Любовь и золото

Глава 32. Полигон

Этот день президента Франции начался как обычно — с большой кружки ячменного кофе. К нему он пристрастился еще в сороковом году, когда во Францию вступили гитлеровцы и появились сложности с продуктами. После войны достать хороший кофе тоже было непросто, даже для министра обороны. А в последнее время что-то начало пошаливать сердце. Все-таки шестьдесят шесть лет — не шутка. Так что менять привычки было уже поздно. Но он ничуть не страдал от этого. Президент Франции очень любил ячменный кофе.

К тому же темный, мутноватый напиток был налит в старую, видавшую виды алюминиевую кружку, на помятом боку которой было выбито изображение Вестминстерского аббатства. Он купил эту кружку, когда правительству пришлось покинуть Париж и переехать в Англию. С тех пор эта кружка сопровождала его всю жизнь.

Президент сидел за столом и смотрел в окно, как над черепичными крышами Парижа постепенно рассеивается предрассветный туман.

«Совсем как тогда, в Шамони», — почему-то вспомнил он.

Однако пора было собираться в рабочий кабинет.

Президент отправился на кухню, пустил воду, сполоснул свою кружку и поставил ее на сушилку.

— Опять вы, мсье! — послышался голос из-за спины.

Президент обернулся.

— А-а, Мари. Доброе утро.

Служанка сделала книксен.

— Доброе утро. Вы же знаете, мсье, мыть посуду — это моя работа. Вам бы понравилось, если бы я вместо вас стала управлять Францией?

Президент улыбнулся.

— Вот уже двадцать лет, Мари, вы почти каждый день говорите мне одно и то же. Вам не надоело? Я сам привык мыть свою кружку.

Мари служила у него с 1938 года.

— Как хотите, мсье. Но тогда я оставляю за собой право давать вам советы по поводу внутренней и внешней политики.

— Договорились, Мари.

Президент отправился в спальню. Сильвия, как всегда, еще спала. Он скинул шелковый стеганый халат и стал одеваться.

Как всегда подтянутый, в неизменном военном Френче, галифе, до блеска начищенных сапогах и фуражке, он вошел в приемную своего кабинета.

— Доброе утро, мсье президент. — Секретарша, сухощавая женщина в очках в роговой оправе, при его появлении встала из-за стола.

— Привет, Луиза. Как дела?

— Благодарю, все в порядке.

— Занесите мне утренние сводки, пожалуйста.

Войдя в кабинет, президент положил на край письменного стола свою фуражку, закурил крепкую сигарету «Житан» и уселся в удобное кожаное кресло.

Президент был очень высок ростом, поэтому стол для него пришлось заказывать специально. Но колени все равно упирались в столешницу.

«Надо будет попросить подложить что-нибудь под ножки», — подумал президент.

Секретарша принесла утренние сводки из газет. Президент раскрыл папку и углубился в чтение.

Американский президент Линдон Джонсон выступил с заявлением относительно выхода Франции из НАТО.

«Не нравится? — злорадно подумал президент. — Ну и пусть. Почему это какой-то янки должен диктовать нам свои условия?»

Новый советский руководитель Леонид Брежнев, буквально три дня назад назначенный Генеральным секретарем, напротив, полностью одобрял это решение.

Вдруг президент нахмурился, повернулся во вращающемся кресле и нажал кнопку селектора.

— Слушаю, мсье президент, — донесся из него голос Луизы.

— А мы Брежневу поздравление послали?

— Конечно, еще позавчера.

— А-а, хорошо…

В остальных сводках не было ничего особенного. В Палестине снова произошли стычки между евреями и арабами. Советы запустили еще одну ракету в космос. Джон Леннон заявил, что группа «Битлз» теперь популярнее, чем Иисус Христос, что вызвало большое возмущение среди христиан.

Одно сообщение привлекло его внимание. В горах близ Шамони участились случаи схода лавин. Один альпинист пропал без вести.

«Надо будет потом узнать, нашли ли?» — подумал он.

Снова включился селектор.

— Мсье президент, к вам министр иностранных дел.

Он захлопнул папку.

— Пригласите.

Вошел невысокий брюнет с непроницаемыми водянисто-серыми глазами.

Президент жестом пригласил министра сесть.

— Мсье президент, — начал тот, — ваше решение о выходе из Североатлантического блока вызвало большую реакцию в мире. Я пришел посоветоваться с вами относительно нашей дальнейшей политики.

Из селектора донесся голос секретарши:

— Мсье президент, звонит ваша жена.

— Соедините, Луиза. Извините, господин министр.

Он поднял телефонную трубку.

— Шарль, птенчик мой, ты не забыл, что мы сегодня идем в «Комеди Франсез» на премьеру? — раздался оттуда бойкий голос Сильвии.

— Нет, дорогая, я не забыл.

— А как ты думаешь, что мне надеть?

— Не знаю, посоветуйся с Мари.

— У нее нет вкуса.

— А у меня?

— У тебя?.. У тебя его тоже нет, но ты все-таки президент и должен знать, что мне надеть на спектакль.

Он вздохнул.

— Ну… Что-нибудь ненавязчивое.

