Мародёр

Глава 22

- Твоя есть убить вместилищ для наш Бог. За это твоя мучительно умирать!

Странный, скрипучий, вызывающий отвращение голос заставил меня открыть глаза. Взглянуть на саркофаг, криво поморщится и счастливо улыбнуться.

Морщился я от того, что ничего хорошего то, что происходило на сломанной крышке саркофага, мне не обещало. Сморщенный коричневокожий коротышка в коричневом же плаще до пят, взгромоздился на раздавленную пауком плиту. По бокам от него нервно приплясывая на камне и кидая в мою сторону не хорошие взгляды расположились две обезьяноподобные зверушки. Их кулаки могли стать весьма весомым аргументом в любой драке и судя по всему часто становились. Но у обезьян, кроме кулаков, никаких достоинств больше не наблюдалось. У сморщенного же старика был посох. Длинный кривой, странно закрученный на верхнем конце, украшенный колокольчиком и чьим-то пушистым хвостиком, он не производил впечатление боевого оружия, вроде дубинки, а на орудие магическое ещё как походил. И вот он, а также кулаки обезьян и злобно выпяченная нижняя губа коротышки заставляли думать, что уже полученные синяки и ссадины не последние. И слова коротышки это подтверждали.

- Твоя хотеть вредить бога! Вредить бога нельзя! Все, кто делать вреда бога – дураки! Все, делать вреда бога - умирать! Ты делать вреда. Ты дурак. Дурак умирать. Умирать долго. Моя делать дурак очень больно. Моя радоваться! Бога радоваться. Все довольный.

Я не слушал, что он несёт, какими способами хочет меня убить, какие кары и проклятья насылает, я улыбался. Мило так, открыто. До боли в порванных губах. Я улыбался тому, что передо мной не пауки. А это уже само по себе приятно. Передо мной люди, а значит никто не станет плеваться паутиной, никто не забрызгает ядовитой слюной, не обольет застывающий в камень кровью.

Продолжая глупо улыбаться, я нахмурил брови. От коротышки это не ускользнуло, он повысил голос почти до писка и углубился в подробности того, какими способами он может меня убить. Я вновь не слушал. Я осматривал себя.

У мелких пауков кровь и слюна каменеют на воздухе. Огромная тварь, облила меня кровью полностью, но одежда не закаменела. Почему? Я понимал, что задаю себе этот вопрос, не совсем вовремя. Злобный коротышка продолжал вещать о моей скорой, страшной, мучительной и очень болезненной смерти. Но его мне слушать не хотелось. Я его вижу, если он что-то начнет делать, успею среагировать. Или не успею, тело все изранено, отравлено, избито и устало. В общем все равно, надо отвлечься, чтоб коротышку не слушать.

Так почему? Почему одежда моя и кожа не превратились в камень? Может быть потому, что это паук другого типа? Как у пчел. Матка из совсем не похожа на рабочих. И я почему-то в этом уверен, хотя и пчел толком не видел. Да и демоны с ними. А может быть это и вовсе не паук? Шесть глаз, шесть лап, передние лапы и глаза похожи, да и тело тоже, но задние ноги. Задние ноги слишком коротки, к тому же не похоже, что бы эта туша много ходила. Уж слишком она медлительная и неповоротливая. А с другой стороны будучи беременной, таким вот немаленьким яичком, не особо побегаешь.

Даже интересно, этот сморщенный, сам ее обрюхатил, или нанимал кого? Или в их племени, к подобной чести, с рождения готовят. Ох! Если у сморщенного есть племя, наша встреча может вылиться в весьма серьезные неприятности. Для обеих сторон. Я хоть и был едва живой, но позволять себя убить просто так не собирался. Ни в тот момент, ни позже если сморщенное племя решит отомстить за смерть шамана или мага, или кто он им там, демон его разберет. А в том, что мне придется его убить я уже не сомневался. Не хочется конечно, но придется, иначе он убьет меня.

Коротышка отвлёк от мыслей, привлек внимание к себе, тем, что с размаху врезал концом палки по крышке саркофага, а затем закругленным ткнул в меня.

