Между никогда и навечно

Глава 34

ЛЕВИ

У Саванны звонит телефон.

Мы — я, она, Бринн, Рыжий и Шэрон — провели утро, бездельничая на террасе. Сперва напряженность чувствовалась. Да и сейчас никуда не делась. Но несколько поутихла. Съемочной группе предстоит отснять еще три сцены перед отъездом в Портофино. Если все пойдет по плану, к концу недели они уедут.

Не понимаю, куда ушло время.

Я проклинаю себя за то, что поначалу мешкал. Думал избежать неизбежного. Надо было поцеловать ее в том кафе. Я должен был быть с ней каждый день с того момента, как ее самолет приземлился в Северной Каролине. Вместо этого я струсил, как она и сказала.

— Что случилось? — спрашивает Саванна в телефон. Ее глаза расширяются, и она обращает внимание на настенные часы. — Вот, дерьмо. Совсем забыла.

На другом конце линии ей что-то говорят, и она смеется.

— Ну, да, вчера я чуть не умерла, так что, думаю, мне простительно. — Она делает паузу. — Расслабься. Я в порядке. Объясню позже. — Еще одна пауза и закатывание глаз. — Нет, ничего подобного. — Она снова замолкает, слушая того, с кем разговаривает, а затем улыбается. — Звучит неплохо. Скоро увидимся.

Она отключается и проходит мимо Рыжего и Шэрон, прежде чем посмотреть на нас с Бринн.

— Какие у вас планы на вечер? У меня есть небольшой сюрприз для Босса.

Шэрон паркует мой грузовик в двух кварталах от набережной, и Бринн не может перестать радостно подпрыгивать. Я вынужден трижды напомнить ей, чтобы она не бежала, пока мы идем к центральной концертной сцене.

Судя по рекламным листовкам, сегодня должна выступать трибьют-группа восьмидесятых, но я знаю, что Саванна что-то запланировала. Я чертовски нервничаю. Рад за Бринн, но сам в ужасе. Я проверял Интернет каждые пятнадцать минут с тех пор, как Сав покинула мой дом сегодня днем, но там нет ничего нового. Все те же домыслы об отношениях Саванны с Полом-гребаным-Нортвудом, и ничего более. Ни одного заголовка о несчастном случае с Саванной на сплаве или ее позднем визите в отделение скорой помощи.

При этом воспоминании моя спина отзывается болью. Тошнота и головокружение прошли, но царапины на спине все еще горят, и голова болит, пока я не закидываюсь лекарствами. Прошло чуть более суток, но я, черт возьми, выжил.

— Думаешь, она будет выступать? — спрашивает Бринн, снова подпрыгивая. — О, боже, надеюсь, что да. Это было бы феноменально. Культово!

— Безупречно? — спрашиваю я, и она улыбается.

— Безупречно!

Когда мы подходим к небольшой сцене, установленной на берегу реки, я сразу же замечаю Рыжего и Зигги. Саванны нет. Рыжий машет нам, и мы следуем за ним к месту рядом со сценой, отгороженному веревкой.

Волосы у меня на затылке встают дыбом. Мышцы напрягаются.

— Что она задумала? — спрашиваю я Рыжего, но он пожимает плечами.

— То, что хочет, — многозначительно говорит он.

Бл*ть.

Мои глаза мечутся вокруг, но, похоже, никто не ожидает ничего, кроме трибьют-группы восьмидесятых. Вывеска по-прежнему рекламирует запланированное шоу. Ничто вообще не намекает на «Бессердечный город». Но я знаю. Еще до того, как знакомый гитарист Джона появляется на сцене, я знаю, и тут по толпе пробегает шепоток.

— О, боже, — шепчет Бринн. — О, боже, боже, папа. Папа. Папа. Могу я взять твой телефон? Пожалуйста? Пожалуйста? Пожалуйста!

Я достаю из кармана сотовый и передаю Бринн, как раз в тот момент, когда на сцену выходит Торрен-мать-его-Кинг и берет бас-гитару.

— О, БОЖЕ! — визжит Бринн, и я смотрю, как она открывает приложение камеры и направляет телефон на сцену. — О, боже, Кэмерон умрет.

Толпа вокруг шумит громче. Это Торрен Кинг? Торрен Кинг? Когда Мэйбл Росси садится за барабанную установку, все сходят с ума. Кругом раздаются крики, шепот и скандирование: «Бессердечный город». Бринн практически трясет, и я задерживаю дыхание, ожидая выхода Саванны.

