Мародёр

Глава 2

Размах. Удар. Отступить назад, позволить сломанной породе упасть на землю, поставить кайло, упасть на колени, откинуть мусор из камней, бережно собрать кусочки Соли. Еще бережней ссыпать их в куль. Подняться. Взять кайло. Размах. Удар.

Спина покрылась потом, руки ныли, тяжелые, словно каменные мышцы не желали шевелиться. Плечи, скрипя суставами, едва справлялись с тем, чтобы поднять кайло. Я больше не вкладывал в удар силу, я ронял инструмент, выбивая из камня крохотные кусочки. Все. Я выдохся. Мне нужен отдых.

Я поставил кайло на землю, сел рядом с ним, поднял мех, встряхнул. Вода еще есть, ее мало, но она пока есть. Зубами вытянув пробку, я влил в рот пару капель воды. Спасибо халкану, расщедрился на свежую воду, а не ту тухлятину, что обычно выдают нам. Заткнув мех, я покатал воду во рту, смывая с языка и зубов пыль, и проглотил. Закрыв глаза, насладился прохладой прокатившейся по горлу и упавшей в желудок. Хочется есть, но у меня нет даже сухаря. Зря не попросил у халкана, он сегодня добрый, мог бы и дать.

Не открывая глаз, дождался, когда дыхание вновь станет ровным и только после этого оценил успехи. Два. Только два полных куля. Два из двадцати. Боги! Покосившись на рядком стоящие камни огня, я загрустил еще больше. Халкан был щедр как никогда. Он выдал мне двадцать камней, каждый светит примерно час. Лампа горит не так ярко, но дольше, но и чад от масла мешает дышать. Камни лучше, они светят ровно, не чадят и использованные можно бросить прямо тут. Лампу придется тащить с собой к выходу. И халкан знает это, потому и выдал камни. И я использовал уже пять. Пять из двадцати.

Пять часов. Я пять часов машу кайлом и добыл только два куля. Если так пойдет и дальше, то я скоро останусь без света, и буду крушить породу на ощупь. Соль хорошо видно, она светится даже в темноте, но не настолько, чтобы можно было собирать ее не глядя.

Отчаянье подкатило к горлу, защипало в носу, губы задрожали. Я был готов пустить слезу, но не мог позволить себе подобной слабости. Встав, я поднял кайло. Оно показалось мне тяжелее, чем было, когда я его ставил. Но поморщившись и отмахнувшись от мыслей, ударил по камню.

Руки пронзила боль. Я застонал и выронил инструмент. Так не пойдет, надо отдохнуть больше и подумать. Здесь я не набью норму. Как не старайся, но здесь тоже нет Соли. Я сменил уже пять мест, потратив на каждое по одному камню огня, но каждое следующее давало мне еще меньше Соли. Стоит задуматься о том, чтобы вернуться на первое место. Но и там мне никогда не добыть нужные двадцать кулей. Боги!

Если только… я оглянулся назад. Если только не пойти в заброшенную боковую штольню. Мысль больно резанула разум. Страх впился в тело, грудь заныла, а сердце словно встало. Нет, я еще не настолько отчаялся. Время еще есть и я сумею. Сумею добыть нужное количество. Или нет? Я снова покосился назад.

О той штольне среди рабов ходили разные слухи. Кто-то говорил, что там когда-то обитал жуткий зверь, а может и обитает до сих пор. Люди, работавшие недалеко клялись, что слышали звуки, шорохи, скрип, словно когтями по камню, страшные вздохи, а иногда даже приглушенные крики и стоны. Никто не хотел туда идти. А кто-то слишком умный пустил слух, что штольня эта и не штольня вовсе, а пещера, прорытая не людьми, а страшным зверем, что точно еще обитает там. Но не все в эти слухи верили, и десяток сильных рабов спустились в нее. Поднялись только двое. Оба седые, с дрожащими руками, один еще что-то соображал, второй же смотрел на все вокруг совершенно стеклянными глазами, и все время бормотал что-то неразборчивое. Но даже тот, что еще сохранил разум, ничего не мог рассказать о том, что встретило их внизу, кроме того, что Соли им добыть не удалось. Что стало с его друзьями, он не знал. Ему дали воды, принесли похлебку и оставили сидеть под скалой в ожидании, когда придет халкан. Час спустя, так и не притронувшись ни к еде, ни к воде он взобрался на скалу и прыгнул с нее. Безумный напарник самоубийцы дико и страшно смеялся, растирая по лицу кровь погибшего товарища.