— Фиолетовое с рюшами?

— Да.

— Ну ладно, целую тебя, птенчик.

Президент очень любил свою жену и разрешал ей звонить ему даже во время важных заседаний.

«Если бы она тогда вовремя не появилась…» — подумал он. Но сейчас было не до воспоминаний.

— Еще раз, извините, — сказал президент министру иностранных дел. — Продолжайте.

Министр откашлялся и начал долгий монолог о том, насколько усложнились отношения по военному блоку, прежде всего с Америкой. Он минут пятнадцать высказывал свои соображения по этому поводу, а в конце предположил, что в результате Франция может оказать в изоляции.

«Что-то он слишком сильно напирает на то, что мы пострадаем, если Штаты на нас обидятся, — глядя на холеные руки министра, сжимающие черный кожаный портфель, думал президент. — А уж не связан ли он с ЦРУ?»

Но он сразу же отогнал от себя эту крамольную мысль.

— …Кроме того, во вчерашнем своем выступлении Линдон Джонсон заявил…

— Я знаю. — Президент перебил министра, встал из-за стола и, стуча каблуками, прошелся по кабинету. Надеюсь, господин министр, вы не считаете, что в нашей внешней политике мы должны ориентироваться на мнение президента США?

Брови министра поползли было вверх, но сразу же вернулись на свое место.

«Проняло», — подумал президент.

— Нет, мсье. — Лицо министра снова стало безучастным. — Но нельзя также забывать и о том, что мы связаны с Америкой несколькими важными договорами. Например, они нам поставляют высокотехнологичное оборудование, и в случае, если…

— Поверьте, господин министр, такого случая не будет. У нас есть чем ответить Штатам.

— Могу ли я узнать, чем именно.

Президент подошел к своему столу и вытащил из пачки новую сигарету.

— Можете, господин министр, — сказал он, прикуривая. — Конечно, можете. Но… позже. Думаю, дня через три я вам сообщу об этом.

Тот встал, поклонился и вышел.

«Хитрая лиса, — думал президент, неторопливо затягиваясь. — Так я тебе все и рассказал».

Снова включился селектор, вошел очередной посетитель, за ним еще один…

Это был самый обычный рабочий день президента Франции, заполненный совещаниями, телефонными звонками, чтением документов…

Уже после обеда он попросил Луизу пригласить к нему министра обороны.

Где-то минут через двадцать в кабинет ввалился огромного роста человек в форме генерала французской армии. В больших, словно ласты, ручищах он держал объемистую папку с тесемками.

— Привет, Жак! — Президент сделал приветственный жест рукой.

— Здорово!

Они были приятелями еще со времен войны.

— Как поживаешь, старина?

— Ничего, помаленьку.

Он подошел к столу президента и положил перед ним папку.

— Вот, это то, что ты просил. Мои ребята сделали все расчеты, обоснования и так далее.

— Хорошо. — Президент поглаживал папку обеими руками. — Сколько здесь вариантов?

— Всего подготовлено восемь, но если тебе ни один не нравится, можно будет придумать что-нибудь еще.

Президент открыл папку.

— Так… Мартиника, Реюньон… А-а, даже в самой Франции есть вариант?

— Ну, это мы на всякий случай. Хотя, с точки зрения безопасности, он ничем не хуже остальных. И что весьма важно — гораздо дешевле. Не надо тащить все оборудование за тридевять земель.

— Ну а сам-то ты к чему склоняешься?

Министр улыбнулся.

— Ты же знаешь, я человек сугубо военный. Что мне начальство скажет — то я и буду делать. В политике ничего не понимаю. А тут дело больше политическое…

— Знаю я тебя, хитреца, — проворчал президент. — Небось сам уже все присмотрел, а прибедняешься.

Министр недоуменно пожал плечами.

— О чем это вы, мсье президент?

— Ну ладно, иди, хватит тут паясничать. — Президент посерьезнел. — Я тебе позвоню ближе к вечеру. Затягивать с этим нельзя. Ну, салют!

Когда министр ушел, президент нагнулся к селектору и негромко произнес:

— Луиза, в ближайшие два часа я буду занят. Никого ко мне не пускайте и ни с кем не соединяйте. Даже если позвонит Сильвия.

— Хорошо, мсье президент.

Отгородившись таким образом от внешнего мира, он достал из папки и разложил на столе восемь вариантов, каждый из которых состоял из нескольких скрепленных листов бумаги, снабженных грифом «Совершенно секретно».

Папка, которую принес министр обороны, содержала варианты места расположения полигона для испытаний ядерного оружия, разработка которого вот уже несколько лет в глубокой тайне велась под личным контролем самого президента. Это и было тем козырем, который он приберег для бывших партнеров по военному блоку.

Ему предстояло сделать трудный выбор. У всех в памяти еще были живы ужасы Хиросимы, в мире ширилось движение за запрещение ядерного оружия. Что характерно — самыми активными сторонниками этого были страны, уже обладающие атомными бомбами.

Президент мог себе представить, какое недовольство вызовет его решение строить полигон, — ведь ясно, что утаить это от вездесущих ЦРУ и КГБ не удастся. Надо было сделать так, чтобы свести к минимуму возможные способы давления.

