Между никогда и навечно

Глава 25

ЛЕВИ

— Мы обсудим с ней расписание завтра, — говорю я Бринн, изо всех сил стараясь не показать, как сильно нервничаю.

— Почему я тоже не могу остаться здесь? — спрашивает Бринн, надув губы. Она пинает спортивную сумку с вещами для ночевки и хмурится.

— Тебе нравится оставаться у мисс Шэрон.

— Да, но сейчас мне хочется быть здесь. Я хочу посмотреть. Обещаю, что не помешаю. Ты же знаешь.

Я качаю головой.

— Нет. Мы уже говорили об этом. На время съемок ты останешься у мисс Шэрон. Решение окончательное.

— Но что, если Сав сможет учить меня только в обеденные перерывы?

— Тогда я позвоню мисс Шэрон, и ты сможешь вернуться на обеденный перерыв.

— Что, если она у нее будет время только вечером после съемок?

— Тогда после съемок я приду за тобой и приведу сюда.

Она фыркает.

— Но я хочу посмотреть…

— Бриннли, ответ — нет.

Дело не только в тонне дорогостоящего оборудования, но и в сценах, для которых Бринн еще недостаточно взрослая, чтобы увидеть. Она развитая для своего возраста, но я не позволю ей смотреть постельные сцены или сцены убийства только потому, что в них будет играть ее кумир.

Мои внутренности скручиваются в узлы. Постельные сцены я особенно не жажду увидеть.

— Иди, — говорю я ей, и она снова фыркает, прежде чем взять спортивную сумку. Она топает вниз по ступенькам крыльца, но я кричу ей вдогонку. — Ты кое-что забыла.

Она громко вздыхает, затем ворчит:

— До свидания, люблю тебя, увидимся позже.

— Люблю тебя больше, — говорю я ее удаляющейся спине. — Слушайся мисс Шэрон.

Я опираюсь на перила крыльца и смотрю, как она еле тащит ноги целых два квартала до дома Шэрон. Показавшаяся на тротуаре Шэрон машет мне рукой. Я машу в ответ, после чего Шэрон уводит Бринн в дом.

Как только Бринн и Шэрон исчезают из виду, я иду пару кварталов до Мейн-стрит. Когда сворачиваюсь к нашей маленькой кофейне, замечаю знакомого мужчину, сердито смотрящего на надпись на большой витрине. Присоединившись к нему, я тоже смотрю на надпись.

По большей части Мейн-стрит осталась прежней, но некоторые заведения претерпели незначительные изменения для съемок. Поменялись названия и логотипы, здания были перекрашены и т. д. Кофейня не стала исключением.

Раньше она носила название «Окпорт с сахаром и сливками», теперь же переименовалась в пекарню «Buongiorno», и вместо обычного логотипа с развалившейся в чашке счастливой розовой свиньей, нарисован простой белый контур кофейного зерна и круассана.

— Это все ты виноват, — ворчит Джо Шульц, прежде чем отпить кофе из картонного стаканчика. Даже стаканчики поменялись.

— Каким же образом?

Он бросает на меня раздраженный взгляд, прежде чем вернуться к надписи на витрине.

— Приспичило тебе строить дом за миллион долларов, и вот теперь все эти голливудские захватчики в нашем городе.

Я приподнимаю бровь, но на Джо не смотрю.

— Здесь и раньше снимали фильмы, Джо, — напоминаю я. — Во всем виновата студия на побережье.

Джо качает головой и морщится.

— То были романтические фильмы. Комедии. Не эта пошлятина. Только не с этой девчонкой из группы, играющей дьявольскую музыку.

Девчонка из группы, играющей дьявольскую музыку? Мне почти хочется засмеяться. Что-то мне подсказывает, что Саванна оценила бы такое звание по достоинству.

— Они здесь всего на пару недель, Джо. Максимум. Как приедут, так и уедут, и их пребывание положительно скажется на экономике города.

Джо фыркает в свой кофе, но больше ничего не говорит, так что я, не говоря ни слова, захожу в кофейню. Мэри Линн, леди за кассой, при виде меня улыбается и начинает наливать мне кофе. Когда я добираюсь до прилавка, она уже ставит стаканчик на прилавок.