Однако халкана это не напугало, и он приказал отправить вниз еще десяток рабов и трех надсмотрщиков. И я был в этой команде. Нам удалось найти только два тела. Один сидел, привалившись к стене, и сжимал в ладонях собственные вырванные глаза. Второй обошелся без повреждений, но был мертв. Он не добежал до выхода всего десяток шагов. И его босые ступни были сплошь покрыты Солью. Я это точно знаю, я сам собирал ее в кули и прятал под стеной. Она пригодилась мне на следующий день, подарив почти день отдыха.

Халкан вызвал из столицы мага и тот, не спускаясь в штольню, вынес приговор: ничего магического в штольне нет, а вот газа, лишающего разума столько, что даже десять минут там может отобрать разум, но он глубоко и надо спускаться почти в самый низ, чтобы получить отравление. Маг разрешил выработку верхних частей штольни. Но Мирир решил перестраховаться и приказал заколотить проход там, где к штольне вело ответвление. Тогда-то я и услышал, что мы все собственность императора и за пустую потерю большого количества рабов, халкан может получить по шапке. Этим и воспользовался сегодня.

Вновь покосившись вверх, я откинул эту мысль, лучше умереть разумным, чем жить в безумии. Тот, что выжил в штольне до сих пор ходит по лагерю и бормочет что-то неразборчивое.

Час и еще один погасший камень спустя, я выламывал доски из прочно сколоченной загородки. Выломав же, пробрался внутрь, ободрал о доски плечо, но не обратил на рану внимания.

Оказавшись внутри замер, прислушиваясь к звукам внизу. Ничего не слышно. Тишина такая, что уши закладывает. Усмехнувшись, я подхватил пустые и полные кули, кайло и мех и двинулся вниз. Я ведь не пойду глубоко, спущусь на десяток шагов, выберу камень покрупнее, глаз наметан, жилу могу определить.

Соли мало, но чем ниже спускаюсь, тем больше ее становится. Мною овладел азарт, да тут я наколочу не то, что двадцать кулей. Больше! Значительно больше! Сам не заметив того, я спустился слишком низко.

Размах. Удар. Отступить назад, позволить сломанной породе упасть на землю, поставит кайло, упасть на колени, откинуть мусор из камней, бережно собрать кусочки пыли и еще бережней ссыпать их в куль. Подняться. Взять кайло. Размах. Удар.

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я спустился в штольню. Руки словно налились камнем, спина ноет, ноги подкашиваются. От каждого удара меня мотает в сторону. Я устал. Очень сильно устал. Я обернулся и взглянул на горку готовых кулей. Четырнадцать. Всего четырнадцать из двадцати и у меня осталось лишь два камня огня. Так я норму не выполню и если на собственную жизнь мне по большому счету плевать, то старика жаль. Он все равно не жилец, но раз уж я вытащил его из шахты, раз поручился его жизнью перед самим халканом, то я должен это сделать.

Обхватив кайло, я замахнулся и со всей силы ударил по камню. Большой кусок скалы, затрещал, раскололся и упал к мои ногам. Соль посыпалась на землю. Я схватил куль и успел подставить его под тонкую струйку. Пятнадцать. Теперь у меня пятнадцать полных кулей. И все равно этого мало. Чертовски мало. А сил уже нет.

Я оттащил осколки камня, откинул их в проход. Подумал и сев на землю спихнул их в темноту уходящей вниз штольни. Они сорвались вниз и покатились. Вслушиваясь в грохот, производимый ими, я улыбался. Газ. Выдумка. Нет здесь ничего, кроме Соли. А соли здесь много. Точно больше, чем бы мне удалось добыть в основной шахте. Но все равно мало, а время уходит.

Вернувшись к кайлу, я поднял мех, сделал маленький глоток и вновь взял кайло. Ладони обожгло огнем, кайло выскользнуло из рук, звонко ударив о камень. Я поднял ладони к глазам, мозоль. Сплошная кровавая мозоль. И сил больше нет. Привалившись к стене, я взмолился светлым богам, прося дать мне немного силы. Но те, как обычно были глухи, особенно к стенаниям рабов. Быть может, те, кто не носят рабский ошейник и могут до них достучаться, у нас же это не так часто происходит. А тех, у кого получается, обычно производя в надсмотрщики. В надсмотрщики я не хочу. Не гожусь для этой роли. Не смогу стегать плеткой своих собратьев по рабской доле. Все чего я хочу, чтобы старик прожил еще один день. Зачем? Просто потому что я ему должен. Хотя долг этот придумал я себе сам, он у меня ничего не просил.