А то, что ядерное оружие действительно нужно Франции, — сомнений не вызывало. Это был единственный путь сохранить независимость.

В большинстве вариантов будущий полигон предлагалось разместить за пределами Франции — на островах Карибского моря, во Французской Гвиане, в Полинезии или в Индийском океане. Благодаря славным правителям прошлых веков, у Франции было много заморских территорий и владений. Но президенту не хотелось, чтобы его обвинили в том, что он загрязняет мировые океаны. Поэтому он перво-наперво обратился к тому варианту, по которому полигон предполагалось разместить на территории самой Франции.

Единственным подходящим местом для этого была малонаселенная высокогорная область на юго-востоке страны, близ небольшого города Анси. Отсутствие рек и твердые базальтовые породы гарантировали, что радиация не будет распространяться. Правда, пришлось бы закрыть под каким-нибудь благовидным предлогом находящийся в местечке Шамони, что недалеко от швейцарской границы, лыжный курорт, но надо было чем-то жертвовать.

«Да, надо чем-то жертвовать», — подумал президент и собрался было звонить министру обороны, как вдруг вспомнил. Его рука так и осталась лежать на телефонной трубке.

…Это было в 1924 году, когда он со своей невестой Сильвией приехал в Шамони на первые в истории зимние Олимпийские игры.

В то время он увлекался альпинизмом и в один из дней решил подняться на одну из близлежащих гор.

Подъем был трудным. Склон представлял собой сплошной ледник, кое-где покрытый трещинами. Из-под стальных шипов ботинок то и дело сыпалось ледяное крошево.

Дойдя до середины ледника, он вдруг услышал доносящийся сверху глухой гул, поднял голову и ужаснулся. Прямо на него, с каждой секундой набирая скорость, летела большая снежная лавина.

Сделать уже ничего было нельзя. Он покрепче вцепился в страховочный трос, пригнул голову и набрал побольше воздуха в легкие.

Через секунду белое месиво, состоящее из снега, камней и обломков ледяных глыб, накрыло его и увлекло за собой.

«Тр-р-р, тр-р-р», — скрипело что-то над головой.

Он очнулся от этого странного звука и обнаружил, что висит над обрывом на веревке, удерживаемой несколькими, чудом оставшимися в толще льда, металлическими штырями. Трос терся о край ледника и противно скрипел.

Положение было незавидным. Все тело болело и ныло — наверняка было сломано несколько ребер. Взобраться наверх невозможно — в любую минуту штыри от тряски могли выскочить. А внизу была глубокая пропасть.

Он знал много случаев, когда вот именно так, повиснув над обрывом, погибали даже самые опытные скалолазы. Обычно они замерзали. Когда его начнут искать — он не знал. Все зависело только от того, насколько скоро забьет тревогу Сильвия.

Было морозно. Нестерпимо болели ушибленные места. Дождавшись сумерек, он почти без всякой надежды выпустил в небо одну за другой две красные сигнальные ракеты и вскоре лишился чувств.

Его нашли уже на рассвете. Последнее, что он успел увидеть до того, как лишился чувств, — как над Альпами рассеивается предрассветный туман.

Позже он узнал, что если бы Сильвия, которая весь вечер просидела у окна, не заметила бы пущенных им ракет и не вызвала спасателей, вряд ли его бы хватились — в Шамони проходили первые в истории зимние Олимпийские игры, у всех и так было полно хлопот.

…Президент открыл ящик стола и вынул новую пачку «Житан».

«Что-то я стал много курить в последнее время».

Он встал из-за стола и подошел к окну. Елисейские поля были как всегда запружены толпой. В обе стороны двигался непрерывный поток машин, а два ряда аккуратно подстриженных деревьев тянулись до конца бульвара, где маячил силуэт Триумфальной арки. Рабочий день заканчивался, и парижане спешили домой, где их уже ждал ужин с непременным стаканчиком красного вина и куском хорошего сыра.

«В конце-то концов, ведь это самое главное, — думал уже немолодой президент Франции, затягиваясь своей крепчайшей сигаретой. — Чтобы были дом, семья, а вечером, после работы, тебя ждал горячий ужин со стаканчиком красного вина и куском хорошего сыра… И чтобы не было войны. А вес остальное чепуха на постном масле».

Он еще несколько минут смотрел из окна своего кабинета на Елисейские поля, потом подошел к селектору и нажал кнопку.

— Луиза, соедините меня с министром обороны.

— Я слушаю, — через минуту послышался в трубке знакомый бас.

— Жак, полигон должен быть расположен как можно дальше от населенных мест.

— Гайана, — начал перечислять тот, — Новая Каледония, Доминика…

— Нет, Жак, еще дальше.

— М-м. У нас есть еще один запасной вариант. На архипелаге Туамоту есть безлюдный атолл Мороруа[Старое название а. Муруроа]. Это вообще на краю света. Почти семь тысяч километров к востоку от Австралии. Вокруг — открытый океан.

Президент подумал с полминуты.

— Семь тысяч километров, говоришь? Пожалуй, это подойдет.