же увязалась за ним. Она хотела поближе познакомиться с супругой Эдика, а когда узнала, что Люба ему больше не жена, в ней проснулось профессиональное любопытство. Желание узнать, что послужило причиной внезапного распада совсем недавно заключенного союза, было столь сильным, что она была готова и одна нанести нежданный визит Князевым. Сергей предпочел взять ее с собой, чтобы иметь возможность хоть немного контролировать ее поведение. Он знал, что Рита может быть бесцеремонной, особенно в ситуациях, когда ей движут женское любопытство и профессиональный интерес.

– Посплетничать не хочешь? – поинтересовалась Рита, когда мужчины собрались в кабинете, а Гаврик с Ксюшей устроились во что-то играть в девичьей комнате.

– Мы с Эдиком договорились не обсуждать наши отношения и причины развода, – отказалась изливать душу Люба.

– Странные вы все-таки, – не отставала Рита. – Поженились, почти не общавшись, и развелись, не прожив вместе и месяца.

– Вот ты сама и ответила на свой вопрос, – грустно улыбнулась Люба. – Мы поженились, толком даже не узнав друг друга. И вот итог.

– Типа не сошлись характерами?

– Типа того. Так и написали в заявлении на расторжении брака.

– Весьма размытая формулировка, – заметила Рита. – В чем именно не сошлись-то? Разные взгляды на внешнюю политику? Дурные привычки? Несовместимость в постели? А не пробовали найти компромисс?

– Ага, все сразу, а еще я храплю, – попыталась отшутиться Люба, и тут же поняла, что шутка получилась кислой.

– Брось ты, – даже не улыбнулась Рита. – Трех недель мало даже для того, чтобы выявить противоречия. Вы даже не пытались найти компромисс. Ведь так?

– В нашем случае компромисс невозможен, – попыталась оправдаться Люба.

– Компромисс возможен всегда, если люди друг друга любят. Вы ведь любите друг друга?

– Как я могу отвечать за Эдика? – пожала плечами Люба.

– Но ведь за себя-то можешь? – Рита была настойчива.

– За себя могу.

– Так любишь ты его или нет?

– Люблю, – тихо призналась Люба. – Только ты не говори никому, особенно Эдику, ладно? Не заставляй пожалеть о том, что разоткровенничалась.

– Я-то промолчу, – пообещала Рита. – Но ты подумай: может, лучше, чтобы он знал о твоих чувствах?

– Не лучше, – вскинула подбородок Люба.

– Все ясно с вами, – вздохнула Рита. – Во всем виновата гордыня. Смертный грех, кстати.

– Хоть адом-то не пугай, и на земле тошно, – совсем убитым голосом попросила Люба.

– Прости, тебе сейчас, конечно же, не до проповедей, – извинилась Рита, неожиданно обняв Любу за плечи. – Со временем должно отпустить. Время все лечит. Но если помощь будет нужна – звони. Продиктуй свой номер, я наберу, чтобы мой у тебя отпечатался.

– Не помню я свой номер.

– Тогда ты меня набери.

– Ладно, – Люба взяла в руки мобильник.

Рита продиктовала свой номер, Люба его послушно набрала, через несколько гудков сбросила. Послушно занесла номер в телефонную книжку.

– Спасибо за поддержку, – произнесла тихо.

Дела мужчины обсуждали почти до самого отъезда. Рита заявила Сергею, что они вместе со всеми едут на вокзал. Чемоданы уже вынесли в коридор. Оставался всего один – с вещами, купленными в Москве и Анапе. В него Люба собиралась положить пеньюар, в котором ходила по дому, и домашнюю одежду Гаврика. Оставила всех на минуту – пошла переодеваться в гостевую-детскую.

Минута прошла, и пять прошло – Люба не выходила.

– Наверняка уже переоделась, – зачем-то высказал свои мысли Князев. – Помогу донести чемодан.

Когда Эдик вошел в комнату, сразу понял, что задержало Любу. Она сидела на кончике кровати и плакала, уткнувшись лицом в подаренный им пеньюар. Именно тот, что был на ней в ту ночь, когда они впервые занялись любовью. В ту сказочную романтичную ночь.

Люба подняла голову и посмотрела на Эдика жалобными заплаканными глазами. Во взгляде было столько боли и отчаяния, что даже у него сжалось сердце. Захотелось забрать у нее эту боль, защитить от чего-то, ему неведомого. Повинуясь каким-то древним инстинктам, он притянул Любу к себе и сжал так сильно, что она даже пискнула беспомощно. Посмотрела на него так, будто на всю жизнь хотела запомнить. Подняла руку, провела нежно по гладковыбритой щеке.