- Твоя повезло! - серьезно сказал он. - Твоя увидеть рождение бога. Потом твоя умереть и никому не рассказать. Но твоя повезло. Я сама завидовать тебе.

Он поднял руку, сложил пальцы шалашом, поднял вторую руку, и возле колокольчика появилось жёлтое сияние. Коротышка на какое-то время замолк, закрыл глаза и что-то беззвучно шептал. Сияние на посохе разгоралось ярче, делая мир вокруг светлее. Он все еще оставался мрачным, но уже не таким темным.

В куче паучьих и птичьих тел я углядел самострел. Подвинулся к нему, дотянулся вытащил, отряхнул. Попробовал правой рукой, бесполезно, опухоль немного спала, цвет пальцев уже не так пугает, но все равно полноценно работать они ещё не могут. Взял в левую руку.

Коротышка заговорил вновь. Он продолжал на все лады обещать мне скорую и весьма болезненную смерть. Слегка путался с тем, кто именно меня убьет, не то он сам, не то бог. Только я не понимал, сколько не пытался, родился ли его бог или он сидит в этом яйце. Но коротышка своего добился. Теперь я слушал его внимательно. Я даже кивал.

Левой рукой держать самострел не удобно. Все заточено под правую, и чтобы дотянуться до рычага пришлось постараться, но я справился. Взвел самострел, наложил болт, поднял, прицелился.

Коротышка не отреагировал, так и продолжал стоять в полный рост на саркофаге, вещая мне о скорой и мучительной смерти, творя волшбу на яйцо. Был бы он один, я бы спустил рычаг сейчас, но два обезьяноподобных типа мне этого не простят. Я отмахаться от них я вряд ли смогу, уж больно угрожающе выглядели их мышцы. И взгляды не предвещали ничего хорошего.

Я продолжал улыбаться, они продолжали недобро на меня смотреть, а коротышка продолжал говорить и грозить мне всеми жуткими смертями какие только мог вспомнить. Я полез в колчан, вытащил болты, разложил их на полу, так, чтобы можно было дотянуться. Пересчитал. Восемь. Не понял. Пересчитал ещё раз. Восемь. Хм, было двадцать. Два торчат в глазах паука, три или четыре я выронил, и они где-то на полу, восемь вот они, а остальные где? Да демоны с ними. Все равно все восемь использовать не успею.

- Твоя сделать преступления. Твоя не испытывать раскаяния. Твоя умрет!

Я продолжал улыбаться, но нахмурился. Мне начало казаться, что коротышка тянет время. Его рука с посохом направлена на меня, но вторая окутана сиянием и сияние это перетекает на яйцо. Не знал я кто в том яйце, но и узнавать не хотел. Однако, похоже коротышка решил нас познакомить, не спрашивая моего мнения. Я вложил болт в рот, прижал зубами.

- Твоя есть очень повезти. Моя завидовать твоя. Юная бога только что сказать, что твоя стать им. После смерть. Моя завидовать. Моя ненавидеть твоя. Моя желать убить твоя немедленно! Моя...

Я спустил самострел. Болт вошёл точно в слишком разговорчивый рот коротышки. Сморщенный мерзавец захрипел, удивлённо уставился на меня, рухнул на колени, поднял руки ко рту, но сказать ничего не успел. Второй болт пробил его череп на вылет. Точно промеж глаз.

Обезьяноподобные завыли и бросились на меня. Я подхватил болт с пола. Непослушные пальцы с трудом наложили его, взвели самострел. Я успел всадить болт в плечо одному, но со вторым сделать ничего не успевал. Встретил его пинком в морду. Он отлетел, упал, но тут же вскочил. От второго пинка, он уклонился. Как и я от его когтей. Оказавшись сбоку от него ударил под ребра и чуть не сломал пальцы. Может, шкура у него была дубленая, а может зря я правой бить пытался.

