Чтоб я ещё раз пила гномий самогон? Пусть и для согрева, после нескольких часов ночного хода. Голова трещит, горло саднит, а память отказывается говорить, что вчера было. Я со стоном перевернулась в кровати. Так, руки-ноги на месте, я, судя по интерьеру, в том самом придорожном трактире, куда ввалилась вчера вечером насквозь промокшая и с начинающейся простудой. Одежда моя кучей свалена на стуле… но постойте, это не мои штаны, и рубашка тоже не моя. Я сфокусировала взгляд на вещах: так и есть вперемешку с моими висели и чьи-то чужие вещи. Мужские. Я приподнялась на локтях и, стараясь не расплескать головную боль, аккуратно посмотрела на другую половину кровати — вот он, спит, паршивец! Большой, голый и… такой красивый. Взгляд приковали тёмные полукружия ресниц, лежащих на щеках, мужественный подбородок и орлиный нос. Странные татуировки покрывали область сердца. Очень хотелось прикоснуться к рельефным мышцам груди, так заманчиво вздымавшихся при каждом вдохе, и пробежать пальчиками тёмную дорожку из курчавых волос, уходящих вниз по животу. Я уже почти коснулась его кожи, но усилием воли отдёрнула руку и отвернулась. Головная боль тут же накинулась с новой силой. Как я могла так низко пасть, чтобы проснуться в одной постели с незнакомцем, я старалась не думать. Вчерашняя усталость ослабила мою выдержку, ночь поманила обещанием, а алкоголь завершил начатое. Что ж, вместо обещанных нескольких дней, придётся уходить сейчас же, несмотря на то, что ещё и шести утра нет.
Как могла, стараясь не шуметь, я оделась, взяла так и не разобранные сумки и, кинув последний раз взгляд на мирно спящего мужчину, вышла в коридор. Подобные контакты мне были не к чему.
Хозяин зевал за стойкой, когда я попросила расчёт и еду с собой, нервничая и постоянно оглядываясь. Мне казалось, что незнакомцу не понравится моё бегство из нашего "гнёздышка".
Получила от хозяина бумажный пакет, принюхалась к нему: сыр, вяленое мясо, печёный картофель и что-то булькающее, очень надеюсь, что безалкогольное, удовлетворенно кивнула ему и положила на стойку несколько медных монет. С лихвой заплатила и за ужин, и за ночевку, и за выданную снедь.
Застегнула застёжку плаща, перекинула сумку через плечо и вышла на улицу. Там уже вовсю начиналась деревенская жизнь: стадо коров медленно шло по направлению к полю, понукаемое пастухом, девочкой лет десяти, за ними увязалось парочка шустрых коз, вносящих смуту в размеренное передвижение стада. В ближайшей луже лежала чёрная свинья, при ближайшем рассмотрении оказавшейся вовсе не чёрной, а светло-серой. Радостно заливались соседские пустобрехи и гордые петухи оглашали кукареканием окрестности. Начинался новый день. Я вдохнула полной грудью чистый, не отравленный городскими нечистотами, воздух и поперхнулась — откуда-то явственно потянуло навозом. Я с укором посмотрела на ближайшую корову, та ответила невинным взглядом и неторопливо отошла от ароматной кучи.
Три часа спустя я изнемогала от жары, солнце, несмотря на утро, стояло высоко и прохладные часы были безвозвратно утеряны. Я успела пройти около двух десятков миль и наткнуться ещё на одну деревеньку. Там и решила переждать до обеда, пока не спадет уличный зной. Молодая вдова, жившая на отшибе, дала мне напиться и за медяк накормила досыта густой чечевичной похлебкой.
— Что же ты одна идёшь? Али разбойница? — бесхитростно спросила она, подперев рукой подбородок и наблюдая за мной.
— Магичка я, травница, могу хворь какую выгнать, — с набитым ртом разговаривать получалось не очень, но женщина меня поняла.
— Хворь? — обрадовалась она, а я насторожилась, сейчас ещё за свои деньги и лечить кого придётся, — Может поможешь мне?
Я не могла отказать молящему взгляду и прямой просьбе:
— Хорошо, только можно я доем?
— Конечно, — засуетилась хозяйка, — я тебе ещё киселя овсяного налью и с собой яичек, да огурчиков с кашей положу.
