Легенды Оромеры. Великий Орёл.

Глава 68 Легенды Оромеры. Великий Орёл СХВАТКА. (Александр Игнатьев)

Странные видения, неведомо как появившиеся у Людвига, заставили его, наконец, вынырнуть из холодного забытья. Замерзающий мозг внезапно пробудился, при том, что ощущение глубокого покоя, тепла и счастья охватили влюблённого профессора. Яркие запахи ушедшего лета, скошенной травы, мёда и лаванды проникли в голову и разбудили окоченевшее тело. «Как приятно, оказывается, умирать!» — подумал математик и улыбнулся. Он чувствовал как, неторопливо плывет в летних ароматах, и мысли текли также вяло и размеренно. «Такую агонию мне дарит Лунный свет, цветок моей Аккарин, наш с ней цветок», — думал Людвиг, купаясь в волшебстве сна. Ему захотелось потрогать эти мягкие, наполненные живыми соками, упругие пупырчатые листья растения и, может быть, в последний раз вдохнуть остатки его аромата в остывающую грудь. Рука сама потянулась за пазуху и ощутила голое тело под тяжестью невесомого тепла пуховой перины. Он завертел головой, пытаясь высвободить укрытый подбородок, и приоткрыл глаза, ещё до конца не осознав, на каком свете сейчас находится.

***

Человек вынырнул из блаженной истомы, с тихим вздохом огляделся, ещё ничего не понимающим взглядом, и ледяная волна памяти, вместе с болью и перенапряжением, ответила очнувшемуся дикой головной болью. Ноги свело с такой силой, что тело непроизвольно согнулось, сжатые зубы заскрипели, и горло само издало громкий нечленораздельный стон.

Рядом сидящая девочка испуганно вскочила с кресла и, посмотрев на скорчившегося от боли, выбежала из помещения.

Когда Людвиг смог повторно открыть глаза, на него смотрела озабоченная физиономия бородатого широкоплечего мужчины с классическими чертами Высшего Оборотня. «Кто-то из знати», — мелькнуло в гудящей голове, и новая волна судорог накрыла его. Тем временем, подошедший откинул одеяла и начал с силой массажировать сведённые икроножные мышцы. Людвиг закричал, но боль, к удивлению, быстро ушла, и он, сумев сфокусировать взгляд, попросил незнакомым, словно не своим, а каким-то каркающим голосом:

— Пи-и-и-ить, да-ай-те воды...

Незнакомец на миг прекратил экзекуцию и, осторожно приподняв голову, прислонил к губам чайник.

Профессор сделал глоток, и по горлу вниз, в промерзшее нутро, потекла тёплая, чуть кисловатая приятная жидкость.

— Сп-пас-сибо, — смог вполне членораздельно выговорить он. И, боясь, что волшебный напиток отберут, торопливо стал глотать живительную влагу.

Человек строго покачал головой и, убрав поильник, продолжил массаж. Но боль ушла совсем. И, почмокав губами, Людвиг провалился в здоровый сон выздоравливающего после тяжёлой болезни пациента.

***

Убежавшая из дворца, забывшая обязанности Всемилостевейшей Милосердной Мадам, маленькая преступница Аккарин, дрожа всем телом, сидела в виде тонкой змейки в каком-то тёмном углу большого, рубленного из сосновых толстых брёвен, дома. Только теперь до неё начал доходить смысл происходящего. Только в первый момент решение бежать казалось единственно правильным. Услышав про Людвига, девушка, не особо взвесив свои возможности, бесстрашно кинулась за начальником сыска и, успев, в последний момент нырнуть в одну из сумок господина Саварро, закрыла глаза, фактически замерев на всё время полёта. Но, попав вместе с Гертрихом в этот спасительный дом, она ощутила всей своей змеиной сущностью, куда их занёс разрушенный бурей гидроплан.

В детстве, едва научившуюся правилам счёта и письма, графиню Грета сажали на высокий стул в старой пристройке Храма и заставляли вызубрить пантеон оборотнических ликов и богов. «Всё выходит из Бездны и возвращается к её истокам, после окончания цикла жизни», — учили девочку.