Мозоли. Проклятые мозоли. Если сегодня я еще смогу работать, то завтра не смогу поднять кайла. Даже меха. Но о том, что будет завтра, буду думать завтра.

Оторвав штанину, разорвал ее пополам, обернул руки получившимися тряпками, обмотал вокруг пальцев, затянул. Улыбнулся получившимся перчаткам, понимая, что надо было сделать так с самого начала, но светлая мысль посетила меня только сейчас и откуда она пришла я не понимал. Как не понимал и то, почему обматываю именно так, а не иначе, но что-то внутри говорило, что я делаю все правильно. Осмотрев руки в обмотке, я поднял кайло.

Удар. Кайло отскакивает от камня, словно и не имеет острой грани. Я ударил снова. И еще раз. И еще. Камень не поддавался. Кайло не оставляло на нем даже крохотной царапины. Что за ерунда. Еще замах. Удар. Камень не поддается. Я развернулся, и врезал кайлом по стене в стороне. Оно легко разбило породу, уйдя едва ли не по самую рукоять. Но Соль не посыпалась. Ни крупинки. С трудом достав кайло, я развернулся к вредному камню, подмигнул ему, замахнулся и вновь ударил. И снова результат был тем же.

- Да какого же проклятого демона тебе надо? – ругнулся я, опустил кайло, и подошел к камню. Приложил к нему руку, холодный. Наверное, слишком холодный. Даже сквозь обмотку на руках чувствуется его холод. Ну, холодом меня не напугать. Я размахнулся и выпустил кайло.

Силы света, Порядок, благословляют тебя за добросовестную работу. Физическая сила возросла. Жизненные силы восстановлены.

Я вздохнул, чувствуя, как по телу прокатывается волна энергии, наполняя мышцы силой, успокаивая дыхание, выравнивая сердцебиение, восстанавливая меня. Сила. Сила возросла. Рабам иного и не положено. У нас есть только Суть Порядка, только сила. Ничего другого, чтобы выбивать из камня пыль нам не нужно. Да я и не знаю, есть ли что-то еще кроме силы. Если и есть, то рабский ошейник не дает его разглядеть. Старик говорил, что есть, но я ему не слишком верю. Да и зачем, я живу здесь, здесь и помру. Я заглянул в Суть Порядка. Двадцать пять! Теперь моя сила двадцать пять единиц! Не знаю много это или мало, но было только шесть. Порядок, спасибо тебе! Девятнадцать единиц плюсом. Девятнадцать! Это значит, что я могу больше носить, сильнее бить. Ну, что камушек, побеседуем?

Он не ответил. Камень огня отбрасывал на него мою тень, и та дрожала на ровной поверхности почти круглого валуна. Но тень не должна дрожать. Камень огня дает ровный свет, это не масляная лампа. Я подошел к камню и вновь положил на него руку. Теплый. Он только что был холодным, а сейчас теплый. И тепло такое приятное, хочется обнять его, прижаться к нему, как к матери.

Мысль о матери заставила меня отшатнуться. Кто она была? Я иногда думаю об этом, пытаюсь вызвать в памяти ее образ, облик, запах, ощущение. Хоть что-нибудь! Но еще ни разу не смог. Я не помню ее. И не только ее. Я не помню ничего. Но прикосновение к камню, вызвало внутри странные эмоции. Я ощутил тепло не только снаружи, но и внутри. И это было приятно. Но как бы приятно ни было, но мне нужна Соль и этот камень может мне ее дать.

Я подтянул самодельную обмотку на ладонях, поднял кайло и со всего маху обрушил его на камень. Острый край кайла вошел в холодный гранит как в масло и провалился внутрь. Я не удержался на ногах, меня потянуло к камню. Я выпустил кайло, но остановить падение уже не мог. Еще мгновение и мое лицо разобьется о камень. Я успел зажмуриться за мгновение до удара.

