Темно-серо-синяя кора деревьев и мелкая синевато-зелёная листва ещё не успели высохнуть от ночной влаги, когда Костя, поминутно озираясь, удрал через окно в областной уездный городишко. Ему требовалась лошадь.
Поднявший голову от подушки Бобыль глубоко вздохнул и осторожно перевернулся против идущих из окна запахов. Потом закрыл глаза и, прижавшись к мягкому и такому родному, (такому своему!) боку супруги спокойно продолжил сон.
Вечером по усадьбе летали молнии и гремел гром. Яга для похода в уезд требовала собрать маленькую армию. Она не сомневалась в нападении разбойников, хищных зверей и прочей нечисти.
«Куда? В одиночку! Не пущу!», — зло оскалившись, причитала домохозяйка.
До уездного городка хорошим шагом можно было дойти часов за двенадцать, на ночевку остановившись в придорожном трактире.
Волчий уезд славился своим порядком и хорошими нахоженными, наезженными дорогами. Оборотни много лет не слышали о разбое на своих трактах.
***
Пробираясь к дороге, Костя успел основательно вымокнуть, а мокрые булькающие водой кроссовки каверзно натёрли ногу через носок. Это не улучшило и без того гнилого настроения последних недель, и парень бездумно ломился сквозь мощные красноватые кусты, вобравшие за ночь влагу. Они же щедро делились с ним своими ночными накоплениями. В дополнение ко всем «приятностям» похожая на земной мох трава, так мягко пружинящая в полдень под ногами, ранним утром старательно погружала в своё ковровое нутро ноги по щиколотку. Яркий, покрытый своеобразными геометрическими фигурами, разрисованный неизвестным талантом местами в зелёный, но чаще в синий и красный природный палас был невероятно толст. Провалившись в пятно густого зелёного цвета по колено, Костя, чертыхнувшись, интуитивно стал выбирать окрашенные красным места и только через четверть часа выбрался на дорогу.
На рассвете среди теней, на ветвях придорожной растительности, длинные пряди лишайников образовывали необычные скульптурные группы. Издалека они казались путнику то собравшимися на пикник стариками, развесившими по ветвям свои кустистые бороды, то девицей, расплетающей косы, а то и злыми придорожными духами, готовыми толпой напасть на пешехода. Но чавкающие - со звуком выстреливающих петард! - полные болотной жижи кроссовки могли отпугнуть любого злонамеренно прячущегося в кустах. К тому же в это время все бандиты спали, и Костя, несмотря на неудобства, бодро передвигался в поисках подходящей для просушки полянки.
Спустя часа три небо, наконец, освободилось от облаков, и впереди показалось небольшое озеро, с быстро исчезающими в свете дня клочьями тумана.
К полудню путешественник устал, обувь оставалась влажной, а натёртая пятка стала существенно сигнализировать о растущей мозоли.
Бесконечная гладь озера закругляла свой край где-то в сине-небесной дали, сливаясь с лесом и небом. Уставший и совершенно не удовлетворённый походом организм требовал пищи. Собрав по пути вязанку хвороста, Костя нашёл песчаный пляжик и, разведя костёр, поставил котелок, предварительно залив в него воды, накидал смеси из прихваченной крупы, вяленого ароматно пахнущего мяса и какой-то звёздчатой зелёной травки, напоминающей земной щавель; ее показал Бобыль во время недавнего похода в лес за грибами.
Искупавшись, Костя с некоторым неудовлетворением выловил из котелка носки, с убийственной меткостью свалившиеся в суп, и, помешав густое варево, убедился в отличном качестве приготовленной еды. Потом он улёгся на отдающий тепло уставшим мышцам песок и задремал.
***
Послеполуденное солнце от души прижгло шею и затылок неосмотрительно загорающего прохожего. И в настоящий момент наблюдало, как он старательно мокнет в прохладной озёрной воде, пытаясь излечить себя от произошедшего с ним перегрева.
Наконец, Костя решил, что вода достаточно охладила дурную голову, и вылез на просушку, впереди ждал следующий этап пути.
В месте его стоянки маленький кустарник, ближе к дороге постепенно переходящий в подлесок, красиво окаймлял берега и немного криво отражался в зеркально-чистой озёрной воде. Маленькие золотые искры всплывающих к поверхности рыб, расходящиеся по воде круги мелькали то тут, то там. Гудели шмели, и дальние тростниковые заросли шевелились от тёплого ненавязчивого ветерка.
