Между никогда и навечно

Глава 2

ЛЕВИ

Саванна не появляется в школе больше недели.

Я слышал, что ее отстранили. Это не удивительно, но меня беспокоит, что я ее до сих пор не видел. Со дня драки я держу шторы открытыми, а окно не запертым, но ничего.

Сав часто пропадает. Обычно я просто жду, пока она решит вернуться. Она как бездомная кошка. Непредсказуемая и дикая. Приходит и уходит, когда ей вздумается, но без нее я всегда чувствую себя немного потерянным.

Даже не знаю, как такое произошло. Сав всегда поблизости. Девушка, о которой меня предостерегают родители. Над которой все смеются и шепчутся. Я наблюдал за ней исподтишка. Видел, насколько прямая ее спина, как высоко она держит голову, даже когда все ее обсуждают. Я наблюдал за ней, но никогда в открытую, пока однажды она без всяких объяснений не столкнула меня с качелей. Я не наябедничал. Просто смотрел со своего места в грязи, как она скачет прочь. Затем, на следующий день, она села рядом со мной за обедом. С тех пор там она и сидит.

Других друзей у меня нет, но я не особо интересуюсь другими людьми.

Только Сав.

Моя мама весела, как никогда. Каждое утро счастливо улыбается, пока я в одиночестве жду автобус на остановке. Автобус — отстой, но мне не хватает велосипеда только в отсутствие Сав.

Коннор возвращается через неделю с зеленоватыми синяками под глазами и все еще опухшей и багровой губой. В школьном коридоре я слышал, как кто-то сказал, что Сав сломала ему нос учебником, а его зуб проткнул губу.

От этого я немного улыбаюсь. Я не должен, но все же меня это веселит.

Сав ростом почти пять футов, а Коннор играет в бейсбольной команде. Она избила его, даже не вспотев. Не в первый раз мой страх перед Сав смешивается с благоговением перед ней, пробуждая нечто такое, отчего я чувствую себя немного сбитым с толку. Мне не должно нравиться ее поведение — оно безнравственно и греховно, — но это не мешает мне хотеть хоть немного походить на нее.

Если бы я обладал ее дерзостью, то противостоял бы своим родителям.

Если бы я был таким же храбрым, как Саванна, меня бы не так сильно задирали в школе.

Иногда мне хочется быть чуть более безрассудным, хотя бы самую малость походить на нее.

Мой желудок скручивается от вины, а мозг корит за неблагодарность, богохульство и безнравственность. Я засовываю книги в рюкзак, захлопываю шкафчик и медленно иду к автобусу. Мне не нужно спешить. Я еду на нем один.

Звуки грозы за окном становятся громче, когда окно в мою комнату медленно открывается, заставляя меня проснуться.

Капли дождя быстрой дробью барабанят по полу, и я стремительно сажусь в кровати. Мое сердце неистово грохочет в груди, но плечи расслабляются впервые почти за две недели.

Я смотрю на часы. Два часа ночи. Для нее уже поздно, но я ничего не говорю, пока Саванна пролезает в окно, затем закрывает его, снимает кеды и прислоняет их к стене.

Скинув с себя одеяло, я иду к комоду и достаю пижамные штаны и футболку. Не говоря ни слова, несу их к ожидающей Сав. Она насквозь промокла и вокруг нее на полу растекается лужа. Вспышка молнии, сверкнувшая в ночном небе, освещает ее, и я протягиваю ей одежду. Она берет ее и кладет на стол, а я отворачиваюсь, когда она начинает стягивать свою мокрую одежду, переодеваясь в мою сухую.

Ее одежда по-очереди падает на пол, и услышав, как она движется к моей кровати, я разворачиваюсь и следую за ней.

Как и во все предыдущие разы, она заползает первой и отодвигается ровно настолько, чтобы я мог лечь рядом. Кровать у меня широкая, так что место есть, но я все равно прижимаю ее к своей груди, не обращая внимания на то, как холод и влага от ее волос просачиваются сквозь мою футболку, и опускаю подбородок ей на макушку.