Удара не было, меня обволокло чем-то мягким, но холодным. Холод пробрал до костей, заморозил кровь, воздух стал густым и тяжелым, грудь разрывало, кости выворачивало. Затем стало тепло и приятно. Тепло разморозило кости, заставило глупо улыбаться. Я расслабился и, закрыв глаза, позволил камню втянуть меня внутрь. Прости старик! Прости! Я не справился. И не хочу справляться. Прости. Встретимся на той стороне. Если она есть.

Мгновение спустя тепло отступило. Я запаниковал не чувствуя опоры под ногами, замахал руками, заболтал ногами. Я падал, но падал мягко, словно кто-то поддерживал меня, тормозя падение.

Холодный, пропитанный затхлостью воздух ворвался в грудь, разорвав горло, заставив кашлять, но кашель был самой малой моей проблемой. Падение ускорилось, я врезался во что-то твердое плечом, затем спиной, ударился ногой, а потом и головой. Меня крутило, несло куда-то вниз, по дороге швыряя на камни, сбивая мною капающие сверху сосульки, ровняя на растущие снизу.

Падение кончилось внезапно. Я шлепнулся на ровную площадку, кубарем прокатился несколько шагов, больно врезавшись головой во что-то и замер. Пальцы заскребли по полу, я попытался упереться в пол, но руки подогнулись. Ладони ощутили какой-то узор на полу, но мне было все равно, что там нарисовано.

Застонав, перекатился на спину и развалился на полу. А это действительно был пол. Вокруг меня ввысь уходили огромные серые колоны, украшенные причудливой резьбой. Лежа между ними, я не мог разглядеть, что именно вырезано на них, да и не очень хотел. У меня болело все. По руке медленно стекала кровь из разрезанного плеча. Надо бы замотать плечо чем-нибудь, пока не вытекло слишком много крови.

Мысль отрезвила, заставила забыть о болящем теле. Тяжело дыша, я сел, оторвал вторую штанину, оставшись почти голышом. Замотав плечо грязной тряпкой, я осмотрел себя. Нормально так упал. Все тело покрыто мелкими шрамами, на груди расплывается огромный фиолетовый синяк и еще парочка на ребрах и бедрах. Голова болит, бровь разбита, кровь капает на пол. Я размазал кровь по лицу, промокнул разбитую бровь обрывком тряпки и выдохнул, крови нет. Странно.

Подняв тряпку к плечу, обнаружил, что и из рваной раны кровь тоже не идет. Края выглядят так себе, не помешает зашить, или хотя бы забинтовать, чтобы пыль не попала, а то, так и до заражения не далеко.

Зашить? Рану зашить? Это как? Их вообще зашивают? Что за странные мысли в моей голове. Неужто удар вытащил что-то из памяти? Но, да и боги с ними, кровь не хлещет и то хорошо.

Можно и осмотреться. Колоны, колоны, колоны, куда не посмотри всюду колоны. И что они подпирают, я не вижу, их верхушки теряются в темноте. Пол покрыт плиткой, во многих местах разбитой, но большей частью целой. И на плитке тоже причудливый рисунок, похожий на расползающийся по полу лозу плюща.

Я привстал и ойкнул. Здесь же должно быть темно, но я все вижу. Плохо, как в тумане, но вижу. Вижу, как мелькнул за ближайшей колонной голубоватый свет. Я потянулся к нему, одумался, одернул руку, попятился назад, пока спина не уперлась в камень.

Воздух вокруг наполнился стрекотом. За соседними колонами замелькали огоньки. Стрекот становился все сильнее, и он мне не нравился. Я нашел взглядом кайло, оно валялось в пяти шагах от меня и ручка его сломана, как и широкая грань. Халкан Мирир с меня голову за него снимет. Если я выберусь отсюда.

Огоньки зашевелились, стрекот усилился, в нем появился новый звук, очень напоминающий скрип на зубах хитиновых пластин жуков, что иногда нам удается ловить. Они не слишком вкусные, но они еда и мы едим их живыми, чувствуя, как щекочут небо усики.

Боковым зрением я увидел мелькнувшую крупную тень, рванул к кайлу, успел его поднять, развернуться к тени. Но больше ничего сделать не успел. Плотная паутина связала руки, длинные тонкие паучьи ноги подхватили меня и ловко замотали в кокон вместе с кайлом. Край его сломанной ручки уперся в ногу, причиняя боль, но я не обращал на нее внимания, во все глаза, глядя в шесть красных точек на уродливой и огромной паучьей морде.