Легенды Оромеры. Великий Орёл.

Глава 77 Легенды Оромеры. Великий Орёл СХВАТКА. (Александр Игнатьев)

Страна не обратила внимания на смену правящего дома. «Что со змеями, что с драконами — всё равно налоги платить...», — говорили старожилы и смело шли в харчевню, лишний раз отметить старый Новый год.

В Вазерионе, сам собой, не успев, как следует, начаться, стих бунт.

Увидев в сером утреннем небе фигуры двух гигантских драконов, подстрекатели так же тихо, как и достали, спрятали за пазухи ножи и, повздыхав, расселись нищими на папертях многочисленных столичных соборов...

Практически сразу было объявлено о женитьбе Людвига Гримальди на Мадам Аккарин, которая по праву брошенной Не-жены могла с честью отдать руку любому, по своему выбору.

Влюблённые категорически не желали расставаться и были готовы наплевать на все обычаи, (но на их исполнении вдруг строго начала настаивать новоиспеченная волчья княгиня, поддержанная Костиной семьей Драко).

В первое воскресенье нового года Людвиг, (по всем канонам), третий день томился в разлуке, и, будучи, отселённым, обедал в ресторане с двумя холостяками.

Первым был Костя, который всячески старался по любому поводу удрать из дворца, где ему кланялись и пытались завести знакомство. В попытке бегства, он выбирал не тот маршрут, постоянно проникая в городское имение к Яге, (где готовилась к отъезду плачущая Эмили), и тоже расстраивался.

Влюблённые наивно думали, что, попав в столицу, они зайдут в Храм и объединятся навеки.

Но тут оказалось, что Эмили увезут к матери, где она проведёт три бесконечных месяца в подготовке, и только в День Весеннего Равноденствия они смогут дать друг другу клятву в вечной любви.

— Никак не раньше. Не успеем, — твёрдо постановила Таисья Сергеевна под одобрительный гул голосов.

Вторым оказался Гертрих Саварро, так удачно приземлившийся на лужайке у драконьего дома.

Начальник сыска излучал спокойствие и очень умело, немного снисходительно, и по-отечески добродушно поддерживал разговор, внимательно следя за тем, чтобы два влюблённых жениха не зачахли над полными тарелками.

— И представьте, — чавкая, и, роняя крошки, говорил Начальник Сыска, привычно переходя на шипящий рык, и, слегка растягивая слова. — Какой способный малый оказался приятель Княгини Канислюпус...

Внимательно слушающий городские истории Костя отвлёкся от супа и спросил:

— А кто это?

— Это Ваша Яга, — вклинился в разговор Людвиг.

— А-а-а-а-а… — согласился ещё не очень привычный к титулам Его Высочество Князь Драко.

— А Вы-то, уважаемый Гертрих, сами жениться не хотите? — профессор задумчиво посмотрел на салат и потянулся к закуске.

— Я решительный враг женитьбы, — гордо сообщил Саварро. — Считаю необходимым выступать за строгое разделение труда. Есть индивидуумы, которые должны делать детей. Есть те, которые должны содействовать их развитию в условиях покоя и благоденствия в государстве.

Крокодил рыгнул и, справившись с благородной сытой отрыжкой, аккуратно промокнул подбородок.

— Однако я знавал нескольких женоненавистников, которые в настоящий момент трудятся отцами и мужьями, забыв про свои другие, не отеческие обязанности, — улыбнулся Людвиг.

— А я буду очень рад узнать, что Вы влюбились! Пожалуйста, не забудьте позвать нас с Эмили на свадьбу, — поддержал Константин.

— Так я уже влюблён, — хитро щурился Саварро. — Моя любовь лежит на тарелке и называется «отбивная»...

— Поверьте мне, — настаивал Гримальди. — Ваша возлюбленная, сочащаяся мясными соками, не помешает вам любить мать ваших детей.

— А вот я вам другой пример приведу, — спорил Гертрих, расстегнув жилетку. — Вот решили вы с Костей поехать на охоту, или на рыбалку, или попариться с пивом и раками в соседнем уезде. Отпрашиваетесь у жён. А не тут то было! Нет у Вас теперь такой возможности!

Оба жениха мечтательно заулыбались, представив, как жены их не пустят и, понимая, как прекрасно не иметь возможности навсегда отказаться от пикников.

***

После обеда гости уехали, а профессор отправился к себе в номер.