— Он простоял у витрины минут тридцать, просто пялился на надпись, будто никто из нас этого не замечал, — с ухмылкой сообщает Мэри Линн. — Бут отказался от кофе, как только увидел стаканчик.

Я качаю головой.

Джо Шульцу нужно найти хобби.

— Студия связалась с вами по поводу завтрашнего дня? — спрашиваю я ее, и она кивает.

— Теперь мы обеспечены заказами. Следующие две недели будем поставлять выпечку для актеров и съемочной группы.

Так я и думал. Студия договорилась с кафе, где готовят завтраки, и двумя местными ресторанчиками поставлять им еду и напитки. Производство фильма действительно полезно для экономики города. А Джо просто мудак.

— Добавьте к заказу шесть черничных кексов. — Я достаю бумажник, но она возмущенно вскидывает обе руки. Мэри Линн годами пыталась не брать с меня плату. — Но положите их в отдельную коробку и сверху напишите «Зигги».

— Зигги? — с любопытством повторяет она, и я киваю. Она ждет объяснения, но я молчу.

— Хорошо, конечно, — говорит она с улыбкой.

— Спасибо, Мэри Линн.

Я забираю стаканчик и на его место бросаю двадцатку, после чего возвращаюсь домой.

На обратном пути позволяю разуму предаться воспоминаниям, которых обычно избегаю. Воспоминаниям о нас с Саванной, когда мы были молоды. О черничном пироге и смехе, а также о волнующем чувстве, когда делаешь что-то не так по правильным причинам. О захватывающем чувстве, которое я испытывал, когда дело доходило до всего, что имело отношение к Саванне. Я бы украл сотню черничных пирогов, лишь бы увидеть ее улыбку. Прошел бы через огонь, чтобы уберечь ее от любой опасности.

Все, что касается ее присутствия здесь, вызывает во мне противоречия.

Теперь мой приоритет — Бринн. Так и должно быть.

Но Саванна Шоу всегда была частью меня, как никто другой. Она поселилась в моем сердце, когда нам было по пятнадцать, и так там и осталась. Мне, черт возьми, не избавиться от нее. Раньше я думал, что не хотел этого. Каждый раз, когда жизнь становилась настолько трудной, что я не мог дышать, я обращался к воспоминаниям о Саванне. Каждый раз, когда я чувствовал себя потерянным или пойманным в ловушку, я думал о ней. О том, как когда-то был с ней. Любил ее. Обнимал ее. Как часть ее навсегда останется со мной, и как ей всегда удавалось немного успокоить мою боль.

Я делал это годами, пока больше не мог выносить.

Обязанности могут быть пугающими. Жертвы — болезненными. Я подвергаю сомнению каждое принятое решение, кроме тех, что касались Бринн. Я люблю дочь. И отдал бы за нее свою жизнь. По большому счету, так и получилось.

Я просто не могу перестать мечтать о том, чтобы иметь их обоих: Бринн и Саванну.

Не могу перестать мечтать о том, чтобы одновременно и иметь черничный пирог, и съесть его.

Трейлеры выстраиваются вдоль улицы около пяти утра.

Я уже час как на ногах. Съемки, в основном, будут проходить на открытом воздухе — на нашей террасе в задней части дома с видом на воду, на боковом дворе и на той части заднего двора, которая простирается до пляжа. Кухня и столовая напрямую примыкают к террасе, поэтому декорации на съемочной площадке были построены точь-в-точь как в моем доме. Все, что возможно, отснимут в декорациях, но для сцен на пляже потребуется мой дом.

И она будет в моем доме.

Я не готов, и не знаю, буду ли когда-нибудь готов, но сейчас отступать уже некуда. Мы нуждались в деньгах. Когда студия обратилась ко мне с просьбой использовать мой дом для съемок фильма, я уже собирался им отказать, но потом мне озвучили сумму оплаты, и я уступил. Использовать дом или потерять его. Я чертовски много работал над этим домом, чтобы его потерять.

