Малыш и Те-которые...

Глава 31

На острове они провели два дня — а потом Блэк не выдержал.

— Долго мы тут ещё будем бананы с пальмы хре... палочкой околачивать? — возмутился он. — У меня скоро жабры вырастут! У нас тут ещё Лорд не пойманный болтается!

— Бананы на пальмах не растут, — саркастически заметил Снейп, — уж не знаю, что ты там и чем околачивал.

— Но вообще Блэк прав, — неожиданно поддержал его Трэверс, пребывающий с момента возвращения в исключительно благостном настроении и не расстававшийся со своей трубкой. — Пора Лорда ловить. А то улетит же — не вечно же ему над водой скитаться! — он хихикнул.

— Сперва надо отнести хоркруксы, — сказал Мальсибер, которого Снейп чуть ли не силой целыми днями гонял с пляжа, опасаясь, что тот обгорит на южном солнце. Но хотя тот то и дело возвращался, да и просто в воде проводил едва ли не половину всего времени, его кожа не краснела, а уже приобрела отчётливый золотисто-коричневый оттенок. — Думаю, что я готов. Только лучше это делать в сумерках — когда Грань между мирами истончается.

— Значит, в сумерках, — согласился Гарри, который сейчас задумчиво крутил в пальцах одну из своих косичек. — Только сумерки здесь длятся очень недолго — сразу становится темно.

— Значит, начнём раньше, — немедленно решил Снейп. — Так, чтоб возвращаться в сумерках, а не уходить.

— Разумно, — согласился с ним Мальсибер — и, зажмурившись, посмотрел на солнце. — Как же хорошо здесь!

— Будет стимул поскорей вернуться, — сказал Снейп, явно нервничая.

— Я вернусь, конечно, — сказал Мальсибер. — Гарри, как вы? — спросил он. — Готовы?

— Я готов, — кивнул Гарри и вдруг поднёс палочку к виску, срезая косичку.

— Малыш, зачем? — спросил Трэверс встревоженно.

— Так, — пожал плечами Гарри, — захотелось. Просто нужно здесь что-то своё оставить, вот я и подумал — лучше косичку.

— Что значит "Оставить здесь"? — напряжённо спросил Снейп. — Ты же здесь останешься — уходит только Ойген!

— Гарри, в самом деле, — нахмурился Мальсибер. — Вам нельзя туда входить — только дверь держать открытой и фонарь. Но входить нельзя! Никому нельзя, — настойчиво проговорил он. — Без кадуцея оттуда не выбраться — а я вас просто не найду.

— Я не буду входить, — Гарри покачал головой, — я просто... не знаю, как объяснить. Мне нужно что-то оставить здесь, понимаете? Как якорь!

— Отстаньте от парня, — возмущённо рявкнул Блэк, — раз он чувствует, что так надо, то пусть делает!

— Не кричи, — осадил его Мальсибер. — Мы должны всё выяснить сейчас. Делай то, что ты считаешь нужным, — обернулся он к Гарри. — Главное — запомни: тебе нельзя туда входить. Даже если ты решишь, что так нужно и ты должен мне помочь. Что бы ни случилось — за дверь ни шагу. Обещаешь? — попросил он. — Гарри, это очень важно!

— Я понимаю, — серьёзно сказал Гарри, — и уйду туда, когда придёт моё время. Не раньше.

— Обещаете? — вновь спросил Мальсибер, и Гарри кивнул:

— Да. Я обещаю.

— Хорошо, — Ойген улыбнулся и поднялся на ноги. — Я схожу за кадуцеем. У кого яд и хоркруксы?

— У Снейпа, — буркнул Блэк, — он всё прибрал.

— Принесёшь? — спросил Мальсибер.

Они ушли вдвоём, а Трэверс, посидев немного, вдруг обнял Гарри и прижал к себе.

— Ты же будешь осторожным, да, Малыш? — прошептал он.

— Да, — Гарри улыбнулся, но глаза его были невесёлыми, — я постараюсь. Давит как-то, — и он снова притронулся ко лбу.

— Мы идиоты, — вдруг сказал Блэк, — он же тут рядом. Лорд ваш.

— Рядом, — согласился Трэверс. — И что? Хоркрукс-то из Малыша вынули.

