ЛЕВИ
Спустя две недели тишины, посреди ночи в мое окно раздается стук.
Я смотрю на часы, затем резко вскакиваю и бегу открывать.
С того нашего разговора на беговой дорожке Саванна даже не взглянула в мою сторону, и я больше не пытался с ней заговорить. Хотя следил за ней как обезумевший. Не знаю, что я ожидал увидеть, когда открыл окно, но Сав, стоящая с набитым доверху рюкзаком у ног, меня не удивила.
Я смотрю на нее с минуту, но она не пытается пробраться ко мне в комнату.
— Залезай? — шепчу я с надеждой.
Когда она с легкой улыбкой качает головой, в груди болит.
— Ты вылезай.
Я оглядываюсь через плечо на дверь. Закрыто. В доме тихо. Если я откажусь, она просто обзовет меня слабаком. Кроме того, некое внутреннее чувство подсказывает, что я не должен ей отказывать. Итак, я вылезаю. Получается неловко, и я буквально падаю лицом в землю, заставляя Сав прикрыть ладонью рот, чтобы сдержать смех.
— Мило, — говорит она сквозь хихиканье.
— Замолкни.
Я встаю и отряхиваю пижамные штаны. Не представляю, как ей удавалось пробираться ко мне все это время. Я и не понимал, насколько это тяжело.
— Ну, — говорит Саванна, опуская руки по бокам. — Я хотела зайти попрощаться.
Я выпрямляюсь и качаю головой.
— Что значит: попрощаться? Ты сказала, что не сбежишь.
— Никогда такого не говорила.
Она пинает землю на мои босые ноги. Когда снова заговаривает, ее голос звучит мягче, и я знаю, что она говорит правду.
— Я не могу здесь больше оставаться, Леви. Я… я сойду с ума, если не уйду. Если бы я могла, то осталась. Клянусь. Но я не могу. Не могу, Леви. Так что, я просто хотела попрощаться… и… и поблагодарить тебя за то, ну, знаешь, за то, что был моим другом и все прочее.
— Саванна…
Ее имя слетает с моих губ и затихает. Бесполезно пытаться отговорить ее от побега. Она очень упрямая. Она меня не послушает.
И вообще, вероятно, она права.
— Куда ты пойдешь? — вместо этого спрашиваю я, и она пожимает плечами.
— Есть у меня пара идей. — На секунду она закусывает губу. — Но я не могу тебе сказать. Не хочу, чтобы ты рассказал об этом своей маме.
Я резко киваю, и она снова швыряет землю мне на ноги.
— Не забывай обо мне, — шепчет она, и у меня щиплет глаза.
— Я никогда не смогу.
Я серьезно. Я никогда не смогу забыть ее.
Мы смотрим друг на друга, пока она не опускает глаза вниз. Волосы у нее распущены и растрепаны, как обычно, и даже при малейшем дуновении ветерка они попадают ей в лицо, и на ней джинсы и футболка, которые немного ей велики. Похоже на мальчиковую одежду.
Сначала я удивляюсь, откуда она их взяла, а потом…
— Это моя одежда? — выпаливаю я, и Сав с ухмылкой встречает мой взгляд.
— Я бы сказала, что одолжила их, но ты, вероятно, не получишь их обратно.
— Как ты… — я качаю головой. — Неважно. Я не хочу знать.
Она смеется, а затем быстро приседает и начинает копаться в переднем кармане рюкзака.
— Чуть не забыла.
Поднявшись, она что-то протягивает мне. Я не тянусь к ней, и она закатывает глаза и хватает меня за руку, прижимая к моей ладони что-то холодное и твердое. Когда я переворачиваю руку, чтобы посмотреть, у меня отвисает челюсть, а глаза расширяются.
Это ключ от моего велосипедного замка.
Велосипеда, который украли из моего дома посреди ночи.
Я смотрю на нее и вопросительно склоняю голову. Она закусывает губу и опускает глаза, почти застенчиво, и мое горло обжигает.
— Он за сараем в Яме, — говорит она в землю.
— Ты нашла мой велосипед?
Она морщит нос и снова пинает в меня землей.
— Я, вроде как, украла его.
— Что? Почему?
Она пожимает плечами.
— В автобусе было скучно, а твоя мама не разрешала тебе ездить на нем, раз у тебя есть велосипед.
Мои губы растягиваются в ухмылке.
— Ты украла мой велосипед, чтобы я ездил с тобой на автобусе?
Мое сердце бешено колотится, а желудок переворачивается, когда она закатывает глаза, а ее щеки заливаются румянцем.
— Заткнись, Левит.
Я сдерживаю смех, но не могу усмирить улыбку. При виде ее она тоже улыбается, и наши взгляды встречаются. Момент все длится под покровом темноты, наши лица освещены луной и звездами, а также лампами соседского крыльца.
И тут меня поражает.
Я больше никогда ее не увижу.