Долгие годы, пряча белое лицо от жгучего солнца островов, она просиживала с книгами на длинной скамье Собора, рядом с бесконечно глубокой чашей, наполненной прозрачной водой, уходящей в неведомое тёмное никуда.

Под ажурные каменные своды, взлетевшие на огромную высоту прямо в синий небосклон, к яркому свету Звезды, приходили постоять на краю перед этой водой. Здесь вспоминали ушедших, просили совета и делились радостями и печалями.

— Встаньте на колени, братья и сёстры, поклонитесь темноте вод, подумайте о тех, кто уже не с вами, и Великий Дракон посмотрит на Вас сквозь око этой чаши, — тихо и устало объяснял вошедшим отец-настоятель.

Люди застывали, пытаясь узреть божественную сущность Дракона Хаоса, объединившего их мир и сумевшего соединить живые души в неразделимое тело оборотня.

Огромное тёмное око, обрамлённое в мрамор, поглощало свет и, молча, съедало тихие просьбы приходящих. Никто не слышал звуков от падающих в него монет. У чаши не было дна.

Акарин помнила, как маленький мальчик громким срывающимся от любопытства шёпотом спрашивал у довольного от только что заключённой выгодной сделки отца, который не забыл прийти поклониться в Храм:

– А если бросить золото, то Дракон вернёт нам в два раза больше, да?..

– Нет, — отвечал купец. – Дракон никогда не возвращает золото. Он копит его. Но, если с ним не поделиться, он отомстит.

– Он злой?, — допытывался ребенок.

– Он – Зверь, — учил отец. – Никогда не бери у Дракона, всегда отдавай ему своё, и, может быть, он позволит нам жить».

В памяти Аккарин навсегда осталась эта беседа и уверенность в том, кого надо бояться и обходить стороной.

И теперь, она в ужасе лежала, забившись в щель в доме Дракона...

***

Только спустя несколько часов, когда стихли шум и гулкие разговоры, доносившиеся из столовой, змейка решилась выползти из своего укрытия. Аккарин прошмыгнула в соседнее помещение и, максимально подняв головку над полом, высунув трепещущий от страха и напряжения язык, осмотрелась.

Свет Лун падал из незашторенного окна на гладкий дубовый зеленоватый пол. Жёлтая змейка медленно поворачивала голову, которая своими чёрными бусинами-глазами смотрела, как серебряные лучи, аккуратно соскользнув с подоконника, опускаются на стол, кресло, бегут по шерстяному ворсу толстого ковра и, аккуратно обогнув прикроватную тумбу, поднимаются на широкое ложе. На нём, укрытый одеялами, лежал... её Людвиг!

Змея стремительно пересекла расстояние до кровати и решилась! Через мгновение, осторожно поглядывая то на открытую дверь, то на спящего профессора, девушка, укутанная до пояса мягким покрывалом из золотых волос, воровато усмотрела лежащее полотенце и просто обернулась им. Затем, она аккуратно забралась под одеяло и некоторое время лежала, стараясь не дышать, и, глядя в бледное лицо питона из рода Гримальди. Ещё несколько длинных минут, кажущихся Вечностью, и под звук скрипнувшей кровати, она закрыла глаза, прижавшись к профессору, словно он мог зашить её от жуткого Дракона Хаоса и кошмарного Великого Кобра.

***

Вазерион жил своей круглосуточной неспокойной столичной жизнью. Его жители, как и любые другие обитатели мегаполисов всех миров, снисходительно относились к выходкам провинциалов, одновременно недолюбливая и сочувствуя последним, вынужденным, в силу проживания в захолустье, быть дикими и малообразованными существами.

Уверенный в себе, хозяин двух постоялых дворов и трактира, рождённый в предместье и знающий цену себе, по праву рождения в столице, был оскорблён наглой волчицей, которая, не смущаясь присутствия уважаемых мужчин, своевольно властвовала в его доме уже вторые сутки.

Она, без стеснения, требовала предметы невероятной роскоши и искренне удивлялась их отсутствию, приэтом, не забывая колко унижать его лично. Впрочем, было понятно, что странная женщина делает это не со зла, а, искренне не понимая, почему их нет. Это пугало. К концу второго дня хозяин решился и послал за полицмейстером...