«Красотища»,— подумал путник и вздрогнул от внезапно прозвучавшего за спиной звука - звона падающего котелка.
Парень резко обернулся. И увидел, как, нелепо повиливая на поворотах и выплёскивая остатки супа, котелок быстро перемещался в сторону придорожных зарослей – естественно, не сам по себе, а в пасти маленького серого комка меха.
— Эй, — только и крикнул Костя, — куда? Поел бы и котелок вернул...
Но неопознанный со стороны пушистого зада зверь уже скрылся в густой растительности.
Прикидывая не забыть купить на базаре ценный кухонный предмет и отчитаться потом Яге, путешественник, быстро собрав пожитки, вышел на тракт и бодро зашагал по дороге к городу.
***
Преодолев три четверти расстояния, он, как и предполагалось, к вечеру дошагал до придорожной харчевни. Жизнь в этой части земель бурлила. Ему неоднократно встречались снующие в обоих направлениях обозы, поэтому скучным и пустынным можно было назвать только первый участок пути.
Небо почернело, стало смеркаться, и клочья опускающегося тумана подтолкнули неторопливого пешехода, собравшегося было поспать на лужайке у костра, в тепло у домашнего очага.
Звякнул колокольчик, и весёлая пухлая, розовощекая девица, улыбнувшись, показала Косте на стол.
Первое, что бросилось ему в глаза — это чисто вымытые и натёртые почти до лакового блеска дубовые неподъёмные столы с широкими лавками, с лежащими на них кожаными подушками. Причем те явно были заслуженными - вытертыми не одним задом.
Красотка, обдавая всех непередаваемым запахом жареного лука, пряностей и пара, подошла и, гостеприимно поставив кружку светлого пенного напитка, осведомилась:
— По нозологии заказывать будете?
— Эт как? — опешил Константин.
Она вздохнула, оценивающе стрельнула глазами на одежду и сообщила:
— Бодрый нынче денёк. Только деревенские и идут. Список читать будешь или мне на свой вкус принести?
— Вообще-то ваша нозология называется меню, — сообразив, о чем идёт речь, поправил её путешественник. — Давай, ознакомимся.
Почти сразу, едва попав в этот мир, Костя и бабка сообразили, что после переноса они каким-то образом приобрели возможность понимать новую речь, а текст валявшейся в кузове книжонки и старого журнала неуловимо изменился под чужое наречие. Пожав плечами, попаданцы не стали задумываться над чудесами, восприняв их как должное.
И теперь, сидя в трактирчике, парень читал:
«Хорошие господа! Позвольте предложить каравай мягкий, мочённый в постном масле; капуста, тушённая на постном масле; картофель, жаренный на постном масле; кусок мясного, (что поймали), жареного с картофелем на постном масле; кусок рыбного, тушённого с капустой на постном масле».
— Негусто, — констатировал странный посетитель. — Пиво-то, надеюсь, не на постном масле?
— Нет, — фыркнула подавальщица. — Рыбу бери, свежая.
— Ну, давай рыбу и каравай, — послушно согласился постоялец. — И комнату на ночь.
— Полновесная серебрянка, коли комнату целиком хочешь, — отозвалась толстушка. Получив монетку, она выдала ключ и вскоре появилась с вполне сносным ужином.
К ночи гостиничный трактир был набит уже до отказа. Когда наевшийся и напившийся Костя собрался идти спать, к нему подсели трое колоритнейших граждан. Бурлившие в животе пиво и капуста требовали «продолжения банкета», и парень решил задержаться на «ещё чуть-чуть».
Один из подсевших был высоким, костлявым, одетым в меховую одежду смуглым человеком, с золотым зубом и серьгой в ухе; второй — низкорослик, с крысиным кукольным лицом и резным посохом, а третьей была девица в ярких многочисленных юбках, с огненно-рыжими волосами и типичным сказочным лицом Лисы Патрикеевны.
«Цыгане», — подумал Константин.
Получив от уставшей к ночи и уже не улыбавшейся толстушки пиво, они сели напротив и, вытащив три кожаных стакана с круглым, блестящим медью шариком, предложили:
— Сыграем, дарагой!
— Конечно! — согласился Константин: — Но с условием!
— С каким, любезный? — весело откликнулся крысинолицый.
