Люди и встречи

НА МОГИЛЕ ШЕКСПИРА

Мы приехали в Стратфорд, на могилу Шекспира. Желтые с черным ленты — цвета шекспировских празднеств — украшали автомобили, дожидавшиеся представителей двадцати шести стран. Каждая страна поднимала свой флаг в честь великого драматурга.

Стратфорд сам походил на театральную постановку одной из шекспировских пьес, этот город со своими домами XVI века, из окон которых выглядывали женские лица. Девушки в голубых платьях образца моды елизаветинской эпохи, с золотыми сетками на головах, раздавали пучки вереска. Глашатай в красном камзоле, с золотой булавой возглавлял шествие. Золотая тяжелая цепь с гербами и эмалевыми эмблемами, синяя мантия и длинная трость с набалдашником из слоновой кости отличали мэра города. Музыканты в красных с золотом куртках шли впереди. Музыка напоминала вступление к одному из пышных и торжественных представлений Шекспира. На площади длинным рядом уходили мачты со спущенными флагами и государственными гербами двадцати шести стран.

Прозвучали фанфары, и двадцать шесть огромных стандартов всползли на вершины мачт. Потом заиграл оркестр, и полурота британских солдат и ученики школы, в которой учился Шекспир, в соломенных шляпах и отложных широких воротничках, накрахмаленных почти до сияния, возглавили шествие по улицам города.

Мы пришли в дом Шекспира, где он родился и жил. Это было бедное и грубое жилище. Провисшие потолки, источенная червями мебель, криво сколоченная школьная парта Шекспира. Все было скудно и убого в этом ветхом доме, связанном с именем одного из величайших людей. Часто застекленные окна, сквозь которые слабо проникает свет, кожаные кувшины, оловянная посуда и мебель с вырезанными изображениями святых...

Но во дворе дома была весна, такая же, как и несколько столетий назад, когда родился Шекспир, расцветала яблоня, на дереве трещали воробьи. Здесь, в солнечном дворе, было больше Шекспира в его живой и яростной плоти, чем в полумраке давно покинутого жилища. Страсти, изображенные Шекспиром, волнуют до сих пор. Его великолепная речь не потускнела от времени. Воробьи трещат и ссорятся на цветущих деревьях, которые как бы посадил почти четыре века назад Шекспир.

Англия лежала нежнейшими пейзажами вокруг старинного города Стратфорда. Цвели яблони и вишни, на зеленых холмах паслись овпы. На кладбище, куда направлялось теперь шествие, звонили колокола. Имена неизвестных Ричардсонов и Стивенсов были высечены на надгробиях прошлых столетий. Фисгармония оглашала стенаниями готические своды церкви, где в склепе находится могила Шекспира; пучки вереска и розы оживили ее. В смиренной тишине отошедших веков кладбище спускалось вниз, к Эвону, неторопливым течением которого, наверное, любовался Шекспир.

В пяти милях от города находится усадьба Мери Арден, матери Шекспира. Превращенная ныне в музей, она сберегает обличие сурового крестьянского прошлого. Очаг с железными котелками, в которых готовилась пища, оловянные тарелки, наследственные деревянные кровати крестьян, соломенные тюфяки, прялки, крысоловки, похожие размером на собачьи будки, и закрома, источенные червями. Во дворе в сарае земледельческие орудия — деревянный гигантский плуг, косы, которые более походят на штыки, и предметы народного быта. Суровая земля взрастила Шекспира. Она не походила на зеленые подстриженные газоны английского парка, в котором белые лебеди плавают в пруду и в гуще деревьев стонет горлинка.

Неподалеку от усадьбы матери Шекспира стоит дом, в котором жила Анна Хетхевэй, жена Шекспира. Ничто не уцелело от личной жизни писателя, не сохранился даже портрет Анны Хетхевэй. В ее комнате под треугольником крыши стоит узкая, девичья кровать с соломенным тюфяком, да сохранилось еще широкое деревянное ложе, переходившее от поколения к поколению и похожее на символ продолжения рода. Деревянная скамья, решетка у камина и одинокое высокое кресло возле него, да соломенная крыша жилища с высокими кирпичными трубами очагов...

В Вестминстере, в вестибюле английского парламента, висят картины, изображающие прошлое Англии. Короли и герцоги приветствуют друг друга на фоне ярких и счастливых пейзажей; все это призвано внушить, что история Англии — это история добрых дел и добродетельных исторических личностей.

Шекспир оставил иные пейзажи. Он воспроизвел трагическую эпоху усобиц, коварств, войн и кровавых расправ. Его язык не знал придворной велеречивости. Он никому не льстил и ни перед кем не заискивал. В эпоху деревянных плугов, «низкой черни» и высоких сословий он говорил могучим голосом правды, которую на жалких подмостках возглашали странствующие актеры. Может быть, именно здесь, среди простых людей, от которых остались ветхие и покосившиеся дома Стратфорда с их утварью и деревянной резьбой, был популярен Шекспир как глашатай века. Они узнавали правду в речах его шутов и познавали преходящее величие королевских завоеваний.

В Стратфорде эту правду Шекспира бережет предметный мир его эпохи. Благородная шекспировская речь звучит в этот вечер в театре его имени, где английские актеры разыгрывают его комедию. Цветные огоньки иллюминации осветили весь город. Слова любви и соленые шутки произносятся в театре, и флаги, поднятые днем, развеваются на мачтах.

Ночью слышно, как течет Эвон. Так же, вероятно, плескался он и столетия назад, и одинокий драматург слушал этот плеск и сочинял монологи. Театр пустеет, и служители закрывают входные двери. Последние цветные огоньки иллюминации погасают в Стратфорде. Ночной холодок налетает с холмов. Весна встает над землей Шекспира, над легендой о его имени, над бедностью отчего очага, над свидетелями эпохи грубой, бесправной и кровавой, которую на столетья обессмертил Шекспир.