Ела я долго и аккуратно, вдова успела и в огороде покопаться и провизию мне собирать и теперь нетерпеливо дергала ножкой, не решаясь меня поторопить. Что ж, больше причин задерживать лечение у меня не было. Я встала из-за стола, поклонилась, как заведено духам дома, благодаря за пищу и со вздохом спросила:
— Где там твой болезный? Веди.
Вдова покраснела и сказала:
— Это я, деток у меня нет, а хочется.
Я опешила:
— Так ведь и мужа вроде тоже нет.
Женщина покраснела ещё больше:
— Кузнец захаживает ко мне, говорит, Маланья, потяжелеешь, тогда и свадебку сыграем. Чтобы, мол, была я плодовитая, пустую брать не хочет.
— А как же любовь? — я заставила "больную" лечь на лавку и повернуть лицо к стене.
— Любовь? — глухо повторила вдова, — я пришлая, любила мужа сильно, а его лихорадка в один год скрутила и в землю свела, дом, хозяйство на мне и деток нет. Было бы дитя, все не так одиноко. Да и кузнец — малый добрый, буду в уважении ходить, да ручки не пачкать. А там стерпится — слюбится. Что я тебе говорю, сама, поди, знаешь как без мужика одиноко.
Мне вспомнились затейливые завитушки татуировки случайного любовника и что-то под ложечкой заныло. Тяжело быть одной, но я из другого теста и у меня нет выбора.
— Ты в тягости, — закончила я "диагностику", — так что через месяц-другой и свадебку сыграешь.
— Я жду дитя? — неверяще спросила вдова, — не обманываешь?
— Зачем? Регулы когда ждёшь?
— Что?
Я поморщилась:
— Срамные дни, по вашему.
Вдова просияла:
— Дык, не пришли в эту луну, я и забыла про них, корова моя телилась — не до себя было. Ох, госпожа, радость-то какая!
Она почти танцевала на месте, теребя в руках фартук:
— Да, я вам ещё и мясца положу варёного, намедни петуха зарубила, чтоб ему пусто было. Орать — орал, а куриц не топтал, зато в котле на загляденье плавает.
Я с улыбкой слушала радостные речи вдовы, сказать или нет, что я почувствовала два сердечка? Пусть будет сюрпризом:
— Тебе бы поберечься до срока, пусть будущий муж сам позаботится о хозяйстве, больше лежи, я оставлю тебе травяной сбор, настаивай его ночью, а утром пей холодным, до середины беременности. После собери лапчатку, цветы липы, листья малины и вывари до красна, пей по чайной ложке каждый день. И родишь прекрасных сыновей.
— А? Нешто двое там? — женщина застыла в надежде, а я корила себя — сказала раньше времени, обнадежила, бывает, что один ребёнок и не выживает, зато другой рождается на заглядение и никто и не догадывается, что их двое изначально было.
— Время придёт — сама увидишь, — обтекаемо ответила я, положила на стол мешочек с сухим сбором и поспешила попрощаться.
Шла споро, будто к ногам ветерок приклеился, не чувствуя усталости.
Солнце перестало так нещадно палить и до вечера можно было пройти ещё с десяток вёрст. Я путешествовала от деревни к деревне, игнорируя наезженные тракты, остановилась только раз, чтобы в тени высокой плакучей ивы, растущей у речки, перекусить холодной снедью. На ночь решила переночевать в лесу, нашла закрытую полянку в трёх десятках шагов от дороги, наломала разлапистых еловых веток для лежанки и накрыла их одеялом, развела костёр, чтобы не дымил, добавила сухую пижму.
Не впервой мне было ночевать в лесу, потому все движения были отточены до автоматизма. Поставила котелок с чистой водой, взятой из маленького ручейка неподалёку и, наконец, дала отдых своим ногам. Лес меня не беспокоил вовсе, крупные хищники старались обходить меня стороной, на охоту я сегодня выходить не планировала, вот только надоедливые мелкие насекомые так и норовили попробовать моей крови. Устав отмахиваться от москитов, я резко выбросив руки вперёд, поставила антикомариный колпак, заодно он предупредит, если кто в гости заявится.
Немного посидела, нежась в косых последних лучах солнца, а заодно и прислушивалась ко всем лесным звукам. Вот сова ухнула, проснулась уже в ночь, пёрышки чистит. Вот дерево скрипнуло, сухое оно, упадёт скоро, вот сорока застрекотала, ворона у неё добычу отобрала, вот лягушки заквакали, болотце где-то рядом. Я вздохнула, наслаждаясь ощущением покоя и безопасности.
