Кузнец обитал неподалёку, это был пожилой эйр весьма мощной наружности, с небольшой бородкой и длинными, собранными в несколько хвостов волосами темно бордового цвета.
— Вы не родственник случайно Лоргану? — рискнула я обратить на себя внимание, ожидая как минимум презрительного взгляда или оговорки. Фиррен же, услышав мой вопрос, пренеприятно ткнул меня в спину:
— Не твоё дело, кошка!
Но старый эйр неожиданно окоротил его:
— Давно ли ты, Фиррен, стал блюсти честь этого дома? А? Перевертыш? Иди отсюда, я сам приведу ее — и потом уже мне, — не слушай его, девочка, он не со зла, выслужится хочет, да все случая нет, иди сюда, старый Пакр тебя не обидит.
Я подошла ближе, давая возможность кузнецу осмотреть себя со всех сторон.
— Ты спросила не родственник ли я хозяину дома, я тебе так скажу, не родственник по крови, но родственник по клану. Мы, огненные эйры, очень ценим каждого члена нашего народа, вот и я, когда потерял в войне с перевертышами свою семью, чтобы не сойти с ума от тоски, пошёл в услужение к дору Лоргану. Здесь я не чувствую себя одиноким.
Проговаривая все это, он ловко освободил меня от куртки, поцокал языком при виде кровавых подтёков и раны на плече. Принёс откуда-то кувшин с водой и чистую тряпку, аккуратно промыл рану, чем заставил меня поморщится от боли. Кузнец успокаивал меня тихим спокойным голосом:
— Терпи, девонька, это не боль, вот как душа заболит, так и узнаешь, что такое боль.
— Мне после майны Фууры мало что страшно.
— Майна Фуура? Не та ли, что была инспектором инквизиции? — неожиданно заинтересовался кузнец.
— Та, только она ее теперь возглавляет, — я подставила ладошки под воду и наскоро умылась.
— Надо же, с амбициями была девочка, доросла все же… — бормотал кузнец, кладя мне руки на плечо и вдавливая их прямо в рану, заставляя меня вскрикнуть от неожиданности и режущей боли.
— Что вы делаете, Пакр?! — надеюсь ему было понято, что я возмущена.
— Все, девонька, сейчас все пройдёт, потерпи…
И правда, боль исчезала медленно, уменьшаясь скачками, в конце сходя на нет. Я взглянула как могла на плечо и для верности ещё и ощупала — кроваво-багровой с вспухшими краями раны не было, все, что напоминало о ней — это толстый темный шрам. Неприятно, конечно, если бы дали возможность зажить ране самой-шрама бы не было.
— А вы как это?! — растерялась я, снова не почувствовав никакой магии.
— Мы, эйры, дети Всеблагого, владеем чуточкой его божественной силы, она и позволяет нам врачевать. Значит так, снять поводок дора может только сам дор, а он этого не сделает, пока я не надену на тебя браслет повиновения.
— Что это за браслет?
— Принцип действия у него подобный как и у поводка, только браслет не завязан на хозяине, он завязан на место. Ты будешь жить в Йоррамионне, значит браслет позволить тебе ходить до городской стены.
— А если я захочу выйти?
Пакр посерьёзнел:
— Видела безруких рабов? Вот они уже пытались, не советую, деточка, без разрешения дора Лоргана даже и к стене подходить, мало ли что. Браслет покажет всем, что ты айка дома Огня.
— Айка?
— Почетная рабыня, — кузнец шумел мехами, разжигая огонь в печи.
— Вот сейчас совсем непонятно, — я присела на подвернувшуюся чурку, ноги гудели, а организм требовал отдыха, — разве рабство может быть почётным?
— В нашем мире знать, что ты защищён и тебя всегда накормят — дорогого стоит. Стать айком мечтают многие свободные слуги.
— Почему? Что привлекательного в подчинении?
Пакр вздохнул, опечаленный моей непонятливостью, держа в руке широкий металлический браслет с мудрёным орнаментом:
— Я так и не спросил твоего имени, кошка…
— Нима… Пернима… — я морщилась, пытаясь разобрать косу, волосы больше напоминали свалянную овечью шерсть.
— Перррррнима, — покатал на языке моё имя Пакр, — красивое имя, здешнее, на языке тёмного означает "счастливая".
— Счастливая? — горько усмехнулась я, — скорее "гонимая".
— Ты уже дома, деточка, это ли не счастье? — Пакр с осторожностью взял мою левую руку и закрепил на ней браслет, явно мне большой. Но под голыми руками кузнеца украшение меняло свою форму и размер будто было из сырого теста. Когда Пакр удовлетворено отодвинулся от меня, браслет сидел на руке как влитой.