Лёжа на кровати, больше напоминающей поле для игры в мяч, и, наблюдая, как маленькие розовощекие амуры целятся в розовый, ничем не прикрытый зад пухлой матроны на потолке, он подумал, как изменилась за какие-то два месяца его жизнь.

Потом он задремал, и мозг, продолжающий работать, начал спрашивать душу, а не лишиться ли он той толики свободы, о которой говорили за обедом.

И тут, находящееся во сне тело вспомнило маленькую тёплую змейку, доверчиво свернувшуюся у него груди, и Людвиг широко улыбнулся!

Какая-такая свобода ему нужна? Свобода — это его обретенное счастье: любить и желать, ту единственную хрупкую и нежную; защищать и оберегать — только её и навсегда!

«А знаю ли я её? — вдруг родилась новая тревожная мысль. – Может быть, ей я неприятен? Возможно, она просто терпелива, и её желания совсем иные? Может, она просто испытывала чувство сострадания, увидев его промерзшее тощее и больное тело?».

Он резко проснулся и сел. Потом, не найдя успокоения, встал и подошёл к окну. Спокойствие улетучилось, и страхи накинулись с новой силой. Панические мысли толпой ворвались в голову, взрывая мозг.

«А любит ли она меня? А если она решила выйти замуж только для того, чтобы определить свой статус замужней женщины? А вдруг, она, оформив официальные отношения, опомнится и поймёт, какая пропасть между нищим профессором математики и знатной графиней древнего рода? – он начал быстро одеваться. – Так нельзя! Поеду и спрошу!». И Людвиг стремительно выбежал на площадь перед отелем, искать экипаж! Его переполняло отчаяние, и даже какая-то злоба на всех людей и свою несчастливую судьбу.

***

В момент прибытия, на крыльце, в окружении старательно выражающих сочувствие родственников, рыдала уезжающая в поместье Эмили. Чуть поодаль стоял бледный от напряжения и готовый перекинуться и утащить свою самку Константин. От него шарахались и старались обойти по максимально широкой дуге.

«Вот она, настоящая, искренняя любовь! — завистливо подумал Людвиг. – Пойду посмотрю последний раз в глаза Аккарин! Скажу ей: «ты свободна!».

***

Его не ждали. Маленькая Мадам сидела на полу, а вокруг были разложены её платья: серое бархатное; шерстяное, цвета мышиной норы; расшитое пайетками, немного блестящее — цвета осеннего болота; и, наконец, парадное — шёлковое, с натуральными кружевами из нити паука — оно стоило целое состояние. Аккарин грустно смотрела на переливающийся под солнечными лучами шёлк цвета маренго...

Людвиг остановился, не перешагнув порог. Она подняла голову и... просияла от радости.

— Ой! Тебе же нельзя... как хорошо, что ты приехал... а я вот платья выбираю... – она внимательно посмотрела на хмурое лицо и встала. — Что случилось, милый?

Людвиг глубоко вздохнул и переступил через порог.

— Я глубоко убеждён, что со мной ты будешь несчастна. Я не тот, кто нужен такой, как ты. Ты само совершенство! Ты классическая гордая красота! Тобой должны восхищаться поэты, рисовать художники…

Аккарин встала и тихо подошла.

— Молчи, я должен сказать, я... я нищий, глупый, жёлтый питон. Я не пара... подумай! Ты можешь отказаться. Ты должна...

Девушка побелела.

— Не понимаю, — после некоторого молчания смогла произнести она. — Ты отказываешься?

Он глубоко вздохнул, набрав побольше, ставшего густым, воздуха и резко, на выдохе, произнёс:

— Да!..

— Но почему? — шёпотом произнесла, разом поблёкшая, как потерявший лепестки на ветру роза.

Затем, распрямила плечи и, смело посмотрев в глаза стоящего перед ней, твёрдо сказала:

— Объяснитесь...

— Аккарин, я уверен, что ты не можешь любить такого, как я. Со мной ты станешь несчастлива. Я не могу позволить тебе сломать свою жизнь, связав её с таким, как я.

Она просияла:

— Мой глупый-глупый питон! Я люблю тебя любым! Я не смогу жить без тебя! И твой отказ означает для меня только уход... к Великой Бездне.

Силы оставили Аккарин, и она осела на гору серых платьев.

Через полчаса их нашла Таисья Сергеевна. Узнав с какой целью профессор проник в имение, Яга, хитро ухмыляясь, прогнала его, размахивая шалью. И, поглядев на ворох вещей, решительно собралась за покупками!