Она любит драматическое появление. Ждет, пока толпа не начнет выкрикивать ее имя, прежде чем, наконец, ступить на сцену со своей фирменной белой электрогитарой и моим старым велосипедным замком на шее. Она смотрит прямо на Бринн и подмигивает, после чего говорит в микрофон:

— Привет, Уилмингтон, как вы сегодня поживаете?

Толпа ревет и толкается, чтобы приблизиться к сцене. Все это время Рыжий стоит лицом к ним, спиной к нам, будто наша личная охрана. А собака? Она развалилась у ног Бринн, словно привыкла к такому хаосу. Живя с Сав, я уверен, что так и есть.

— Знаю, вы ожидали услышать несколько джемов восьмидесятых, и вы их услышите, но группа была достаточно любезна, чтобы позволить нам выступить у них на разогреве. Надеюсь, вы не против.

Снова вопли и крики. Еще больше аплодисментов, и Саванна смеется в микрофон.

— Значит, решено. Уилмингтон, зажигаем!

Мне приходит мысль: разумно ли находиться в таком шуме, учитывая сотрясение мозга. Но в тот момент, когда Сав начинает знакомую песню, беспокойство исчезает. Это еще один трек в стиле яростного альт-рока, возглавившего чарты, когда он только вышел.

Ее хриплый и сексуальный голос по-прежнему будоражит все внутри, но на сцене обретает большую мощь. Ее энергия заряжает. Она — самый красивый, управляемый хаос. Ее эмоции ощутимы в каждом слоге, в каждой ноте. Боль так же ясна, как и в момент написания песни. Аудитория тоже это чувствует, это слышно, когда они подпевают.

О, милый, возложи всю вину на меня.

Знаю, ты умираешь от желания сделать это.

Хочешь пристыдить меня, сказать всем, что я сумасшедшая.

Ты знаешь, что они тебе поверят.

Сделай меня единственным плохим человеком, никто никогда не спросит: почему.

Вываляй меня в гребаной грязи.

Ты знаешь, милый, я этого заслуживаю.

Давай, сделай мне чертовски больно.

Я уже много лет не присутствовал в такой обстановке: не наблюдал с трепетом за зрителями. Не с их концерта за пределами Вашингтона и дебюта с песней, которая положила начало славе их рок-н-ролльной карьеры. Джулианна была на седьмом месяце беременности, а я все еще учился в Университете Северной Каролины, но каждые выходные я ездил домой, чтобы быть с ней.

Каждые выходные, кроме выступления группы Сав в Вашингтоне.

Я смотрел с задней части зала и сразу же уходил, но это выворачивало меня наизнанку. Видеть ее, любить на расстоянии, слышать, что она забыла меня. Слушать душераздирающие слова «Just One More».

Я написала эту песню для парня, которого, как мне казалось, я любила.

Я злился, ревновал и гордился одновременно.

Когда я слушаю ее сейчас, то вижу ее в своей стихии. Она прирожденная певица и артистка. Ее место на этой сцене. Я всегда это знал. Раньше я ненавидел это. Но сейчас? Сейчас я просто хочу быть частью этого, наблюдать за ней со стороны и поддерживать, как могу.

Я хочу быть в эпицентре ее бури, а не метаться со всеми остальными.

Но не знаю как. Это опасно. Это рискованно. Но однажды я уже потерял ее. И не могу отпустить ее снова.

— Правда же она великолепна?

Голос Шэрон пронизан восхищением, но от слез в ее глазах щемит сердце. В ответ я беру ее за руку и сжимаю.

Сав великолепна. Она такая гениальная, что это чертовски больно.

«Бессердечный город» исполняет пять песен. Во время одной Торрен Кинг присоединяется к Саванне у микрофона, и толпа сходит с ума. Все до сих пор считают их помолвленными.

— Большое спасибо, Уилмингтон, что принимал нас сегодня, и огромное спасибо, «Бифф МакФлай», за то, что позволили нам выступить на разогреве. Давно мы этого не делали, и нам очень понравилось.

Мэйбл отбивает бит, и Саванна смеется.

— А теперь, вероятно, доброй ночи, — с ухмылкой говорит Сав.

— Это не прощание, — кричат в ответ Бринн и остальная толпа.

— Но на всякий случай, чтобы вы нас не забыли, здесь с вами Мэйбл на барабанах, Джона на гитаре, Торрен на бас-гитаре, меня вы знаете, как Сав, а вместе мы — «Бессердечный город». Мы сегодня отлично повеселились, Уилмингтон. Хорошей вам ночи!

Рыжий и Зигги исчезли в момент речи Сав с пожеланием доброй ночи, а когда Джона, Торрен, Мэйбл и Сав уходят со сцены, их место занимает трибьют-группа восьмидесятых «Бифф МакФлай».