Он в долгу не остался, ударил кулаком. Я отклонился, и кулак выбил крошку из стены рядом с моей головой. Он взвыл от боли, или ярости приподнялся. Мне хватило времени и ловкости, подтянуть ноги и врезать ему в грудь. Такого он не ожидал. Похожее на обезьянье тело отлетело, ударилось спиной о саркофаг, рухнуло на пол. Ждать, что будет дальше я не стал. Собрав остатки сил прыгнул к нему, на ходу выплёвывая болт изо рта. Навалился сверху и вложив в удар всю силу воткнул снаряд ему в глаз. Болт пробил не только глаз, но и кость за ним. Жутко захрустело, звериную морду исказила боль. Он потянулся ко мне руками, я надавил сильнее, болт провалился внутрь. Я отдернул руку, вытащил покрытый чем-то липким болт, поднял его, размахнулся и вложив в удар остатки сил пробил обезьяне шею. Он захрипел, странно, злобно. Я ударил еще и еще раз. Он обмяк, после третьего. После четвертого дернулся и затих.

Я встал. Вытер тыльной стороной ладони кровь с лица, сплюнул в сторону. Осмотрелся. Коротышка свернулся в странной позе, вроде как младенец в люльке, но совершенно точно был мертв. Вторая обезьяна ещё жива, но угрозу не представляла, лежала и скулила.

Шатаясь, я дошел до брошенного ножа, поднял его, зачем-то вытер о штаны, налипшую слизь, подошёл к ещё живому похожему на обезьяну спутнику коротышки. Странно, я всадил в него всего один болт и тот в плечо, и надо сказать руками я это делаю лучше. Но выглядел он так, словно попал под стадо взбешённых лошадей. Одежда в клочья, грудина сломана, осколки ребер пробили кожу, торчат наружу. Левая рука раздроблена, чуть выше локтя, правая цепляется за пол, скребёт по нему сломанными когтями. И судя по тому как он пытается отползти на одной руке у него перебит позвоночник. Я его точно так не бил, да и болт торчавший из плеча не мог такое сотворить.

- Кто ты? И кто тебя так? - спросил я, не ожидая ответа.

Он его и не дал, лишь заскулил, подобрался. В глазах ее явно читался страх. Он был уже мертв, и, наверное, понимал это, но отчаянно цеплялся за жизнь, хоть ему и было очень больно и наверняка очень страшно. Я бы мог его оставить, позволить ему умирать долго, без еды и воды. Скоро кураж такого неудачного для него боя пройдет, и он ощутит всю прелесть вмятой внутрь грудины и сломанных ребер. Хотя, наверное, он быстрее кровью истечет. А может и нет. Полоска крови, оставшаяся от него на полу тонка и едва заметна. Но даже если не умрет от кровопотери он все равно не жилец. Я бы мог оставить его умирать, но я не стал.

Он прикрылся широкой ладонью, но прикрыл лишь лицо, а я ударил в шею. Кровь брызнула в очередной раз окатив меня фонтаном капель. Стекленеющие глаза смотрели на меня и мне казалось, что в них была благодарность.

Я снова вытер лицо. Сплюнул. Выругался. Ещё раз осмотрелся. Склеп больше походил на место великой битвы. Всюду валялись тела и куски пауков, мертвые птицы, пол залит кровью, смешавшейся со слизью. Эта смесь понемногу светилась и от нее поднимался пар. Или дым. Демоны его знают. На расколотой крышке саркофага тело мага-коротышки, под саркофагом мертвая обезьяна. В стороне лежало тело огромного паука, рядом с ним светилось яйцо. Но лишь светилось, окружающая его дымка исчезла. А над всем этим, застыв со сложенными на груди руками висел призрак бывшего хозяина Дола.

- Все? - спросил я, не обращаясь ни к кому. Да и кому тут было обращаться. Вокруг только мертвые, считая призрака.

- Так все? Или ещё кто остался?

Тишина. Полная, абсолютная тишина. Не слышно даже шороха крыльев птиц, нет звука капель, не трещат факела. С трудом удалось вспомнить, что они прогорели и погасли, а свет, что заливает склеп, исходит от призрака.

- Видимо все.

Я рухнул на колени. Боль мгновенно завладела телом, заставив пожалеть, что я ещё жив.

Тум!

Звук ворвался в уши громовым раскатом, разорвал цепи боли, вырвал из груди стон.