***

В воскресенье толпы народа окружили главный Храм страны. Понадобились объединённые силы гвардейцев и всех сотрудников Управления полицейской жандармерии Центрального округа столицы, чтобы по периметру окружить площадь, во избежание давки и увечий.

Фактически, празднуя не обручение с Людвигом, а, отмечая настоящую свадьбу бывшей Мадам, столица радовалась первому празднику Нового года. Все надеялись на перемены и стремились к лучшей жизни!

Те, которым удалось ранним утром проникнуть за периметр охраняемой территории, толпились около зарешёченных окошек Собора, всматриваясь в яркую от тысяч зажжённых свечей Глубину Великой Бездны.

На ступенях, наплевав на мороз, сияя звездой на новом мундире, стоял небезызвестный Доберман, объявленный в столице героем — новый Блюститель Порядка Вазериона.

Около десяти утра стали подъезжать кареты знати. Разряженные в люкзор и ментенон, дамы шелестели расшитым атласом. Золотое сияние люстр и подсвечников отражало переливающиеся патюры, извлечённые из старинных ларцов. Все ждали жениха и невесту.

Наконец, раздались крики:

— Едут!

И на площади появились кареты. На их золочёных дверях два дракона переплетали хвосты, хрустальные окна дверок отражали синее небо. На последней прибывшей карете все увидели герб, в виде зияющей пасти волка.

— Приближённые...

— Клан, в котором вырос Наследник.

— Волки — Сила! – шептались в толпе.

Из первого экипажа вышел Дракон-отец и Великая Мать, которые, поклонившись толпе, чинно взошли по ступеням и исчезли в темноте входа в Храм.

Следом приехал Наследник и Наследница. Дракон Сын подал руку Сестре, и они также неспешно проследовали за родителями.

Затем открыли дверцу экипажа Клана Волков, и оттуда вышли Князь и Княгиня. Последняя поспешила к карете невесты, а князь – к карете жениха. Церемония началась!

Толпа, как волны прибоя, подалась вперёд, ловя каждое движение.

Людвиг, ведомый Марком, шёл как во сне. Питон видел только Её. Он смотрел на сложную причёску, с хитро вплетённой в косу белой фатой, украшенной шитыми мелкими голубыми цветами; на небольшой воротник, только подчёркивающий длинную белую шею, и на поразительно тонкую талию, которую широкий синий пояс выделил среди голубого шёлка пышной юбки свадебного платья.

— Краси-и-ива-а-ая... — шептались в толпе.

Между тем празднично одетые жрецы, под торжественное пение хора, вышли к главному колодцу Великой Бездны.

— Бери за руку Аккарин и веди, — рыкнул Марк на застывшего приятеля.

Зажглись украшенные незабудками свечи. Маленькая рука в шёлковой перчатке утонула в ладони профессора.

— Благослови их, Великая! — услышали в Храме.

И Сама Бездна зашумела водой и выплеснула на влюблённых свои хрустальные брызги. Марк и Яга подали полотенца, и влюблённые обтёрли друг другу лица.

Жрец подал два кольца. Жених протянул руку и взял большое. Старенький священнослужитель, с улыбкой, шёпотом поправил его, но тут Невеста протянула руку к маленькому. Они ошиблись так дважды и, наконец, взяв нужные, надели их друг другу на пальцы. И тут произошло Великое Чудо.

Маленькие золотые обручи колец на пальцах зажглись ярким светом, похожим на сияние звёзды, и у Аккарин вокруг безымянного пальца обвилась маленькая змейка с синими глазами, а на пальце Людвига свил уютное кольцо толстый питон с ярко-голубым глазком.

— Новая Фамилия родилась! — громко и торжественно провозгласил Жрец.

Толпа заволновалась сильнее, а Марк что-то громко зашептал Яге.

Его Величества подошли к молодожёнам и провозгласили:

— Сегодня в воскресный день Нового года, впервые за тысячу лет, родилась новая княжеская фамилия. Представляем Вам Князя и Княгиню Гримальди, из рода Питонов. Поклонитесь!

И первые, с глубоким почтением, в пол поклонились молодоженам. Дальше было замешательство, громкий шёпот, улыбки и поздравления знати. Торжественные, завистливые и умилённые взгляды. Толчея и полная неразбериха.

Выбравшийся из толпы, рычащий Константин, схватив Марка за рукав, произнёс:

— Если ты мне друг, то поможешь построить мне дом. На границе с твоими землями есть чудесная поляна. И венчаться буду у Вас в роще! Кошмар! Надо делать отсюда ноги. Помоги!