— Никогда не думала, что мы скажем это, но нас открывали Сав Лавлесс и «Бессердечный город», — шутит солистка.

Зрители хлопают, и Бринн толкает меня в бок.

— Папа, твой телефон. У тебя сообщение.

Я беру у нее сотовый и читаю.

Саванна: Встретимся у меня дома.

Я: Касается нас всех?

Всплывают пузыри набора текста, затем исчезают, а затем снова появляются.

Саванна: Если Шэрон хочет, может тоже прийти.

Я: Хорошо.

— Пошли к грузовику, — перекрикивая музыку, кричу я Бринн и Шэрон.

Они кивают и поворачиваются, следуя за мной.

Когда мы подъезжаем к арендованному дому Сав, расположенному в нескольких кварталах от центра города, Рыжий уже ждет у ворот. Он впускает нас и жестом приглашает припарковаться в гараже. Шэрон нервно заламывает руки, но когда я спрашиваю ее, не хочет ли она уйти, отрицательно качает головой.

Прошло уже два часа, как Бринн должна была лечь спать, но по тому, насколько ее переполняет энергия, этого не скажешь. Однако спать она будет без задних ног. Это я точно знаю.

— Привет, ребята, — говорит Сав, когда мы следуем за Рыжим в дом. Сначала Бринн, потом Шэрон, потом я.

Сав опирается на кухонный островок, рядом с ней лежит открытая записная книжка, а Джона, Мэйбл и Торрен окружают ее. Выглядит она счастливой. Все они, кроме Джонов. Он выглядит… опустошенным. Усталым.

Бринн делает несколько шагов к Саванне, а затем — бац! — ее сбивает Зигги. Саванна издает похожий на стон смех, а Бринн хихикает. Это не собака, а ходячая угроза.

— Боже, Зигги, — говорит Мэйбл. — Сав, тебе нужно вернуть эту шавку в школу послушания.

— Ее выгнали оттуда в первый раз, — заявляет Торрен. — Выгонят и в следующий.

Сав пожимает плечами.

— Она все равно делает то, что хочет. — Она смотрит на Рыжего и подмигивает. — Как и ее мамочка.

— Бедовая, — говорит Рыжий, и Сав смеется.

— Обломщик веселья.

Джона наклоняется и отталкивает Зигги от Бринн, затем хватает ее за обе руки и поднимает на ноги. Рот Бринн широко открыт, глаза размером с гребаные блюдца. Она поражена звездой.

— Спасибо, — шепчет она.

Джона улыбается, кивает, затем молча падает на диван. Когда я перевожу взгляд на Саванну, та смотрит на него, нахмурив брови. Затем обращает внимание на Торрена, и тот пожимает плечами. Она беспокоится о Джоне. Судя по виду Мэйбл и Торрена, они тоже.

— Это та самая книжка, — говорит Бринн, нарушая напряженную тишину. — С текстами песен?

Сав со смехом отодвигает записную книжку за спину.

— Она самая. И, нет, ты ее не увидишь, так что даже не спрашивай.

Бринн поджимает губы, и Мэйбл толкает ее в плечо.

— Она даже нам не дает в нее заглянуть, малышка. Не переживай.

— Вот, дерьмо! Я забыла вас всех представить, — внезапно спохватывается Сав. — Ребята, возможно, вы помните Леви, а это Босс, а это… это Шэрон. Моя, эм, мама.

Саванна морщится при этом слове, но быстро приходит в себя, и я чувствую дискомфорт, исходящий от Шэрон. Она неловко машет всем рукой. К счастью, Рыжий отвлекает внимание вопросом, адресованным Бринн.

— Какое сегодня слово, Босс?

Бринн тут же усмехается.

— Гамма. Существительное. Последовательный ряд каких-либо однородных, но отличающихся друг от друга явлений.

С дивана доносится голос Джоны.

— «Бессердечный город» прошел через гамму заголовков желтой прессы: от похвалы до презрения.

— Пять с плюсом, Джона. Молодец!

Бринн лучезарно улыбается гитаристу, и он показывает ей большой палец, не отрывая взгляда от книги, которую листает на журнальном столике. Это не тот Джона, которого я помню по Майами, и я не могу не задаться вопросом: через какую хрень вела его дорога к славе. Что бы это ни было, оно изменило его, и, похоже, не в лучшую сторону.

— Я подумала, что мы могли бы потусить на крыше, — предлагает Сав, снова привлекая к себе мое внимание. — Можем поджемовать на акустике. И пусть Босс покажет вам, чему она уже научилась.