Каша получилась на загляденье, мясо, положенное обрадованной вдовой, да сухая крупа, да свежие коренья и щепотка драгоценной соли — запах стоял весьма аппетитный. Хотя может дело в том, что я жутко проголодалась, разбираться я не стала, а наложила себе еды и с большим удовольствием поужинала. С сожалением посмотрела на утреннюю порцию, но решила не жадничать и, прикрыв котелок крышкой, спрятала его под тряпкой. Притушила костёр до небольшого очажка и, завернувшись в одеяло, крепко спала уже через несколько минут. Вставать нужно было затемно, путь предстоял неблизкий.
Проклятый купол предал меня, я проснулась будто от толчка, резко открыла глаза и наткнулась на внимательный взгляд оранжевых глаз. Напротив меня, скрестив ноги, прямо в огне сидел крупный мужчина, с очень правильными чертами лица, его длинные бордовые, почти чёрные волосы были собраны в хвост, призванный не мешать при активных движениях, только две косички, в которых затесались бусинки, спускались от висков на грудь. Одежда тоже была довольно странной из известного мне — широкие штаны и распашная рубашка навыпуск с затейливым узором по подолу.
— Ты кто? — хриплым ото сна голосом спросила я, приподнявшись на локте и просчитывая ситуацию. На инквизитора он не похож, на жреца тоже, крыни побери, да я, вообще, сомневалась, что он человек.
— Не узнаешь? — низким голосом ответил красавчик, — а мне казалось, что тебе понравилось…
Смутная догадка мелькнула в голове, голос разбудил во мне воспоминания, которые касались прошлой ночи: и взгляд этот я вспомнила. Только…
— Ты выглядел не так, я тебя не узнала, — стараясь казаться спокойной, я вылезла из-под одеяла, и поежилась от ночной прохлады.
— Не думаешь же ты, что путешествовать в истинном обличии было бы разумно? — незнакомец шагнул ко мне и сел на моё одеяло, когда я решила подкормить резко уменьшившийся костёр собранным ранее хворостом.
— Кто ты и что тебе нужно? — я повернулась к нему спиной, давая понять, что не боюсь, а сама держала ушки на макушке.
— Мое имя Лорганвариол, я — эйр.
— Хорошо, Лонгараапр… Лангавран… В общем, Лорган, — сократила я трудное для меня имя, не обращая внимания на то, что эйр поморщился от такой фамильярности, — меня зовут Пернима, можешь называть меня Нима. Я… — тут уж пришлось морщиться мне, — я — маг и травница.
— Маг? Как интересно, что ж, значит я решил правильно.
— Что решил? — я рассеянно слушала мужчину, накидывая куртку, до рассвета ещё с час времени, можно уже и собираться в дорогу, попутно я все же интересовалась неожиданным новым знакомым. Понятия не имею, кто такие эйры, но этот экземпляр был довольно привлекательным.
— Забрать тебя с собой.
— Что значит забрать с собой? — встала я в несвойственный мне ступор, начав злиться.
— Что тут непонятного? Ты едешь со мной! — встал с моего одеяла этот самоубийца.
Задействовав дыхательную гимнастику, которой меня обучил мой наставник, через минуту я уже успокоилась и решила не разубеждать сумасшедшего, а вместо этого согласно сказала:
— Конечно, помоги мне только сумки собрать.
— Я? — удивился длинноволосый.
— Ты же мужчина? — тот настороженно кивнул, — вот и помогай женщине.
Лорган молча потушил костёр мановением руки, заставив меня давиться завистью, аккуратно разнёс лапник под деревья, а хворост сложил кучкой на краю полянки, и все это уже в предрассветной темноте, заметьте. Я тоже времени не теряла, а тихохонько цапнула давно собранную сумку, и рванула в сторону, на ходу выстраивая схему портала. Уж не знаю, какие планы были у этого эйра на меня, он в мои никак не вписывался.
Портал слабо засиял среди двух берёзок, я ускорилась и почти ввалилась в него, впечатавшись в стену на той стороне. Позади послышался хлопок свернувшегося заклинания переноса, эйр остался в гостеприимных лесах границы Империи, я же сейчас находилась в Фране — крупном городе в центре страны. Пришлось импровизировать и, благодаря крыневому Лоргану, мне снова придётся начинать свой путь сначала.