Вскоре после прибытия трейлеров я впустил съемочную группу. Мне сказали, что если погода продержится хорошей, все отснимут за две недели. Действие нескольких сцен в начале фильма происходит на пляже, а несколько — в конце, когда персонаж Саванны возвращается домой со спасенной сестрой.

К этому моменту персонаж Пола уже мертв. Сцена смерти должна происходить в другом месте, поэтому, к сожалению, я не вижу, как Сав его убивает, но я бы заплатил, чтобы посмотреть фильм только ради этого момента.

Следующие две недели мой дом снаружи и частично внутри будет напоминать декорации съемочной площадки. Каждое свободное место будет занято киноаппаратурой, и повсюду будут носиться люди в наушниках и с планшетами. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы изо всех сил стараться не путаться у них под ногами, но теперь, зная, что Сав будет здесь, я не уверен, что это возможно.

С восходом солнца я покидаю дом через боковую дверь и иду к своему грузовику, соленый ветер доносит до меня ее смех. Звонкий и искренний. Она всегда смеялась от души. Такой смех побуждает других узнать его причину и присоединиться к веселью. Я останавливаюсь и позволяю взгляду скользнуть в сторону звука, и тут же вижу ее.

Она о чем-то беседует со своим телохранителем и играет со своей собакой. Она без парика, и ее серебристые пряди сверкают в лучах восходящего солнца. Вместо того чтобы сесть в грузовик и отправиться в офис, я меняю направление и иду прямо к ней.

Саванна слышит шаги и поворачивается ко мне с сияющей улыбкой, но та тут же исчезает, когда ее взгляд останавливается на моем лице.

— Что ты здесь делаешь? — Она перестает возиться с собакой и поднимается с корточек. — Ты работаешь и над этими декорациями?

— Типа того, — медленно отвечаю я.

Я перевожу взгляд с Саванны на Рыжего и киваю ему в знак приветствия, затем протягиваю руку, чтобы погладить по голове собаку, которая теперь обнюхивает мои ноги.

— Уроки игры на гитаре, — перехожу я к делу. Думал, что с ней будет легче разговаривать без парика, но ошибся. — Тебе удобно в обеденный перерыв или после съемок?

— Ой. Эм, дай-ка, подумать. — Она смотрит на Рыжего. — Тебе дали расписание на день?

Рыжий кивает.

— В обед должно получиться. Сегодня ты снимаешься допоздна.

Когда Саванна смотрит на меня, я не упускаю намека на волнение в ее глазах.

— Точное время обеда я не знаю, но если планируешь остаться здесь, можешь привести ее в трейлер? — Она указывает на улицу. — Мой пригнали сюда.

Я поворачиваюсь в указанном направлении, затем снова смотрю на нее.

— Помни, что я говорил. Ни шагу за пределы съемочной площадки. Оставайтесь внутри. Я не хочу…

— Знаю, Леви. Никаких папарацци. Никаких фото. Никаких ассоциаций с плохой и ужасной Сав Лавлесс. Я поняла.

Мы смотрим друг на друга несколько секунд. По ее суровым глазам ничего не прочитать, и я прикладываю массу усилий, чтобы следовать ее примеру. Почувствовав, как под ее пристальным вниманием кожа начинает гореть, прерываю зрительный контакт. Сняв бейсболку, провожу пальцами по волосам и возвращаю головной убор обратно. В последний раз чешу загривок собаке, последний раз киваю Рыжему и в последний раз обращаюсь к Саванне:

— Увидимся в обед, мисс Лавлесс.

Поворачиваюсь, чтобы уйти, но она всегда любила оставлять за собой последнее слово.

— Как мог высоконравственный сын пастора превратиться в такого угрюмого мудака, Купер?

Я поворачиваюсь и снова смотрю на Саванну.

Что ей ответить? Что она разбила мое проклятое сердце, а я все глубже погружаюсь в кучу дерьма? Что я измучен и насторожен, и одна из причин моего состояния — она?

Нет.

— Такое происходит после пережитой потери, — говорю я прямо.

Потом разворачиваюсь и ухожу.