— Я почти выучила «I Wanna Be There». G, C, D, G (прим.: речь идет о композиции «I Wanna Be There» Blessid Union Of Souls и ее начальных аккордах).

— Слышал, ты отлично справляешься, — вставляет Торрен, и Бринн улыбается ему.

Я прочищаю горло, глядя на него, и когда он переводит взгляд на меня, убеждаюсь, что мое лицо выражает угрозу. Не трогай то, что принадлежит мне.

Когда все направляются на крышу, я отступаю, преграждая Торрену путь. Минуту мы просто смотрим друг на друга, и когда он открывает рот, чтобы заговорить, я поднимаю руку, останавливая его. Когда я говорю, мой голос низкий и спокойный.

— Что бы ни происходило между тобой и Саванной — этот рекламный трюк с помолвкой, прикосновения и любые безответные чувства с твоей стороны, — давай проясним следующее. Она не твоя. Она никогда не была твоей. Избавься от фантазий. Перестань смотреть на нее так, будто она твоя навечно. Она никогда не будет твоей.

Он пристально глядит на меня. Вижу, как у него чуть челюсть не трескается от того, как сильно он, должно быть, стискивает зубы.

— Значит, ты думаешь, она твоя?

— Я это знаю. Как и ты. Но если хочешь выяснить это, милости прошу. — Я ухмыляюсь. — Я был бы, наверное, не прочь понаблюдать за твоим унижением, и я давненько не разбивал костяшки пальцев о чью-нибудь физиономию. Мне даже немного не хватает этого.

Торрен фыркает и качает головой.

— Ты понятия не имеешь, во что с ней ввязываешься.

Мои плечи напрягаются, и я стискиваю зубы. Это не оскорбление и не угроза. Это сказано благоговейно, что еще хуже. Он искренне думает, что влюблен в нее. Я ему сочувствую. Почти.

Подойдя ближе, я склоняю голову набок, изучая его лицо.

— Ты провел с ней почти десять лет, но она все равно моя. Ее кольцо? Это просто металлолом. Почему? Потому что я точно знаю, во что ввязываюсь с ней. Я — единственный, кто это знал.

Отступаю на шаг, и черты моего лица смягчаются.

— Ты думаешь, что любишь ее. Отлично. Я понимаю. Но скажу тебе это лишь раз. Переживи это. Дважды повторять не буду.

Без лишних слов поворачиваюсь и поднимаюсь на крышу. При виде меня Саванна вопросительно вскидывает бровь, и я подмигиваю, а затем сажусь на шезлонг рядом с Бриннли. Десять минут спустя появляется Торрен, и я не упускаю того, как он держится от Саванны поодаль. Хорошо.

После того, как Рыжий разжигает огонь в небольшом кострище, звучит несколько песен на двух акустических гитарах. Это еще лучше, чем раньше. Даже Джона кажется почти ожившим. Когда играет Бринн, он подпевает. Хлопает. Даже сам исполняет несколько песен. К тому времени, когда Бринн засыпает в шезлонге, уже два часа ночи, и атмосфера наполнена обещаниями. Чем-то позитивным. Даже я взволнован, хотя и не знаю, почему.

Сав пытается убедить своих товарищей по группе остаться на ночь, но те настаивают на возвращении в свой отель, потому что через несколько часов вылетают в Лос-Анджелес. Шэрон говорит мне, что заберет Бринн к себе домой. Она даже не спрашивает, хочу ли я остаться с Сав. Просто предполагает, и хотя я, вероятно, должен уверить ее в обратном, я этого не делаю. Рыжий несет Бринн к грузовику и пристегивает ее, затем, убедившись, что ворота и окна надежно заперты, исчезает в своей комнате с Зигги.

Теперь на кухне только мы с Саванной. Одни. Она толкает мою ногу своей.

— Привет, — говорит она с ухмылкой.

— Привет.

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Как голова?

— Было и хуже.

— Хм.

Она отводит взгляд, и на ее губах играет нежная улыбка. Она снова толкает мою ногу.

— Хорошая ночь. Хочешь вернуться со мной на крышу?

Я осматриваю ее с ног до головы. Сейчас она в спортивных штанах и майке, но выглядит также соблазнительно — также достойно славы — как и сегодня на сцене. Она излучает сексапильность и опасность. И я в отчаянии пытаюсь отрицать это пьянящее сочетание.

— Я не хочу возвращаться с тобой на крышу, Саванна.