Первые несколько ее появлений здесь я пролежал всю ночь как статуя. Боялся пошевелиться. Боялся прикоснуться к ней. Я смотрел в потолок, мысленно повторяя стихи из Библии и внимательно слушая, как она погружается в глубокий сон, а когда она ускользала на рассвете, я притворялся спящим.

Затем, однажды ночью, она пришла в слезах.

Я никогда не видел, чтобы кто-то плакал так, как Саванна. Не издавая ни звука. Не хныча, не шмыгая. Только непрестанный поток слез, льющихся по спокойному лицу. Той ночью я притянул ее к себе и обнял. Не потому, что должен был так поступить, а потому что мне нужно было это сделать. Она не оттолкнула меня, и с тех пор мы так и спим. Замерев в полном молчании.

Этой ночью я делаю то же самое. Прислушиваюсь к ее дыханию в поисках знака, что могу позволить себе заснуть, но этого не происходит. Вместо этого тишину разрезает ее тихий, ровный голос.

— Как думаешь, плохие вещи случаются по какой-то причине?

Я раздумываю над этим с минуту. По словам мамы, плохие вещи — это воля Божья в наказание нечестивых. Этого я Саванне не говорю.

— Не знаю.

Она молчит так долго, что я уже начинаю думать, что она, возможно, засыпает. Затем она снова говорит. На этот раз сердитым голосом.

— Не думаю, что плохие вещи случаются по какой-то причине. Мне кажется, что иногда жизнь просто дерьмовая, а иногда для одних людей она еще дерьмовее, чем для других. И я не думаю, что за этим стоит какая-то другая причина, кроме места, где тебе угораздило родиться. А мы с тобой просто родились в разных кучах дерьма.

Я размышляю над ее словами. Они смешиваются у меня в голове, а мамин голос перечит им своим едким языком.

— А как насчет Бога?

Сав даже не колеблется.

— Если Бог существует, то я его ненавижу.

Больше мне нечего сказать. Я только сильнее прижимаю ее к себе, и мы снова погружаемся в тишину. Вскоре ее дыхание становится медленным и ровным, так что я закрываю глаза и тоже позволяю себе заснуть.

Через пару часов меня второй раз будит шум. Я распахиваю глаза и вижу у окна Саванну, пытающуюся снова облачиться в мокрую одежду. Начинаю отворачиваться, чтобы дать ей немного уединения, но мое внимание привлекает большая отметина на ее боку.

Мою кожу покалывает, и я смотрю в надежде, что это тень или игра света, но чем дольше приглядываюсь, тем сильнее мне хочется вырвать.

У Саванны часто бывают синяки. Обычно на руках и ногах. Несколько раз на щеках или разбитой губе. Она всегда объясняет их падениями со скейтборда или драками в Яме. Сначала я ей верил, но потом перестал. И довольно давно. Но я держу рот на замке, потому что при каждой моей попытке поговорить об этом, она меня бьет и велит заткнуться или называет пиписькой.

Но этот синяк другой. Он безобразный, местами настолько темно-фиолетовый, что кажется черным, и покрывает большую часть бока. Тянется от нижней части бюстгальтера до пояса трусиков. Возможно, даже дальше, но она натягивает джинсы, прежде чем я успеваю в этом убедиться. Ее движения очень осторожны, и теперь я знаю, что это не только потому, что она не хочет шуметь. Ей очень больно.

— Что, черт возьми, случилось, Сав? — нарушает тишину мой голос, и Саванна замирает.

Она стоит неподвижно, лицом к окну, целых три вдоха, прежде чем хмуро оглянуться на меня через плечо.

— Ничего.

Она натягивает через голову мокрую футболку, немного кряхтя, когда ей приходится поднимать руки выше плеч. Я спускаю ноги с кровати и встаю.

— Какое там ничего, Саванна, — шепчу я. — Ты выглядишь так, словно тебе в бок врезали ботинком со стальным носком.

То, как вздрагивают ее плечи, говорит мне, что я, вероятно, попал в самую точку.

— Кто это сделал?

— Заткнись, Левит, — выплевывает она, затем начинает открывать окно, собираясь уйти.