Это последний раз, когда я вижу Саванну, и внезапно мне хочется плакать.
— Ты мог бы пойти со мной, — быстро предлагает она срывающимся голосом.
Несколько секунд я раздумываю. Я хочу этого. Хочу больше, чем когда-либо чего-то хотел. Но потом мозг заполняют вопросы, реальность происходящего, и я отрицательно качаю головой. Она кивает.
— Хорошо. Ладно…
Она поднимает руку, чтобы помахать, ее губы сжаты в натянутой улыбке, и мое тело двигается импульсивно. Сделав два шага, сокращаю дистанцию между нами, опускаю руки ей на плечи, склоняю голову вниз и накрываю ее губы своими.
Губы у нее мягкие и теплые, и моя кожа покрывается крошечными мурашками. Я чувствую, как она выдыхает через нос, щекоча мою верхнюю губу, и понимаю, что целую Саванну Шоу. И она отвечает на мой поцелуй.
По крайней мере, на долю секунды.
Пока не отталкивает и не бьет меня в плечо.
— Ай, — шиплю я, хватаясь за плечо и потирая место удара.
— Что это было? — Ее рука прижата к губам, а глаза шире, чем я когда-либо видел. — Ты только что поцеловал меня?
Я открываю рот, чтобы ответить, и тут же его закрываю. Слегка мотаю головой, чтобы избавиться от путаницы мыслей. Я только что поцеловал Саванну.
— Ага, — это все, что я говорю.
— Какого черта?
Я пожимаю плечами и решаю быть честным.
— Ты уезжаешь. Я больше никогда тебя не увижу. Я хотел знать, на что это похоже. Я… ну, наверное, я хотел, чтобы ты была моей первой.
Минуту она смотрит на меня, нахмурив брови, и под ее пристальным взглядом мои щеки вспыхивают. Я чувствую себя ужасно. Уже начинаю жалеть о поцелуе, хотя и не хочу, и тут Сав улыбается.
— О, — говорит она. — Разве ты не знаешь, что должен сначала спросить?
Я медленно качаю головой. Этого я не знал.
— Ну, давай. — Она делает ко мне шаг. — Попробуй еще раз.
Я с подозрением прищуриваюсь.
— Что попробовать еще раз?
Она фыркает и кладет руки на бедра.
— Поцелуй, Левит. Сделай все правильно. Если мы хотим быть первыми друг у друга, то могли бы сделать это правильно.
— Меня зовут не Левит, — инстинктивно бормочу я, но уже шагаю к ней, так что мы всего в нескольких дюймах друг от друга. Я делаю глубокий вдох и расправляю плечи.
— Достаточно близко, — шепчет она.
Сначала я думаю, что она имеет в виду наши тела, но потом понимаю, что она говорит о моем имени. Я еле заметно качаю головой, слегка раздраженно улыбаюсь и говорю:
— Саванна. Могу я тебя поцеловать?
Она склоняет голову набок и поднимает глаза к небу, постукивая указательным пальцем по подбородку, словно обдумывая мой вопрос. Я вскидываю бровь, заставляя ее смеяться. Затем она коротко кивает, пробуждая во мне волнение.
— Да, Леви. Ты можешь меня поцеловать.
Медленно, с животом, полным порхающих бабочек, я наклоняюсь и целую ее во второй раз. Какое-то время мы просто стоим, сомкнув губы, и я вновь опускаю руки ей на плечи. Ее растрепанные волосы щекочут мне нос, но я не отстраняюсь. Затем чувствую, как ее губы чуть приоткрываются, поэтому делаю то же самое.
Моя грудь вся в огне. Сердце бешено колотится, и мне приходится напоминать себе дышать.
Я никогда не чувствовал ничего подобного.
Когда ее горячее дыхание смешивается с моим, оно так отличается от прохладного ночного воздуха, которым я только что дышал, и когда ее язык касается моего, мое тело сотрясает дрожь. Она скользит языком по моему языку, и я чувствую, как она становится ближе, стирая любое пространство, которое раньше нас разделяло.
Осмелев, еще немного шевелю языком, подражая ее движениям. Это странно, тепло и мокро, но приятно.
Мои пальцы вжимаются ей в плечи. Я хочу, чтобы она осталась здесь. Никуда не уходила. Не сейчас, когда я знаю, каково это. Саванна обычно такая колючая и жесткая. Я и не представлял, что она может быть такой нежной.
Слишком рано она заканчивает поцелуй, закрывая рот и в последний раз прижимаясь к моим губам, прежде чем сделать гигантский шаг назад. Мои руки падают с ее плеч, и мы смотрим друг на друга. Ее грудь вздымается, как и моя, и по своему пылающему лицу я могу сказать, что у меня такой же румянец.
— Ну… — тихо говорит она.
— Ну?
Я смотрю, как она тянется к губам и проводит по ним кончиками пальцев, легкая улыбка приподнимает ее щеки.
— Ну, думаю, это не отстойно.