— А этот гад всё равно как-то на него действует, — сердито сказал Блэк. — Надо было в Британии это проделать.

— Всё в порядке, правда, — слабо улыбнулся крёстному Гарри, — это не Лорд. Это сама Грань так действует.

— Не факт, — Блэк насупился. — Я-то ничего не чувствую.

— Потому что ты не Привратник, — сказал Мальсибер, подходя поближе. Он держал в правой руке кадуцей, и золотые змеи, уже проснувшиеся, оплетали её, словно фантастическое живое украшение.

Гарри протянул к ним руку — и вдруг зашипел на парселтанге.

— Мордред, — глухо сказал Блэк, — ты же сказал, что вытащил из него эту дрянь! — он повернулся к Мальсиберу и обвиняюще на него уставился.

— Вытащил, — удивлённо проговорил тот. — Я уверен... Гарри! — окликнул он его. — Гарри, как вы это делаете?

— Я сам не знаю, — так же удивлённо ответил Гарри, — я проверить решил — и понял, что по-прежнему могу со змеями говорить. Здешние змеи меня и без парселтанга понимают, а вот эти...

— А эти, — Мальсибер посмотрел на змей, прислушивающихся к Гарри, — могут вас слышать потому, что вы Привратник.

— Что у вас опять случилось? — спросил подошедший Снейп.

— Гарри по-прежнему говорит на парселтанге! — возмущённо сказал Блэк. — Хотя не должен!

— Кому должен? — спросил Трэверс.

— В принципе, — подумав, сказал Снейп, — ничего невозможного в том, чтобы он родился с этим даром, нет. Нигде не сказано, что это — эксклюзивная способность Лорда. Даже если счесть, что данной мутацией обладают исключительно потомки Слизерина, он вполне может тоже быть им: Поттеры — старинная семья, а уж как перемешалась кровь за тысячу лет... И я в жизни не поверю, что у Слизерина и его потомков не было бастардов.

— А я тебе сразу сказал, что с Эванс не всё так просто! — радостно заявил Трэверс. — А парселтанг не ликантропия, им не заразишься!

— Ты уверен, что хоркрукса больше нет? — спросил Снейп Мальсибера, и когда тот кивнул, сказал решительно: — Это главное. Остальное выясним потом. Держи, — он протянул Мальсиберу небольшой свёрток. — И, — он на миг замялся, — будь осторожнее.

— Буду, — кивнул тот и, широко всем улыбнувшись, подмигнул Гарри. А затем вытянул руку с кадуцеем — змеи зашипели вдруг и, отпустив её, словно приготовились к прыжку — и... растаял. Очень быстро, буквально за несколько секунд: тело просто побледнело, как туман на солнце, и исчезло.

Едва ступив — и вновь босым, но теперь его это уже не удивило: он и на острове обуви не носил — на серые безжизненные камни, Мальсибер огляделся. Где-то тут должны были остаться его следы... Однако же поверхность камня была пустой и твёрдой — вряд ли здесь могли остаться отпечатки чьих-то ног. Но Мальсибер продолжал искать, одновременно пытаясь настроиться на тот кусок души, что спрятал в валунах, и в какой-то момент, наконец, увидел их — абсолютно чёткие и словно нарисованные.

Дальше стало легче: он пошёл по ним и на удивление быстро вышел к реке и тем большим камням, в которых должен был лежать осколок... нет — частица растерзанной собственным владельцем души. Да — частица. Не кусочек, не осколок — часть. Только часть бывает у живого.

Выемка была на месте, и вода не делась никуда — а в щели за ней Мальсибер разглядел едва заметное... не движенье, нет — но ощущение присутствия чего-то.

— Я принёс не всё, — сказал он, садясь на корточки и опуская на колени свёрток. Класть что бы то ни было на землю или камни он боялся, не зная, что там с ними станет. Рисковать было опасно: потеряй он что-то, отыскать его здесь будет невозможно. Или очень трудно... нет — лучше было потерпеть некоторое неудобство позы.

