Думаете, мне не было обидно? Еще как было!
«Что ты знаешь о том, как изменить судьбу? – спросил Теодор Перселл. – Ничего. Ты никчемный человечек, плывущий по течению, и останешься таким до конца своих дней. Ты слабак, обыватель. Ты ничего не получишь от жизни, потому что заслуживаешь только то, что имеешь». «Не забывай, от кого ты это услышал, – напомнил я себе. – Чему меня может научить убийца, извращенец с криминальным прошлым и покалеченной душой?» И тем не менее мне было обидно. Почему? Я скажу почему. Потому что он был прав, и глубоко в душе я понимал это.
Весь перелет из Лос-Анджелеса в Филадельфию я размышлял над словами, которые Теодор Перселл бросил мне в лицо. Моника, замкнутая и мрачная, сидела рядом. Она встретила меня в аэропорту кивком и мучительной печалью во влажных глазах. Что я мог ей сказать в утешение? Как разубедить верующего?
– Как ты? – спросил я, пока мы дожидались посадки.
– Давай не будем разговаривать, ладно, Виктор?
– Ты выбрала правильного попутчика, Моника. Если не хочешь разговаривать, значит, так оно и будет. Я буду нем как…
– Тс-с-с, – сказала она, и я ее понял.
Поэтому в салоне мы сидели молча. Моника безучастно смотрела через иллюминатор на крыло самолета, а я думал обо всем, чего не сумел добиться в жизни.
Всю свою карьеру я жаловался, что мне не везет. Клиенты не платили по счетам, оппоненты в суде давили логикой, мешок с миллионом долларов так и не постучался в мою дверь. Ой-ой-ой! Я превратился в жалкого нытика, постоянно твердя, что практика рушится, личная жизнь не вытанцовывается, квартира лежит в руинах. «Но я в этом не виноват», – убеждал я себя. Ой-ой! Тедди Правитц взял судьбу за рога и стал Теодором Перселлом, и каковы бы ни были результаты ограбления, по крайней мере он не сидел на месте и не скулил. То же самое можно сказать о Стэнфорде Куике, который начал действовать и забрал все то, к чему стремился: мою работу, мой дом, мою собаку, мой джип, мою красавицу жену, мою жизнь. Мою жизнь. Они воспользовались открывшейся возможностью, а я свою даже не искал.
В итоге я так разозлился на себя, что захотел сделать больно кому-то другому, и сказал Монике:
– Ты знаешь, это не твоя сестра.
– Знаю, – ответила она.
Это меня откровенно потрясло.
– Когда ты догадалась? Когда она назвала Ронни «он»?
– Еще до того. Знала это с самого начала.
– Откуда?
– Просто знала.
– Почему же осталась ночевать?
– Она мне понравилась, – ответила Моника. – И мне захотелось понять, зачем меня к ней направили.
– Этот лживый ублюдок просто захотел тебя подставить, – сказал я.
– Нет, я уверена, что за этим кроется что-то другое. Лена пригласила меня навещать ее при случае. Возможно, даже пожить у нее некоторое время.
– Но ты же не приняла всерьез ее приглашение?
– Она была добра ко мне.
– Это все спектакль.
– Нет, не все. Все в жизни имеет свою цель, Виктор. Во всем заключено свое послание, нужно только уметь слушать.
– Просто ей нужна твоя помощь.
– Ты опять становишься гадким.
– Ложь не поколебала твою веру?
– Это может сделать только правда.
– Ну, ее мы узнаем в Филадельфии. Ты готова узнать правду, Моника?
– Я готовилась к ней всю жизнь.
– Мы это выясним, не так ли?
– А что ты собираешься делать?
– Собираюсь найти твою сестру, – сказал я, – и заодно изменить свою судьбу.
– Как это?
– Пока не знаю.
И до конца долгого пути домой я размышлял над тем, как это сделать. Может быть, пришло время воспользоваться опытом Тедди и Стэнфорда Куика. Разумеется, оба были полными подонками, тем не менее знали намного больше меня о том, как перехватить бразды судьбы и направить ее по новому пути. И конечно же, Ницше был натуральным психом, виновным в кровосмешении и отличавшимся патологической боязнью женщин, но в чем-то этот парень оказался прав. Прыгни через пропасть или всю жизнь копошись в дерьме.
Хватит рассуждать о законе «или–или», хватит оставлять невозделанными плодороднейшие поля ради внешнего приличия или из-за старомодного сомнения в своей правоте. Пора воспользоваться возможностями. Взять судьбу в свои руки. Последовать примеру Сэмми Глика и в конце концов добиться треклятого успеха. Пора, черт меня побери, схватиться за канат.
И пусть я буду последним сукиным сыном, если не придумаю какой-нибудь план.