— Ты такая негодница, Шоу, — с издевкой шучу я, и она игриво сужает глаза.
— Лучше негодница, чем слабак, Купер.
Я выпячиваю грудь и без тени улыбки шагаю в ее сторону.
— А слабак поцеловал бы тебя до потери дыхания?
Резкость в моем голосе удивляет даже меня, и когда глаза Саванны вспыхивают, а рот приоткрывается от шока, у меня глубоко в животе что-то шевелится. Она закусывает нижнюю губу и пожимает плечами.
— Не знаю, — шепчет она. — Никогда раньше не целовалась.
Мои губы дергаются в улыбке, торжество переполняет грудь. Знание того, что я был ее первым поцелуем, наполняет меня чем-то, чего я не понимаю. Возможно, гордостью или чувством собственничества. Я всегда буду ее первым поцелуем. Никто и ничто никогда этого не изменит. Неважно, куда она отправится после этого.
Этот поцелуй, ее первый поцелуй, всегда будет принадлежать мне.
— Саванна, я…
— Нет, — быстро прерывает она, отступая назад, когда я делаю шаг вперед. — Больше ничего не говори, ладно? Я должна идти. Мне нужно идти, Леви. Пожалуйста.
Это «пожалуйста» подводит черту.
Понурив плечи, я твердо упираюсь ногами в землю. Киваю и втягиваю воздух в грудь.
— Хорошо.
Она улыбается и отступает на несколько шагов, увеличивая расстояние между нами.
— Увидимся, Леви Купер.
— А мы увидимся?
— Думаю, да. — Она поджимает губы, чтобы скрыть нервную улыбку. — Мне кажется, Вселенная еще не закончила с нами.
Ее заявление вселяет в меня надежду. Заставляет чувствовать себя не так, будто я что-то теряю, а скорее, будто отпускаю на время.
— Подожди, — быстро говорю я, залезая в карман и вытаскивая ключ от велосипедного замка.
Я держу его перед собой и дважды имитирую бросок из-под руки, прежде чем отпустить его. Сав ловит его одной рукой. Переводит взгляд с ключа в своей ладони на меня и вопросительно приподнимает бровь.
— Вернешь его, когда мы увидимся в следующий раз, — говорю я, пожимая плечами. — Не забудь.
Я смотрю, как она опускает ключ в задний карман моих — теперь, вероятно, ее, — джинсов, с такой широкой улыбкой, которой я никогда у нее не видел. Она отступает еще на несколько шагов.
— Никогда бы не смогла, — мягко говорит она, а затем оборачивается и исчезает в темноте.
Я жду, пока не перестаю слышать ее шаги, удаляющиеся по тротуару. Сопротивляюсь желанию выйти из-за дома и проверить, увижу ли я ее дальше по дороге. Вместо этого поворачиваюсь к окну и пытаюсь снова пролезть в него.
Как только я, наконец, переваливаюсь через подоконник, чувствую в комнате чье-то тяжелое присутствие. Кожу покалывает, и я с трудом проталкиваю образовавшийся в горле ком. Когда я оборачиваюсь, то вижу, как на меня смотрит мама. Она даже не пытается скрыть свою ярость, так что я не утруждаю себя объяснениями. Она тянется к выключателю и щелкает им, и все внутри меня скручивается от страха.
Библия уже лежит раскрытой на моей кровати, а в руке она держит папин ремень.
Я стискиваю зубы. Прошло много времени с тех пор, как она пользовалась им. Годы. Но, несмотря на время, я знаю, чего она от меня ждет. Такое не забудешь.
— Давай, — шипит она.
Я медленно иду к ней, но вместо того, чтобы съежиться, не отвожу от нее глаз. На этот раз я смотрю в упор до последней минуты, когда мне приходится повернуться лицом к Библии на кровати.
— Штаны, — бурчит мама, и я подчиняюсь, стягивая пижамные штаны, пока они не сваливаются у моих ног. Мои движения отрывистые, но от гнева, а не от страха. Затем я упираюсь руками в кровать и смотрю на Библию.
Как я и предполагал, она открыта на стихе от Матфея 15:4. Я медленно вдыхаю через нос.
— Читай.
Я держу рот на замке и не двигаюсь. Раньше я думал, что заслужил эти наказания, но мне не понять, почему помощь кому-то вроде Саванны должна оправдывать это. Мама ошибается. Они с отцом оба не правы. Я стискиваю зубы и молчу.
Я не буду читать Матфея 15:4. Я никогда не прочитаю это снова.
— Читай! — вопит мама.
На мое продолжающееся молчание слышу, как она замахивается за секунду до того, как ремень с треском опускается на мой зад. Из меня вырывается приглушенный крик, и я прикусываю язык. Во рту ощущается вкус крови, глаза щиплет, но я все равно не читаю.
Я молчу. Отказываюсь говорить.
Это не имеет значения.
Она в любом случае воспользуется ремнем.