Я направляюсь к ней и беру за плечо, разворачивая к себе.

— Саванна, кто поставил тебе этот синяк?

Мой шепот звучит громче, брови хмурятся. Она смотрит мне в глаза, затем ее веки опускаются.

— Просто забудь об этом, Леви.

Я медленно наклоняюсь и берусь за подол ее футболки. Когда она не отталкивает меня, осторожно приподнимаю ткань, пока не вижу синяк целиком. У меня перехватывает дыхание, и я с трудом сглатываю.

— Саванна…

Я не могу сказать ничего другого. Язык будто онемел.

Вблизи синяк выглядит еще хуже. Пурпурно-сине-черный. Местами опухший. Прищурившись, мне кажется, что я почти могу разглядеть след от ботинка, но это может быть мое воображение. Пальцами другой руки я слегка провожу по ее коже, и Саванна резко втягивает воздух, быстро отступая. Мои руки опускаются по бокам.

— Саванна, это… это плохо. Хуже, чем раньше.

— Просто забудь. Пожалуйста.

— Ты больше не можешь оставаться там.

Не знаю, что еще сказать. Не знаю, что я могу сделать. Как подобное может происходить? Как Бог допускает, чтобы такое случалось с Саванной?

— Ты должна уйти, — настаиваю я, и она смеется.

Это пустой и жуткий смех. И когда она говорит, то кажется побежденной.

— И куда?

— Ты должна рассказать кому…

— Нет. — Глаза Саванны становятся безумными, и она пихает меня в плечо. — Ты не можешь никому рассказать, Леви. Не можешь. Поклянись.

— Саванна, тебя так сильно пнули, что половина тела почернела. Ты должна кому-нибудь рассказать.

— Знаешь, что произойдет, если я кому-нибудь расскажу, Леви? Меня отправят куда-нибудь похуже. — Она закрывает глаза и вскидывает голову к потолку. — От него я, по крайней мере, знаю, чего ожидать.

Я качаю головой. Как она может так думать? Он непредсказуем.

— Он убьет тебя, Сав. Ты ведь это понимаешь? Он убьет тебя. У тебя может быть внутреннее кровотечение или что-то в этом роде.

— Это случилось несколько дней назад, — говорит она с грустной ухмылкой. — Если бы у меня было внутреннее кровотечение, я бы уже умерла.

— Вот черт, Сав, как ты можешь мириться со всем этим? Почему не пытаешься укрыться в безопасном месте? Ты должна защитить себя.

— Как думаешь, почему я здесь? — рявкает она. — Как думаешь, почему я прихожу сюда? Думаешь, просто потому, что хочу быть ближе к Господу?

Я прикусываю язык. Мне хочется сказать ей, что если она расскажет моему отцу, он ей поможет. Вот чем он занимается. Он помогает людям. Это его работа как пастора. Он мог бы ей помочь, но, видимо, она предпочла бы, чтобы бойфренд ее матери забил ее до смерти.

— Если ты больше не хочешь, чтобы я сюда приходила, тогда ладно, — говорит она, поворачиваясь и подходя к окну. — Ты мне не нужен, понял? Я могу…

— Заткнись, Саванна. Ты знаешь, что это не так. Перестань вести себя как негодница.

— Ты только что назвал меня негодницей?

Она смеется, затем пытается скрыть, что это движение заставляет ее морщиться.

— Хочешь пнуть меня после того, как меня уже отпинали?

Мой рот открывается. Я в ужасе. Чувствую себя ужасно. Я начинаю извиняться, но она закатывает глаза.

— Я просто шучу, Левит. — Она снова открывает окно. — Не будь таким слабаком.

Теперь я закатываю глаза.

— Меня не так зовут.

Она ухмыляется.

— Достаточно близко.

Больше мы ничего не говорим. Саванна считает тему исчерпанной, и я позволяю ей так думать. Я стою и смотрю, как она выбирается из моего окна, и не ложусь обратно, пока полумрак не поглощает ее. Я пялюсь в потолок вплоть до сигнала будильника, а потом принимаю решение.

— Мама, — зову я, заходя на кухню. — Где отец?