Эдик накрыл Любину ладонь своей, не отпуская. Потом сам отнял ее руку от своего лица и поцеловал каждый пальчик. Она замерла. Даже слезы перестали катиться по щекам.

Придерживая Любино лицо за подбородок, Эдик прикоснулся губами к ее глазам: сначала к одному, потом к другому. Затем поцеловал нежно в губы и, почувствовав отклик, уже не смог больше сдерживаться, целуя жадно, горячо, забыв обо всем. Люба отвечала на поцелуи так же страстно и отчаянно, будто в последний раз.

Они забыли обо всем. Не размыкая губ, лихорадочно начали срывать друг с друга одежду. Не заметили, как в комнату заглянула Рита и тут же вышла. Не вспомнили о том, что в гостиной их ждут друзья, и что их могут услышать дети. Не подумали о том, что могут опоздать на поезд.

В этот раз они любили друг друга недолго, но так страстно, как никогда. И даже когда все было кончено, не сразу пришли в себя. Долго не могли разомкнуть объятия. Лежали, сплетясь, точно приклеенные.

Первой к реальности вернулась Люба. Осторожно высвободилась, села на постели, пытаясь дрожащими руками поправить прическу. Эдик сел на другой стороне кровати, ища ногами пантолеты.

Начали собирать вещи, поспешно одеваться. Друг на друга старались не смотреть.

– Извини, не сдержался, – все еще низким хрипловатым голосом, каким говорил в минуты возбуждения, произнес Эдик.

– Не за что извиняться, я сама была хороша, – дрожащим голосом отозвалась Люба. – Наоборот, спасибо тебе должна сказать за то, что пытался утешить.

– Это тебе спасибо. Мне было хорошо с тобой.

– И мне с тобой было неплохо. Жаль, что все закончилось.

– Уверена, что не хочешь остаться?

– Да. Разбитую вазу не склеишь.

– Ты всегда загадками говоришь, не всегда тебя понимаю. Вот и сейчас.

– Вот и доказательство, что правильно сделали, разведясь. Мы слишком разные. Говорим на разном языке, чувствуем по-разному, не понимаем друг друга.

– Я принял твое решение, – уже похолодевшим ровным голосом ответил Эдик, застегивая верхнюю пуговицу. – Жду тебя в холле.

Подхватив чемодан, Князев вышел из комнаты.

Почти сразу же за ним вышла и Люба. Она старалась выглядеть спокойной и уверенной, как будто сейчас у них с Эдиком ничего не произошло. Однако разрушенная прическа, стертый макияж и мятая юбка выдавали ее с головой. Да и звуки, некоторое время назад доносившиеся из гостевой комнаты, не позволяли никому усомниться в том, чем именно бывшие супруги там занимались. Только Гаврик в самый пикантный момент забеспокоился, что маме плохо, но его заверили, что Эдик ее в обиду не даст, и удержали в гостиной.

– Так мы едем или остаемся? – задала Ксюша волнующий всех вопрос. – Кто-то уезжает сегодня?

– Мы уезжаем, – мертвым голосом сообщила Люба.

Рита посмотрела на нее с недоумением, на Эдика – с осуждением. Поймав ее взгляд, Эдик поморщился и отвернулся. Что он мог сделать, если Люба решила уехать? Не удерживать же ему ее силой? Насильно мил не будешь, как говорится. Хотя по Любиной реакции на его ласки трудно поверить в то, что он ей не мил. Но все-таки ей виднее, любит ли она его. Уезжает – значит, не любит. Надо как-то это принять, смириться с этим и жить, как прежде.

На вокзал ехали, как на кладбище. Провожали отъезжающих, как в последний путь. Ксюша по-настоящему плакала. У остальных были скорбные лица.

Проводив Любу, Гаврика и Кирилла, оставшиеся на перроне покинули вокзал и разошлись по своим машинам. Эдик повез дочку к ней домой.

– Пап, объясни, это что сейчас было? – зло спросила Ксюша, когда Эдик остановил машину возле Нининого дома. – Я же вижу, что вы любите друг друга, как сумасшедшие, как в кино, даже круче. Почему тогда развелись? Почему ты ее отпустил? Почему она уехала? – Девочка разрыдалась.

– Я перед тобой отчитываться не должен, – грубо ответил Эдуард. – Подбирай сопли и топай домой!

– Идиот! – психанула девочка и вылезла из автомобиля, с силой захлопнув за собой дверцу. Не оборачиваясь, пошла к подъезду. Эдик развернул автомобиль и поехал домой.

«Действительно, что это сейчас было? – думал он, с силой сжимая руль. – Как такое могло получиться, что я своими руками вручил любимую сопернику? Почему отпустил?». Эдик даже зарычал, как зверь, от ярости и отчаяния.