Казалось, что это был достаточно простой план. У меня имелись одни намерения относительно моего клиента, а у помощника федерального прокурора США Дженны Хатэуэй – другие. Самый простой способ согласовать наши намерения – привлечь посредника, отсюда и мой визит в фонд Рандольфа. Несколько осторожных звонков от влиятельных членов совета директоров по поводу похищенного Рембрандта заставят ФБР плясать под мою дудку.
Я был так уверен в своем плане, что даже не задумался о некоторых странных нюансах визита. Например, почему миссис Лекомт была так озабочена моей встречей со Спурлоком? Или почему Стэнфорд Куик смешался, услышав имя похитителя? Или – самый странный вопрос – как великий неудачник вроде Чарлза Калакоса и остальная шушера из местной банды смогли безупречно спланировать и профессионально осуществить ограбление? Я отмахнулся от этих нюансов. Мне всего лишь нужно было договориться о сделке, и на первый взгляд я добился своего.
Пока кто-то не вывесил напоказ грязное белье, а заодно поставил под угрозу жизнь моего клиента. И не только его.
– Я вас знаю, – сказал мужчина с явным филадельфийским акцентом. – Вы Виктор Карл.
Он остановил меня неподалеку от моего офиса. Я задержался на работе допоздна. Шел уже восьмой час. Двадцать первая улица была пустынна, мастерская по ремонту обуви закрыта, а корейская бакалейная лавка закрывалась. На Честнат-авеню всегда оживленное движение, но я направился в противоположную сторону и миновал переулок в конце дома, когда дорогу мне преградил этот мужчина.
– Точно, – сказал я. – А вы кто?
Он поднял маленькую цифровую фотокамеру и сделал снимок, на какой-то момент ослепив меня вспышкой.
– Ух ты, – сказал я, моргая. – Вы кто, репортер?
– Не совсем, – ответил мужчина.
Действительно, он не был одет как репортер: ни поношенной спортивной куртки, ни неглаженой рубашки, ни пятен от горчицы на галстуке – и на лице не лежала печать разочарования в жизни. Вместо репортерского наряда он имел отглаженные джинсы, до блеска вычищенные белые туфли, свитер в стиле семидесятых годов поверх белой футболки, серебряные цепочки на шее и белую бейсболку с логотипом «Сиксерс» на кремовом фоне. Одежда выглядела странно – тем более на седоволосом женоподобном типе.
– Поверните, пожалуйста, голову, Виктор, чтобы я смог сфотографировать вас в профиль.
– Какого черта вам нужно?
– Приятель, я просто хочу сделать несколько снимков. Зачем злиться? Будьте паинькой и поверните голову.
– Пошел к черту, – сказал я и тут же почувствовав, как кто-то крепко схватил меня за голову сзади, не давая дернуться.
Я завел руку за голову и наткнулся на узловатую ладонь с удивительно толстым запястьем. Эта рука повернула мое лицо вбок. Благодаря этому я увидел, кто меня держит, – мужчина помоложе мнимого репортера и одетый так же, как он, за тем исключением, что свитер был зеленым, а цепи золотыми. Он был на голову ниже меня, но в два раза шире и сильнее.
Парень с камерой сделал еще одну фотографию и проверил результат на заднем экранчике.
– Господи, надеюсь, это не лучший ваш ракурс, – сказал он. – Разверни его, Луи.
Луи пошевелил запястьем и развернул меня на сто восемьдесят градусов, словно мы танцевали кадриль.
Парень с фотокамерой снял меня еще раз.
– По-моему, достаточно, – сказал он. – Благодарю вас, Виктор, за тесное сотрудничество.
Луи меня отпустил. Я потряс головой, поправил пиджак, стараясь хоть немного восстановить чувство собственного достоинства.
– Что происходит? – полюбопытствовал я.
– Мы с Луи пришли, чтобы передать сообщение.
– От кого, от мэра?
– От мэра? С какой стати мэр будет передавать сообщение такому, как вы?
– Ради своего приятеля Брэдли. Чтобы мы не занимались делом Терезы Уэллмен.
Парень с фотоаппаратом печально приподнял бровь и покачал головой.
– Разве дело не в этом? – спросил я.
– К несчастью для вас, нет, – ответил он. – Нас послал не городской совет. Но позвольте мне кое-что передать вам, Виктор. Если мэр тоже вами недоволен, возможно, вам придется в корне изменить свою судьбу. Нет, у нас сообщение для вашего приятеля Чарли.
– Чарли?
– Да, Чарли. Для Грека Чарли. А вот и само сообщение. Вы скажете этому лысому куску дерьма, что мы не забыли, как он нас продал, когда последний раз сел в тюрьму. Для нас пятнадцать лет – всего лишь мгновение. Передайте: если он покажется в этом городе, я лично оторву ему башку, и наплевать на картину.
– Оторвем ему башку, – подтвердил Луи голосом тихим и хриплым, как хруст костей под ногами.
– Мы уже подобрали ему болото. Он поймет. Скажите, что он будет гадить клюквой до скончания веков.
– Клюквой, – сказал Луи.
– Еще передайте Чарли: где бы он ни был сейчас, пусть улепетывает сломя голову, потому что мы вызвали нашего друга из Аллентауна.
– Вашего друга из Аллентауна? – переспросил я.
– Из Аллентауна, – кивнул Луи.
– Чарли знает, о ком мы говорим, – сказал человек с фотокамерой. – Знает достаточно, чтобы принять это всерьез.
– Кто вы такие, ребята?
– Меня зовут Фред. Чарли меня помнит, потому что я тот парень, от которого он удирал пятнадцать лет назад. А вы, Виктор, уясните себе следующее. Если появится Чарли, вам тоже не поздоровится.
– Почему вы думаете, что я представляю этого Чарли?
– Вы утверждаете, что не знакомы с ним?
– Я просто говорю, что…
Фред толкнул меня в грудь. Я отступил и упал, потому что Луи, согнувшись пополам, стоял за моей спиной. Я не попадался на эту уловку с младших классов школы.
– Вы болван, – сказал Фред, стоя над моим распростертым телом. – Новости про вас, Чарли и эту картину передают по всем телеканалам.
Я остался лежать, а они бок о бок направились к Уолнат-авеню. Полежав немного, я сел, вытянув ноги и опираясь на руки.
– Эй, ребята! – крикнул я.
Фред и Луи повернулись как по команде. В своей одинаковой одежде они были похожи на облагороженных танцоров хип-хопа.
– Зачем вам фотографии?
Фред сделал несколько шагов вперед.
– Для нашего друга из Аллентауна, – сказал он. – После того, что как-то раз случилось в западной Филадельфии, он приказал нам делать фотографии. Это избавляет от ошибки. Он очень дотошный, наш друг из Аллентауна.
– Почему-то это меня не утешает, – признался я.
Фред не солгал, я действительно оказался болваном: историю Чарли передавали по всем телеканалам.