Между никогда и навечно

Глава 22

САВАННА

— Хорошо, делаем двухчасовой перерыв на обед, а потом попробуем успеть снять следующую сцену до захода солнца.

Режиссер, Карен Эванс, обращается к нам со своего места рядом с одной из больших камер. Она что-то читает на планшете, хмурит брови, ее длинные седые волосы сейчас собраны в пучок на макушке. Весь день она давала мне указания и подбадривала, но я не могу не чувствовать ее разочарования во мне.

Я восхищалась Карен с тех пор, как приняла предложение сняться в фильме и поискала о ней информацию в Интернете. В пятьдесят один год она является одним из самых титулованных и уважаемых режиссеров Голливуда. Ее самый первый фильм стоил четыре тысячи долларов, длился двенадцать минут и получил специальную награду жюри на фестивале «Сандэнс». На тот момент ей было двадцать восемь.

Я ее чертовски обожаю. По большей части я так стараюсь сделать все правильно потому, что не хочу облажаться по-королевски перед Карен Эванс. В присутствии такой значимой фигуры мне нужно приложить максимум усилий.

Словно по сигналу, подъезжает гольф-кар Дакоты, откуда она машет мне рукой. Рыжий забрал Зиггс в трейлер несколько часов назад, так что его нигде не видно. Бросив последний взгляд на Карен, направляюсь к ожидающему меня трансферу.

— На съемочной площадке говорят, что ты не отстой, — объявляет Дакота, когда я плюхаюсь на пассажирское сиденье. Я тут же оживляюсь.

— Кто говорит?

— Другие ассистенты, один из звукорежиссеров и практически все статисты.

Я оглядываюсь через плечо. В массовке сейчас задействовано около пятидесяти человек. Ни с одним из них я не разговаривала, как и они со мной. Однако за мной наблюдали.

— Им можно верить? — подозрительно спрашиваю я, и Дакота смеется.

— Статисты могут быть немного ослеплены твоим звездным статусом, но работникам съемочной площадки верить можно. Для них ты просто еще одна актриса. Во всяком случае, они более критичны. Даже немного придирчивы. То, что ты получила хорошие отзывы после своей первой сцены? Это очень добрый знак.

Я вздыхаю с облегчением и посылаю ей улыбку.

— Спасибо, что сказала мне.

— Конечно, — щебечет она, а затем ухмыляется. — Однако не расслабляйся и не бездельничай. Их благосклонность легко потерять.

Я улыбаюсь и киваю.

— Поняла.

Когда в поле зрения появляется мой трейлер, Рыжий стоит на своем посту у двери, скрестив руки, а Зигги лежит у его ног. На Рыжем темные очки, и он неподвижен, как статуя. Очень пугающий.

— Он разговаривает? — спрашивает Дакота.

— Иногда, — криво ухмыляюсь я. — Обычно отчитывает меня за какую-нибудь глупость.

Она мычит, и я замечаю, что гольф-кар замедляет ход, но она не сводит глаз с Рыжего.

— Сколько ему лет?

Я кошусь на нее.

— А что?

Она пожимает плечами и ухмыляется.

— Я придерживаюсь правила не спать с ровесниками моего отца или кем-то старше.

— Сколько лет твоему отцу? — спрашиваю я со смехом.

— Пятьдесят два.

— Ты в безопасности, — шепчу я, но когда мы подъезжаем к трейлеру, я громко обращаюсь к Рыжему. — Эй, Рыжий, сколько тебе лет?

Одна темная бровь над зеркальными очками приподнимается.

— Ты знаешь, сколько мне лет, — невозмутимо говорит он.

— Ответь, сделай милость.

— Сорок пять.

Я с улыбкой перевожу взгляд с Рыжего на Дакоту и обратно.

— Спасибо.

Я слезаю с пассажирского сиденья, и Дакота сообщает мне, что вернется ровно через час и пятьдесят три минуты, после чего уезжает заниматься тем, что она занимается, когда не возит меня. Я наклоняюсь к Зиггс и глажу ее, и она радостно виляет всем телом, а затем иду в свой новый трейлер.

На прилавке стоит пластиковый поднос, который, по словам Рыжего, доставили за несколько минут до моего прибытия, и, открыв его, я обнаруживаю аппетитные сэндвичи, чипсы и фрукты. Взгромоздившись на один из барных стульев, хватаю половину сэндвича и откусываю.

— Как прошли твои первые шесть часов в роли актрисы? — спрашивает Рыжий, когда я пододвигаю ему поднос, чтобы он взял сэндвич.

— Хорошо, — отвечаю я, жуя. Поразмыслив и проглотив, добавляю: — По словам Дакоты, люди не считают меня отстойной.

Рыжий хмыкает и кивает. К такого рода комплименту от него я уже привыкла.

Я открываю рот, чтобы спросить его, не хочет ли он пробежаться со мной по сценарию, хотя я вызубрила реплики до такой степени, что могу произнести их во сне, когда в дверь стучат. Рыжий поворачивается и открывает ее, приветствуя посетителя своим низким устрашающим голосом.