— Я трижды отгадаю, а вы мне свои кошельки. Ну, прибауточник, начинай, как там: «Кручу-верчу, обобрать хочу!», — выпитое пиво стремилось нарваться на неприятности, а кольцо вдруг стало нагреваться, и Костя, пьяно рыгнув, схватил себя за палец.
Драконья голова открыла маленький зубатый рот и, блеснув алмазом, ослепила сидящих напротив.
Смуглолицые цыгане разом сбледнули. Резко встав, они поклонились в пол и молча покинули заведение. На столе сиротливо остались непочатые кружки с пивом и три маленьких кожаных стаканчика. Под заинтересованные взгляды постояльцев трезвеющий Костя сбежал спать.
***
Жизнерадостное утро празднично высветило комнатёнку яркими солнечными соцветиями. Через открытые ставни пробился лёгкий ветерок, Костя сморщил нос, чихнул и проснулся. Помахав рукой гостеприимной пышечке, он быстро вышел к дороге.
На тракте было шумно и многолюдно. Наступил первый день ежегодной сезонной ярмарки. Уезд, как гудящий улей, был переполнен купцами, мелкими торговцами, промысловым людом, приехавшими за покупками, оборотнями из простых, мелкими дворянчиками и прочим народом.
Костя не любил толпу. Но выбор был невелик, оставаться с гиперзаботливой Ягой не хотелось, и он, расталкивая окружающих локтями, сумел пробиться к большому, тёсаному из крупных брёвен помосту, по которому водили раздувающих чёрные ноздри и громко фыркающих коней.
Приют, в котором провёл своё детство Константин, вывозил детей на лето в умирающий колхоз. Там, под обветшалой крышей старой конюшни, доживали свой век одержимый любовью к лошадям конюх и некогда славная пара орловских рысаков. Маленький Костя чем-то глянулся одинокому пенсионеру, и дед научил мальчишку нехитрым премудростям ухода и выезда на лошадях. К пятнадцати годам мальчишка мог спокойно скакать без седла, как цирковой наездник. В тот год его перевели в интернат, и больше он не возвратился к полюбившему его деду и лошадям. Но тёплая память о благородных животных и выучка остались.
Сейчас он стоял и смотрел, как по очереди выводят на помост гривастые чудеса.
Поглазев ещё немного, парень понял, что выбрать из этого великолепия ног и грив он не сможет ничего. В груди противно заныло, и Костя, вспомнив об упущенном завтраке, протиснулся обратно. Обойдя помост по большой дуге, он углубился в сторону трактирной улицы вдоль крытых загонов.
Внезапно он услышал в углу, среди поилок и хомутов, громкое возмущённое, какое-то даже рычащее ржание лошади и заодно отборный лексикон пятившегося оттуда охранника. Заинтересованно подойдя поближе, Костя с замиранием сердца рассмотрел сгусток ночной темноты с иссиня-чёрной эбеновой шкурой. Перед ним на задних пятипалых птичьих, невероятно мощных лапах, стоял, презрительно надувая квадраты ноздрей и швыряя яркие пучки золотых молний из негодующих глаз, трёхметровый ящер, похожий на тираннозавра из фильма о юрском периоде.
— Коня продаёте? — сглотнув ставшую горькой слюну, непонятно зачем спросил он.
— Таких коней не бывает! — грубовато ответил только что отскочивший подальше от зверюги мужик.
— Везли ко двору на показ, да видно забьём, не справимся!
— Продайте, — неведомо зачем затребовал Константин.
Охранник, усмотрев в странном парне выгоду, побежал за хозяином, и тот незамедлительно явился, назвав невероятную сумму в десять монет золотом.
Костя, по-змеиному вытянув шею, подошёл к ящеру, и тот, шаркнув лапой, подпустил...
— Я тебя за такие деньги самого под седло упакую, — непонятно откуда взявшееся шипение заставило вздрогнуть торговцев.
— Сколько дашь? — спросил хозяин дракона.
— Золотой, — справедливо ответил покупатель.
Они составили купчую и, отойдя на солидное расстояние, приготовились ждать.
Всё ещё пребывая в каком-то странном оцепенении, словно наблюдая себя со стороны, Костя спокойно отвязал зверя и, накинув верёвку ему на шею, сказал:
— Пошли, попонку купим, ночи тут прохладные, да и мне мягче сидеть. Вороном назову. И пожрать нам надо, ты, видать, траву-то не ешь...