В шесть Стефан позвонил Ирине по телефону. Это была его идея. Он решил непременно нас познакомить.
Когда девушка появилась, я чувствовала себя неловко, даже вроде бы виновато и ждала, как она будет на меня реагировать.
А она никак не реагировала. Просто мы поздоровались, и она улыбнулась — показала красивые белые зубы.
Мы снова уселись вокруг столика. Ирина довольно неловко пробралась между столиком и креслом. Она была немного полнее, чем следует, и постепенно будет полнеть все больше и больше. Так что неуклюжесть ее в порядке вещей. Кроме того, лицо у нее чуть припухло, у беременных всегда что-то делается с кожей, что-то словно распирает ее изнутри, и цвет лица становится какой-то молочный, бледный, но бледность эта не болезненная, а свежая, если можно так сказать.
— Вы уже знакомы, — сказал Стефан, всматриваясь в свою рюмку и таинственно улыбаясь.
— Я помню, — сказала Ирина. — Вы были тогда в белом халате, верно?
У нее был низкий голос. Со сдержанной мягкостью, которая таит в себе и обещает намного больше, чем говорит голос. Красивый голос — половина девичьей привлекательности. С первой же минуты мне стало приятно, что Ирина хороша собой, даже при теперешнем ее состоянии было видно, что она девушка, «достойная любви». А меня это обрадовало, я думаю, потому, что и мои акции при этом удерживались на достаточной высоте, — конкуренция была что надо. Прошу прощения за это коммерческое словцо, но оно вполне точно.
Я не хочу казаться в ваших глазах совершенно лишенной женского... ехидства, если не бояться слов. Но тут для меня все было кончено, притом не оттого, что у меня не было никаких шансов в игре с мальчиком Стефаном, а из-за всей этой благородной истории — в ней было заложено так много, что все остальное на ее фоне теряло цену... Просто совершенно обесценивалось. Не правда ли?
— Вот, — сказал Стефан, показывая на меня, — она свидетель, что я собирался его бить.
— Правда, — подтвердила я. — Я с трудом его остановила. Он хотел сбежать из больницы, чтобы его разыскать.
— Если б этот инженер не исчез... я б его здорово отделал...
— Ну вот, расхвастался, — сказала Ирина. — Знаешь, какой он был громадный мужчина. Не меньше ста двадцати килограммов.
— Я знаю приемы.
— Все-таки лучше, что вы не дрались — сказала я. — Дело могло дойти до суда.
— И вместо того чтобы выходить замуж, я таскалась бы по судам свидетелем...
Итак, Стефан хочет, чтобы я была другом — его и девочки Ирины, — но это вовсе даже нелегко, и мне по крайней мере совершенно не ясно, как это можно осуществить. Разве что я сохраню за собой роль службы спокойствия, но буду заботиться уже не об одном, а о двоих — буду охлаждать их горящие лбы. А я все-таки — из моего рассказа это уже понятно — не создана для такой роли, она мне ничуть не подходит. И не важно, что есть факты, которые говорят об обратном.
Я сидела между двумя молодоженами и чувствовала, что я намного старше, даже старее их. Не по внешности и не по годам, а вообще. Мне казалось, что по сравнению с ними мне не 19, а 91. Честное слово!
И тут меня начало охватывать нетерпение. А уже известно, что, когда это случается, я способна выкинуть черт-те что.
— У меня скоро свидание с моим другом, — сказала я. — Он радист на пассажирском реактивном самолете, — объяснила я Ирине.
— Мы знаем, — прервал меня Стефан. — И Ирина знает, я ей говорил.
— Да... Так вот, он сегодня вечером улетает... в Бомбей. Это в Индии.
— С одной или двумя посадками? — спросил Стефан.
— С одной. Где-то посередине... На Среднем Востоке. Я точно не знаю, но это неважно... Мы должны попрощаться, вы понимаете.
— Встаем сейчас же, — прервал меня Стефан.
— Нет, нет, — воскликнула я. — Именно это я и хотела вам сказать. Я пойду, а вы оставайтесь сколько угодно. Оставайтесь, не то я обижусь насмерть!..
Стефан посмотрел на Ирину, Ирина — на Стефана.
— Хорошо, — сказал он.
— Мы тоже вас пригласим, — добавила Ирина, — только не сейчас. Пока у нас еще нет дома.
Стефан улыбнулся так, словно сообщал что-то необыкновенно веселое:
— Мы пока живем врозь, но со вчерашнего дня мы начали копить деньги и скоро купим квартиру... Сегодня, например, я заработал шесть левов. Четыре я отложу на квартиру. Триста шестьдесят пять дней по четыре это будет тысяча четыреста шестьдесят левов. Через год мы покупаем в кредит однокомнатную квартиру, и все будет в порядке...
В ту же минуту я точно услышала голос Стефана № 2, печального журналиста, который говорил: «Этот мальчик — наивный дурачок. Как он будет откладывать деньги, ведь родится ребенок. Кто-то помог его сделать, но когда он появится на свет божий, потребуются наличные! И кто это преподнесет ему квартиру? Сколько таких, как они, стоят на очереди!» Так сказал бы журналист, но я им этого не сказала.