— Я могу вам помочь? — ворчит он, и я сдерживаю смех.

Ожидаю услышать голос Дакоты, или, может быть, Татум или Пакса, так как мне сказали, что они захотят подправить мне прическу и макияж перед продолжением съемок, но вместо этого в шоке слышу новый, но знакомый голосок.

Бриннли.

— Здравствуйте, сэр. Я хотела бы поговорить с Сав Лавлесс, пожалуйста.

Мои губы подрагивают от смеха, слыша, насколько взросло она говорит. Как маленькая тридцатилетняя женщина в теле семилетки (и три четверти). Со своего места мне ее не видно, но я могу представить. Бьюсь об заклад, она держится все так же прямо и бесстрашно, как и раньше.

— Что вам нужно от мисс Лавлесс? — гудит Рыжий, и я хихикаю в свой сэндвич.

Его поза такая же грозная, как и всегда, и держу пари, на его губах нет и намёка на улыбку, но в его голосе я слышу веселье.

— Я хотела бы попросить ее поставить автограф в моем журнале, — заявляет Бринн. — На этот раз я взяла с собой ручку.

Черт, точно. Журнал.

Я кладу сэндвич на стол и, встав, направляюсь к двери и хлопаю Рыжего по плечу, чтобы он отступил с моей дороги. При виде меня Бринн сияет и прижимает журнал к груди. Ту же взволнованную улыбку она подарила мне в кофейне несколько дней назад, и от нее моя нервозность стихает, даже когда я смотрю за ее плечо в поисках ее отца.

Леви нигде не видно, но за нами нервно наблюдает какой-то паренек в гольф-каре. Я киваю ему, затем снова сосредотачиваюсь на Бринн.

— Как дела, Босс? — Я выставляю руку ладонью вперед, чтобы она дала мне пять. — Что ты здесь делаешь?

— Вы забыли подписать, — говорит она, протягивая мне журнал. Я беру его и ручку. — Папа сказал, что сегодня вы сможете его подписать.

Я поднимаю бровь.

— Он так сказал?

— Да.

— И он сказал тебе принести его мне? — медленно спрашиваю я, и она пожимает плечами.

— Нет. Он должен был взять его с собой сегодня утром, но забыл. — Она показывает на парня в гольф-каре. — Вот я и попросила Дастина подвезти меня.

Он должен был взять его с собой сегодня утром.

Увидимся в понедельник.

Чувствую, как детали головоломки встают на свои места, но пока не вижу целой картины. Пытаюсь ее увидеть, но она ускользает от меня.

Снова смотрю на парня, которого Бринн назвала Дастином. Теперь его поза напряжена, брови нахмурены, будто до этого момента он не задавал Бринн вопросов. Она сказала ему привезти ее на студию, и он просто… повез ее. Наклонив голову, я поднимаю бровь, а он поджимает губы, прежде чем спросить:

— Все, хм, в порядке?

От неуверенности в его тоне я громко смеюсь.

— И ты спрашиваешь об этом сейчас? — в недоумении обращаюсь я к нему, а затем перевожу взгляд на Бринн. — Ты просто сказала этому бедолаге, чтобы он привез тебя к моему трейлеру, и он так и сделал, да? Не задавая вопросов?

Она снова ухмыляется, и на этот раз это выглядит озорно и знакомо, и я нахожу это тревожным.

— Я же вам говорила. Я — босс.

С ответной улыбкой я снова приглядываюсь к ней в поисках сходства с Леви. Нос у них одинаковый. Как и овал лица. Волосы и глаза не его, форма губ — возможно. Но ее дерзость? Это что-то совсем другое. Бьюсь об заклад, в половине случаев он не знает, как с ней справиться, и это вызывает у меня головокружение.

В сознании идет война противоречивых мыслей. По причинам, которые мне стыдно озвучивать, я не хочу нравиться этой девчушке. Часть меня ей бы не понравилась точно. Никогда. Но другая часть меня, раздражающе громкая, хочет ей нравиться, и я не знаю, как примирить эти две враждующие стороны.

Низкий, угрожающий голос Леви звучит у меня в ушах, и я стискиваю зубы. Держись подальше от моей дочери. Я не хочу, чтобы реальность испортила образ, который она себе придумала. Даже воспоминание об этих словах все еще жалит.

Ну что за абсолютный мудак.

— Твой папа сейчас здесь?

— Да, где-то неподалеку. Он один из строителей, — с гордостью выбалтывает она. — Его ребята построили все декорации для вашего фильма. Одна из них даже похожа на нашу кухню.

Его ребята. Теперь все начинает обретать смысл. Я снова смотрю на Дастина.

— Дасти, тебя уволят?