— Мое счастье — это свобода, — я покрутила полосу железа туда сюда, браслет был едва теплый и отозвался на прикосновение лёгким жжением.
Кузнец убирал инструменты и гасил огонь:
— Ты ещё так неопытна, счастье — это гармония с миром и не важно кто ты: дор или айка. Пойдём Пернима, я отведу тебя к Старшей. Она заведует рабами.
— А имя у неё есть?
— Имя она оставила за пределами дома, здесь она Старшая, читающая намерения. Она из жриц, только они способны видеть сокровенное.
— Я думала, что у вашего Бога служители мужчины.
— Жрицы нашего тёмного Бога замаливают обиду вашей Богини, будучи женщинами. Когда они становятся старыми — они могут уйти из храма, теряя все свои привилегии, но обзаводятся новыми. Наша Старшая не любит говорить на эту тему.
Пакр довёл меня до уже известных мне дверей и прошёл вперёд, по его поведению было видно, что здесь он не в первый раз. На этот раз Старшую мы застали около зажженного камина в какой-то комнате, она медленно и аккуратно высыпала золу в жестяное ведро.
— Старшая, я закончил, — Пакр оставил меня у дверей, — забирай Ниму.
— Дор уже поработал с нею?
Пакр поморщился:
— Нет, пока только браслеты.
Старшая поднялась с колен, перевела на меня свой тяжёлый взгляд:
— Я не возьму за неё ответственность, кошка не станет айкой.
Кузнец вздохнул:
— Дору виднее, не правда ли?
Женщина усмехнулась:
— Пакр, кошка слишком горда, надо держать ворота закрытыми.
Кузнец молча поклонился, показывая на мой браслет и вышел.
Старшая подошла ко мне, приставляя при каждом шаге ногу, рассматривая меня всю: грязную и рваную одежду, частично в крови и земле, спутанные волосы, чумазое лицо.
— И что он нашёл в тебе? Разве ты стоила спасения?
— Никто меня не спасал, — заносчиво начала я.
— Молчи, — чуть повысила голос Старшая, — в этом доме рабы немы. А айками становятся только лучшие рабыни.
— Я не рабыня, — успела сказать я, прежде чем упала на пол, корчась от боли в голове.
Старшая нагнулась и тихо сказала:
— Я могу усилить боль и ты пойдёшь с ума. Мне даже будет проще работать с сумасшедшей — они послушные, не то, что вы — кошки, — и она тряхнула коротко стриженными седыми волосами.
Я не отвечала, я вообще мало что могла сейчас воспринимать. Сильная дробящаяся боль в голове мешала сосредоточиться. Единственное что у меня получалось это свернуться в клубок и заставлять себя дышать.
— Морада, не перегибай палку, — послышался раздражённый голос ненавистного эйра.
— Дор Лорган, — согнула в полупоклоне своё дородное тело Старшая и боль в голове ушла одним мгновением.
Я тяжело дышала и боялась пошевелиться, чтобы режущая, воющая боль не вернулась вновь.
Видимо, не все считали, что у старших нет имён, дор привычно называл ее Морадой.
— Встань, кошка, — голос эйра был спокоен и ровен. Я же по прежнему лежала на полу, — слушайся и возможно я освобожу тебя.
Старшая что-то хотела сказать, но дор остановил ее жестом.
— Меня зовут Пернима, эйр, — процедила я, медленно подымаясь, — это легко запомнить, "счастливая" на вашем языке.
— Для тебя я дор Лорган, кошка, разве тебе не объяснили, что айки счастливы по определению?
— Я не айка, — моего упорства хватало отрицать очевидное, — скоро метка проснётся и в этот мир придут инквизиторы. Придут за мной.
— Никто не будет рисковать жизнью ради кошки-преступницы. Смирись, с этих пор ты моя айка и только я распоряжаюсь твоей жизнью и свободой.
Эйр глядел на меня и я погружалась в огненный омут, а потом резко была выдернута из него.
— Морада, она нужна мне в добром здравии, ты слышала — эта кошка теперь моя личная айка.
— Но что скажут ваша матушка и дора Аэрина? — растерянно пробормотала Старшая.
Лорган раздраженно взглянул на неё:
— Не твоё дело, Морада. Отмой ее и обучи.
И он исчез в одно мгновение, осветив тёмную комнату вспышкой холодного огня.
Старшая аккуратно стряхнула золу с рук и, положив, лопатку в ведро, пошла к выходу, кинув мне:
— Не задерживайся, Нима, нам предстоит многое сделать.