Я посмотрел на яйцо. Большое, мне по грудь будет. Светится неприятным, недобрым жёлтым светом. Чем-то нехорошим веяло от яйца, но чем... Плевать! К демонам все! Я слишком устал, чтобы думать. И тело мое слишком болело, чтобы что-то делать.

Тум!

Я упёр руки в пол, пытаясь удержаться и не рухнуть лицом в дымящуюся жижу.

Тум!

Гулкий звук прокатился по склепу, отразился от стен, ударил мне по ушам. Он был сильней чем раньше, он был громче, он был злее.

Я вновь посмотрел на яйцо. Свет его медленно угасал, уже не освещая даже скорлупу. А с самим яйцом что-то происходило, оно мелко дорожало и раскачивалось. Я медленно развернулся на четвереньках, подобрал оброненный нож, подумал о болте, даже глянул на лежащие на полу, но брать не стал.

Тум!

Что-то чёрное лишь на миг мелькнуло внутри яйца, коснулось скорлупы и скрылось вновь. И в тот же миг, в этот краткий миг касанья, по склепу разнеслось громкое "Тум!"

Я выругался, послал все к демонам. Хотелось плюнуть на все, на мертвецов вокруг, на боль во всем теле, на Суть Смерти, на болтающегося под потолком призрака, на яйцо. С каким бы наслаждением я сделал последнее, но не доплюну.

Тум! Тум! Тум!

Удары следовали один за другим и каждый следующий приближал мое лицо к жиже. Я, что было сил, пытался удержаться, но ладони скользили. Звук бил по телу словно молот по наковальне. Уши разрывало от каждого удара. Лёгкие сжимало до боли. Желудок подбрасывало к горлу. Из глаз текли слезы, а из носа сопли.

Тум!

По спине словно молотом ударили. Я рухнул лицом в дымящуюся, дурно пахнущую жидкость.

Тум!

Тело сжало, череп сдавило с такой силой, что на глазах выступили слезы. Я закричал. Но мой крик утонул в новых тяжёлых, частых ударах.

Тум! Тум! Тум-тум-тум! Хрясь!

Что-то ударило в бок, откинуло меня к стене, в спину вонзились острые иглы. Всей тяжестью навалилось ощущение, что все резко стало очень плохо. Я открыл глаза, сквозь пелену слез увидел расколовшееся пополам яйцо и что-то темное копошащиеся возле него.

Я не мог разглядеть что там, но потому как от него волнами расходилась физически ощущаемая ненависть, по тому как сник, притух и сжался призрак, как падали оглушенные, разрезанные на части птицы, понял, что все плохо.

Шатаясь поднялся на колени, встал на ноги, подобрал нож. Ноги не слушались, идти было тяжело, словно идёшь по горло в ледяной воде, но я шел. Шел и с каждым шагом идти становилось легче, тело слушалось все больше, боль хоть и оставалась, но стала меньше, успокоилась.

Возле погасшего яйца, в луже бледно сияющей жидкости лежало нечто. Оно было похоже сразу и на паука, и на обезьяну, и на человека. Но на человека меньше всего. Покрытое наростами и шипами тело с четырьмя трехпалыми руками, приплюснутая голова, с огромным прикрывающим четыре жёлтых глаза, наростом на лбу, с уродливыми неправильно выгнутыми суставами ног.

Я подошёл, оно подняло голову, взглянуло на меня, мигнуло сперва крайними, а затем и центральными глазами. Оно ненавидело меня. Оно хотело мне смерти. Оно хотело стать мной.

Рот его открылся. Он завизжал, но визг его был слаб. Корявые пальцы потянулись ко мне, попытались схватить, не дотянулись и бессильно упали.

Он поднял на меня жалобные глаза, облизал губы плоским фиолетовым языком и бессильно уронил голову на пол. Она не стукнулась, как я ожидал, она ударилась, издав звук по похожий на разбившийся о стену помидор.

Что-то зажужжало. Склеп наполнился шепотом. Тихим, едва различимым, но от чего-то заставившим волосы на спине зашевелиться. Призрак ещё сжался, но засветился ярче. Я крутил головой, я всматривался в темноту у стен склепа, но не видел ничего. А шепот становился сильнее. Я не различал слов, но тональность его мне не нравилась.