Его глаза широко распахиваются, и он переводит взгляд то на меня, то на Бринн, то на съемочную площадку. Его реакция почти подтверждает мою догадку. Леви Купер — босс Дастина. Леви Купер владеет компанией, которая построила все декорации для моего фильма. Леви Купер — тот парень, о котором говорила Дакота, — хороший парень, не очень дружелюбный, с большим… молотком.

С очень большим молотком, если мне не изменяет память.

— Папа не уволит тебя, Дастин, — с раздраженным вздохом говорит Бринн, затем закатывает глаза. — Не смотри так испуганно.

Я снова сдерживаю смех. Черт возьми, мне нравится этот ребенок.

И раз уж она здесь…

— Эй, Дасти, — кричу я, — как насчет того, чтобы вернуться к работе и сообщить ее отцу, что мы едем за тобой следом. Я только подпишу для нее журнал.

— Э-э, я могу подождать, — возражает Дастин с неуверенностью в каждом слоге.

Он понимает, что облажался, но чего он ждал, слепо выполняя приказы дерзкой семилетки? Бьюсь об заклад, она даже умнее своего отца. Бьюсь об заклад, она умнее многих, включая Дастина.

Я многозначительно ему улыбаюсь, слегка хлопаю ресницами и немного понижаю голос.

— Все в порядке, Дасти. Молодец, что привез ее сюда. Мы поедем прямо за тобой.

Он несколько раз моргает, нервно кивает в знак согласия, затем смотрит на Бринн.

— Прямо за мной, хорошо, Босс?

Бринн отдает ему честь, и я не могу удержаться от смеха. Я не дожидаюсь, пока добряк Расти Дасти уедет. Вместо этого отхожу в сторону и жестом приглашаю Бринн в трейлер.

— Проходи, маленькая возмутительница спокойствия.

Она лишь ухмыляется и проскальзывает внутрь, затем я поворачиваюсь к Рыжему.

— Слушай, напиши Дакоте, что мне нужен гольф-кар, хорошо?

Он смотрит на меня с подозрением.

— Что ты задумала, малышка?

Я пожимаю плечами.

— Просто немного развлечься, Рыжий. Не обламывай все веселье, ладно?

Изнутри трейлера доносится лай, будто он исходит от моей очень взволнованной, собаки-грубиянки, затем фырканье, за которым следует хихиканье, будто оно исходит от дерзкой семилетки. Поспешив внутрь, обнаруживаю Бринн на полу, а Зигги набрасывается на нее с облизыванием.

— Зигги Лу Стардаст, слезь с нее, — командую я, но эта дуреха меня игнорирует.

— Все в порядке, — заверят Бринн сквозь хихиканье, — я люблю собак.

Я смотрю на них несколько секунд, а когда Зиггс начинает немного остывать, подхожу к стойке и пролистываю журнал Бринн в поисках статьи о своей группе, которую нужно подписать. Рыжий возвращается внутрь, засовывая телефон в карман, и бросает на меня укоризненный взгляд. Я с прищуром гляжу на него и сопротивляюсь желанию показать язык.

«Обломщик веселья», — произношу я одними губами. Он лишь качает головой.

— Ух, ты, — выдыхает Бринн, и когда я отвожу взгляд от последней буквы «с» в своей фамилии, вижу, как Бринн смотрит на мою акустическую гитару в углу.

Моя фирменная белая гитара Gibson, сделанная специально для меня, заперта в гардеробной арендованного дома, но потрепанная акустическая гитара в углу была со мной с самого начала.

— Это та самая гитара, с которой вы дебютировали с «Just One More» на концерте в Вашингтоне?

С отвисшей челюстью бросаю взгляд на Рыжего. Он ел сэндвич, но остановился в процессе жевания, также потрясенный, как и я.

— Ага.

Это все, что я могу сказать. Ага. Этот ребенок был младенцем, когда мы выступали на том концерте. Кроме того, она сказала: «дебютировала». Не знаю, я больше впечатлена или польщена.

Она тянется к гитаре, но ее рука зависает над струнами, так их и не коснувшись. Будто над некой святыней, и это взывает к моим чувствам. Гитара для меня — это святое. Самое близкое к церкви место, которое я когда-либо знала.

Я подхожу и встаю рядом с Бринн.

— Ты умеешь играть? — спрашиваю я, и она качает головой, переводя взгляд с гитары на меня и обратно. — Тебе стоит научиться.

Она смотрит на меня, и ее вопрос звучит так поспешно, что кажется одним словом.

— Можетеменянаучить?

Мои глаза расширяются от удивления. Ладно. Такого я не ожидала.

— Не знаю, Босс, — уклоняюсь я. — Тебе придется поговорить об этом с отцом.

— Если он скажет «да», вы меня научите?

Я соглашаюсь немедленно. Даже не раздумывая. Я узнаю это желание, эту тягу к музыке. Что-то мне подсказывает, что ей это может понадобиться так же сильно, как и мне, но по другим причинам.

Она визжит и хлопает в ладоши, а потом я возвращаю ей подписанный журнал.

— Давай выдвигаться, пока твой папа не лопнул от злости.