Пришлось встать и побрести за Старшей, та несколько раз останавливалась дать указания встречным слугам или рабам, я ещё плохо разбиралась в знаках отличия на одеждах, и, наконец, мы пришли в полуподвальное помещение, освещаемое одним тусклым магическим фонарём. Стоит ли говорить, что и сейчас я не чувствовала никакой магии. И моя душа зияла пустотой, тоска по утерянным способностям лишь ухудшала и без того плохое настроение.
— Здесь, Нима, моются слуги.
Старшая указала на бадью с краном.
— После всего вымой тут пол, можешь даже своей одеждой, на большее она не годится.
— Я не служанка! — максимально доходчиво повторила я, — и пока ты это не поймёшь — мы не уживёмся.
Морада прищурила глаза, я помнила это движение, предшествующее дикой головной боли и резко, но плавно переместилась в сторону Старшей, оказавшись в мгновение ока у неё за спиной.
— Ещё чуточку и я сверну тебе шею, — прошептала я ей на ухо, старательно удерживая себя от обозначенного деяния, — дор сказал тебе не перегибать палку. Так ты выполняешь указания хозяина?
Запах чужого пота рассказал мне о страхе этой женщины, ничего, ей полезно, нервная система тоже должна тренироваться.
— Я сделаю твою жизнь адом, Нима, едва ты меня отпустишь, — тяжело дыша проговорила Старшая.
— Не советую, мне показалось, что дор Лорган не любит, когда его не слушают, — коленки у меня тряслись, сил едва хватало стоять, но я упрямо "вела переговоры". В этой патовой ситуации побеждал тот, кто лучше умел блефовать.
— Что ты хочешь, Нима?
Я слегка расслабилась, вот и первый звонок моей победы:
— Перестань унижать меня, Морада, — женщина дёрнулась, задетая моей неучтивостью, — кроме обязанностей личной айки — я не притронусь ни к чему.
— Согласна, — криво улыбнулась Старшая, — быть посему.
— Я отпускаю тебя, но помни мои слова, — я ослабила захват рук и отступала на шаг назад, практически упершись спиной в шершавую стену.
Морада потёрла шею и неприязненно сверкнула глазами:
— Помойся, одежду тебе принесут.
И быстро вышла из комнаты.
Подошла к бадье — та была заполнена водой, с превеликим удовольствием сняла с себя грязное тряпьё и погрузилась в еле тёплую воду, чуть слышно звякнув браслетом о металлический кран. Что-то категорически не складывалось у меня картинка, и ещё эта кривая улыбка у Старшей, явно знающей больше меня.
Купание помогло мне восстановить силы, с грязью уходили нерешительность и грусть по тому, оставленному мною мире, где многое было привычно и знакомо. Последние несколько лет я не оставалась на одном месте больше двух-трёх дней и потому мне казалось нереальным жить в этом поселении, пускай и на правах почётной рабыни. Кошка слишком привыкла к независимости.
Худая девушка, почти девочка, проскользнула в приоткрытую дверь и оставила стопку одежды на грубо сделанной скамейке и осталась, глядя на меня во все глаза.
Я, не смущаясь, вылезла из остывшей воды и так как полотенце мне не предложили, стала надевать серую суконную сорочку прямо на мокрое тело.
— Правда, что ты кошка? — почти прошептала служанка, выглядевшая как эйр, только имела волосы цвета первой молнии.
Я покосилась на докуку:
— Да, — разлепила губы.
— Перевертыш? — восхищение в почти белых глазах раздражало.
— Да, — вновь лаконичный ответ.
— А можешь превратиться сейчас?
— Нет.
— А правда, что ты айка дома Лоргана? — ничуть не смутилась девочка, на грубость тона.
— Да.
— А как же ты сможешь, — осеклась служанка и прежде чем я успела хоть что-то у неё узнать — быстро развернулась и ушла.
Платье из светло серой набивной ткани, короткие панталоны, чулки, туфли с изящным мыском, алый широкий пояс и две ленточки на рукава. Если бы не ситуация-я посмеялась бы над собой. Милая из меня получилась служанка: чисто вымытые, слегка вьющиеся русые волосы, зеленые глаза, удлинённое лицо с маленьким носиком и настороженный взгляд, выдающий мою опытность попаданий в передряги.
Старшая явилась только через четверть часа, когда я уже всерьёз рассматривала варианты побега. Но крыневый браслет никак не хотел сниматься, я лишь натерла руку до красноты.
Толстуха кинула на меня равнодушный взгляд и проговорила:
— Значит так, сегодня ты отдыхаешь и осваиваешься, следующую седьмицу я обучаю тебя, а после ты поступаешь в полное распоряжение дора и клана. Кухня для слуг справа в том же доме, где слуги и живут. И не думай, слугам положен только обед и ужин, остальное готовь себе сама и… на свои деньги.
И старшая гаденько улыбнулась, похоже айкам не платят жалование.