Теперь на его коленях лежали медальон, кольцо и диадема — а в широкой плоской плошке, вероятно, находился яд. Мальсибер открыл крышку — змеи вдруг заволновались и придвинулись, и ему пришлось убрать правую руку подальше. Мордред, как же неудобно... Чуть расставив колени, он взял кольцо и очень осторожно опустил его в тягучую и словно маслянистую прозрачную жидкость. Наверное, в обычном мире он услышал бы шипение, но здесь звуков не было — однако жидкость мелко запузырилась, от кольца пошёл парок, а затем над ним всплыло крохотное полупрозрачное облачко.

Было больно, но Мальсибер, скорее, удивился — может, потому, что на что-то большее времени у него не было. Сев чуть поудобнее и развернув тряпицу, на сей раз в яд он отправил медальон — и снова наблюдал сначала пузырьки, затем лёгкий белый пар, а после — взлетающее облачко, хватающих его змей и сильный, сильнее предыдущего, порыв ветра, на сей раз почти что опрокинувший его на землю. К счастью, он успел — не иначе, каким-то чудом — подхватить плошку и не позволить яду расплескаться, а вот диадему уронил бы, если бы опять не змеи, выгнувшиеся и поймавшие её на свои длинные тела.

— Спасибо, — севшим от испуга голосом сказал им Мальсибер, забирая диадему и вновь складывая ткань. И благодаря всех существующих богов за то, что кольцо и медальон сунул в свой карман, боясь, что яд с них повредит пока что целые хоркруксы.

Второй раз в расщелину он руку вкладывал намного осторожней — но ему это не помогло: её снова обожгло, и рядом с первым появился ещё один ожог, похоже, чуть побольше.

В третий раз Мальсибер просто сел на землю, да ещё и прислонился спиной к камням — если ветер дунет посильнее, с корточек он его опрокинет точно. Диадему он оставил напоследок не просто так: яда было слишком мало, чтобы окунуть её целиком.

Так что он, крепко держа сосуд с ядом, для начала просто опустил её туда — сперва ободом. А затем хотел достать и погрузить в яд большую часть верхушки — надеясь, что с других частей яд не успеет стечь. Вроде бы он был достаточно густой... Однако едва он потянулся к остренькой верхушке, змеи зашипели — и на сей раз он бы мог поклясться, что услышал этот звук! — и вдвоём впились в его кисть с двух сторон ладони.

Больно было так, что у него перед глазами заплясали искры. Ойген вскрикнул и, опять едва не расплескав яд, попытался вырвать руку, но рептилии держали крепко.

— Прекратите! — тоже почти прошипел он. — Да что за...

И вдруг замолчал, глядя на обожжённые концы пальцев. Ожог — это ведь, по сути, та же рана, а что будет, если в рану попадёт яд василиска?

— Бастет, — прошептал он, замирая. — Да, я понял. Я дурак. Спасибо, — он потянулся к змеям свободной левой рукой и погладил их — и вдруг почувствовал тепло их чуть шершавых тел и ощутил их плотные чешуйки. — Спасибо, — повторил он, берясь за диадему большим и указательным пальцами левой руки.

Змеи тут же его выпустили — правда, боль почти что не ослабла, но он уже не обращал на неё внимания. Его расчёт оправдался: диадема зашипела — и на сей раз он уже был вполне уверен, что отлично слышит этот звук — от неё пошёл дымок, а затем вверх вылетело маленькое призрачное облачко.

Порыв ветра был таким, что, несмотря на позу и на камни за спиной, без труда опрокинул Ойгена на бок — к счастью, змеи оказались не менее стремительны, чем прежде, а плошку с ядом он успел закрыть буквально за полсекунды до падения и, кажется, ничего не расплескал.

По крайней мере, он надеялся на это.

Кое-как поднявшись: падая, он здорово ушибся, стукнувшись локтем и головой — он вложил в расщелину и третью часть души, и теперь уже почти не вздрогнул от ожога. Подумал лишь, что же будет с ним, когда он приведёт сюда почти всю душу.

Впрочем, сейчас было не до этого: следовало возвращаться. Змеи насторожённо колебались над землёй, словно сторожа его, и Мальсибер, сделав несколько шагов в сторону от камней, огляделся.

Следов не было — как не оказалось, когда он снова повернулся, и камней. Обожжённая и покусанная рука болела всё сильнее — так же, как ушибленные голова и локоть, — он устал и безумно хотел пить, но всё это меркло по сравнению с тем, что он нигде не видел золотого огонька.