Пока Стефан излагал мне свои оптимистические планы, в моем сознании вспыхнула искорка. Наступило молчание, и я предалась усиленной умственной деятельности. А на лице у меня, вероятно, блуждала довольно загадочная улыбка, потому что молодые смотрели на меня с интересом. Я то поднимала глаза, то снова опускала их, напряженно думая. Наконец я произнесла следующее:
— Знаете, почему я пригласила вас в эту квартиру?
Я замолчала, чтобы подчеркнуть значительность того, что я собиралась им сказать. И заявила важно:
— Потому что я хочу вам ее сдать... Стоить это будет недорого. Десять левов в месяц. Столько запрашивает наследник. Если вам это много, мы можем еще поговорить... Ну как, согласны?
Они молчали — еще бы, такое не легко переварить! Да я и сама еще не вполне освоилась с этой идеей.
— На что согласны? — спросил Стефан, и вид у него был не слишком интеллектуальный.
— Эта квартира принадлежит... одному наследнику, — сказала я. — До недавнего времени тут жила... Ирина. Теперь она уже не живет... И наследник сдает ее. Я с ним обо всем договорюсь.
— Всю?
— Что всю?
— Квартиру...
— Всю, конечно, ее не разделишь.
— Почему вы смеетесь? — спросил Стефан.
Я рассердилась на его несообразительность. Что тут было не понять?
— Я не смеюсь. Вы согласны?
— Десять левов... В месяц?
— А вы что хотите — в год?
— Какой же это сумасшедший сдает отдельную квартиру за десять левов?
— Хорошо, — сказала я, — платите сколько хотите.
Подала голос Ирина:
— Я согласна.
Еще бы, подумала я. Хотела бы я посмотреть, как она не согласится!
Вот и все. Рассказать вам подробно, что было дальше? Я не умею описывать, как люди радуются. Как-то не получается. Вернее, сейчас нет настроения. Короче говоря, я показала им квартиру; они шли за мной по пятам и клялись, что будут беречь обстановку (точно это было очень важно); будут регулярно вносить плату; выметутся, как только... благодарят меня и всю жизнь будут мне обязаны, я их осчастливила и прочее.
Я напомнила им, что у меня свидание, мой радист не привык ждать и я не могу обидеть его перед самым полетом. В дверях они меня поцеловали. И я их поцеловала... Отдала им ключи и обещала в ближайшее время прийти... в гости. Ирина заплакала.
Пока я спускалась по лестнице, я услышала... Ничего я не услышала, наступило полное молчание. Тишина. Я не стала думать о том, что они делают. Что хотят, то и делают.
Когда я хочу кому-нибудь досадить, я ни перед чем не останавливаюсь. Я вообще ужасно злая — наверное, вы уже это поняли. Другими словами, наследникам квартиры придется-таки подумать, как им выставить из квартиры... молодую семью. А выставить молодую семью, которая ждет ребенка, и потом — молодую семью с ребенком — дело нелегкое; начинают действовать всякие моральные, общественные и прочие соображения... Есть тут и еще один момент, который я тут же, из телефонной кабины возле дома Ирины, на всякий случай уточнила. Я позвонила Миладину.
Он оказался дома и очень мне обрадовался.
— Мне непременно надо было быть на одной свадьбе, — сказала я, — поэтому я в городе... Я была свидетелем.
— Где тебя сейчас можно увидеть?
— Нигде, — ответила я. — Я страшно устала и к тому же я... пьяная. Сам понимаешь — свадьба. Весь день отплясывала. Меня ждет машина, и я возвращаюсь в дом отдыха.
— Хоть взглянуть бы на тебя.
— Нечего на меня глядеть... Послушай-ка... Ты зубр юриспруденции. — Я, может быть, вам этого не говорила, но он действительно учится на юридическом. — Мне нужна консультация. Я заплачу.
— Валяй... Бесплатно.
— Скажи мне, с какого числа по закону нельзя заставить квартирантов освободить квартиру?
— С первого октября... До первого апреля... Всю зиму.
— Спасибо. — И я положила трубку.
Так я и думала. Через две недели никакая сила не сможет выдворить молодую семью из дома Ирины. А до тех пор надо держать это в секрете.
Соображения у меня при этом, если я вам их еще не выложила, были простейшие: квартиру без квартирантов можно продать гораздо выгоднее, чем квартиру с квартирантами... А какой наследник пойдет на то, чтобы потерять при продаже? Никакой... Потом родится ребенок и так далее... Крупную свинью подложила я наследникам.
Когда я решаю что-то сделать, я проявляю необыкновенную активность. А что касается существа моего поступка, я его комментировать не буду, толкуйте сами, как хотите.
Я шла по теплым вечереющим улицам Софии в самом светлом настроении. И знаете, чем я занималась? Я присматривала место для памятника. Оказалось, что в Софии много чудесных мест для памятника, еще не занятых. Поглядите сами, если хотите в этом увериться. Я убеждена, что надо поставить памятник тому, кто придумал закон о защите бедных квартирантов... И как это до сих пор не догадались, просто не понимаю!
Больше всего я боюсь, как бы вы не подумали, что я нашла квартиру для молодой семьи из чисто сентиментальных соображений. Выкиньте это из головы — ведь я самым добросовестным образом объяснила вам, как обстоит дело. Вот так.