Я встал над уродцем, посмотрел, сморщился. Страшный, корявый, весь покрыт слизью, на локтях наросты, как пластины брони, что прикрывают плечо сзади, когда рука опущена. Бессмысленно, но с богами не поспоришь. Как сделали так сделали. Хотя этот вроде сам бог.

Шепот стал сильнее, слов еще было не понять, но мотив молитвы угадывался. Он вгрызался в уши, рвал их, хотелось бежать, бежать быстро и далеко. Или напротив, лечь и умереть прямо здесь.

- Ты что ли бог? – закричал я пытаясь перекрыть ставший невыносимо громким шепот.

Он не ответил. Он даже глаза на меня не поднял.

- Не похож!

Я не хотел этого делать, но в сознании набатом стучала мысль, что это нельзя оставлять живым. И надо решать быстрее, пока оно не оклемалось. Решать, потому что потом... Что будет потом, я не знал, но каким-то внутренним чутьем понимал, что все будет плохо. И плохо будет прежде всего мне. А шепот понимание только усиливал.

Данкан и Елизар ни раз и не два в один голос говорили, что в моем разуме скрыто куда больше чем я помню, только достать это не получается. Даже у мага Дола не вышло. Но Елизар добавлял, что иногда я просто могу знать, что делать и знать, что это правильно, даже если мне кажется, что это не так. Брать уродца на воспитание я не хотел, но и убивать его тоже.

Шепот усилился снова, теперь уже можно было разобрать отдельные слова, но язык был мне не известен. Из темных щелей, из-за колонн, стали появляться прозрачные тени. Серые, похожие на человеческие фигуры. Короткий взгляд на призрака, нет, это не его друзья, это друзья уродца. Это они поют. И они идут к нему.

Вздохнув я поставил ногу ему на голову. Он взвизгнул, дернулся, но сил у него не было.

Я надавил. Голова взорвалась под ногой, словно перезревший орех. Короткий визг. Тело коротко тряхнуло, руки заскребли по полу, ноги дернулись, и уродец обмяк. Испытывая непонятное наслаждение, я давил его череп, ломал кости, сминал в кашицу вместе с мозгом. Я понимал, что не должен так поступать, что есть куда более человечные способы убийства. Но вместе с тем я понимал, что делаю все правильно. Нельзя оставлять его череп целым, лучше бы и тело сжечь, но это только вместе со склепом. Не хорошо будет если его кто-то найдет, еще хуже если прикоснется. Хотя о чем это я? Не обязательно сжигать здесь все, то, что лежит у моих ног, еще не бог, а лишь заготовка для него. В нем еще нет силы, иначе я бы голову ему не раздавил.

Шепот умолк в тот же миг, когда голова уродца лопнула. Наверное, он мог стать богом, не знаю, наверное, мог бы стать очень могущественным. Но он навсегда останется лишь мертвым уродцем в крохотном склепе под Долом. И мне от этой мысли было радостно и тепло.

Я взглянул на тело и во мне проснулся мародер. Я чувствовал, как болит все тело, но мне было все равно, я устал настолько, что был готов уснуть стоя, но мне было все равно. Я хотел. Хотел, то, что скрывает в себе этот уродец. Ведь если его прочили на место бога, пусть и местечкового, значит и Суть у него должна быть интересной. Да и поговорить с ним будет не плохо.

Я опустился на колени. Протянул руку к выгнутой назад ноге уродца, испугался не понятно чего, отдернул руку, но собравшись все же прикоснулся. Применил Темного Дознавателя. И ничего. Совсем ничего. Ни шепота, ни звука, ни вопросов. Ничего. Ладно. Попробуем другое. Нить я не увидел, лишь над самым телом крохотный золотистый лоскуток мелькнул на мгновенье, может мне это только показалось. Трофеи тоже ничего не дали. Я пытался и так, и эдак, снова и снова, но результат не менялся. Трофеев не было.

- Ты все неправильно делаешь, мародер!

Я выругался и повернулся. Надо мной, сложив руки на груди висел призрак. И он улыбался.

- Я покажу! – кивнул он. – Идем за мной!