Ее лицо сникает, и я шагаю к ней и прижимаю к кухонной стойке. Обхватываю рукой ее шею сзади и большим пальцем оттягиваю ее нижнюю губу. Ее дыхание сбивается, губы приоткрываются, затем она слегка наклоняет голову и втягивает мой большой палец в рот. Сосет его, вращает вокруг него языком, и я стону. Мой член твердеет, а сердце грозит выскочить из груди.

— Я устал отказывать себе. Хватит держать дистанцию. В любом случае получалось дерьмово, и это сводит меня с ума.

Приблизившись на дюйм, убираю с прилавка ее опорную руку и накрываю ею свой член. Она сжимает меня поверх джинсов, и я толкаюсь ей в ладонь.

— Мне нужно трахнуть тебя. Сейчас. Ты согласна?

Она охает и быстро кивает, после чего замирает и хмурится.

— Как же твоя голова?

— Не беспокойся о той, что у меня на плечах. — Я ухмыляюсь, и она улыбается в ответ. — Отведи меня в свою комнату. Если только не хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь.

Я скольжу рукой в ее трусики и надавливаю на клитор, и она хнычет. Спускаюсь ниже и ласкаю сквозь влагу, пропитавшую ее трусики.

— Бл*ть, ты так этого хочешь, да? Я могу нагнуть тебя над стойкой. Или, хочешь, отнесу тебя на диван?

Я проникаю в нее двумя пальцами и наблюдаю, как ее глаза закрываются. Ее бедра дергаются, когда я надавливаю ладонью на клитор, и она охает. Приблизившись губами к ее уху, хрипло шепчу, вызывая у нее дрожь.

— Я могу закинуть твои ноги себе на плечи и врезаться в тебя глубоко, Саванна. Могу оттрахать, как негодницу, которой ты являешься.

Мои пальцы медленно входят и выходят из нее, ее дыхание учащается. Она сжимает мой член через джинсы, и я стону ей в ухо.

— Хочу отшлепать эту киску так, как мечтал.

Я толкаюсь быстрее, затем перемещаю пальцы к клитору и грубо тру.

— Хочу погрузиться в тебя членом. Ласкать клитор. Трахать твою задницу пальцами, пока ты не будешь готова принять мой член. Ты хочешь этого?

— Да, — выдыхает она.

Опустив голову, целую ее шею.

— Скажи громче.

— Да.

Я тру клитор, а затем, понимая, что она близко, снова ввожу в нее пальцы. Вонзаюсь быстрее, как можно глубже, массирую ее. Заставляю сжиматься вокруг меня.

— Скажи это снова. Громче, Саванна.

— Да, все это. Я хочу всего этого, — кричит она, затем обхватывает мои пальцы, и я возвращаюсь к клитору и тру, позволяя ей пережить волны оргазма.

Она вздрагивает, затем низко стонет, когда я сильно посасываю чувствительную кожу ее шеи. Достаточно сильно, чтобы ей пришлось неделю маскировать его гримом на съемочной площадке. Достаточно сильно, чтобы Пол Нортвуд, Торрен Кинг и все остальные знали, что она занята.

Я улыбаюсь.

— Хорошая девочка. А теперь веди меня туда, куда хочешь.

Она толкает меня в грудь, вынуждая отступить на шаг, затем хватает за руку и тянет вверх по лестнице. Мы минуем ее спальню и направляемся прямо к ступеням, ведущим на крышу. Логика, осторожность, инстинкт самосохранения. Все исчезает, когда мы выходим на террасу, и она поворачивается ко мне, расстегивая молнию на моих джинсах и опускаясь на колени.

— Бл*ть, — стону я, хватая ее за волосы, когда она берет меня в рот и втягивает прямо в горло.

Без прелюдий. Никаких ласк, никаких игр с членом. Мне приходится опереться рукой о кирпичную стену позади, потому что от удовольствия подкашиваются ноги.

— Ох, бл*ть, да.

Зажав в кулаке ее волосы, толкаюсь ей в рот, заставляя давиться членом, после чего поднимаю ее на ноги. Она пытается возразить, но я накрываю ее губы собственническим поцелуем, все еще не выпуская ее серебристых волос. Она впивается в меня ногтями и двигает ладонью по стояку, теперь скользкому от ее слюны.

— Я не собираюсь сейчас кончать тебе в рот, — выдавливаю я. — И не буду кончать тебе в руку.

Веду ее назад, пока она не упирается ногами в шезлонг. Она срывает с меня футболку, и я послушно сбрасываю ее на пол рядом с нами. Стягиваю с нее спортивные штаны и трусики, и она отшвыривает их ногой прочь. Я накрываю ладонью ее киску, рыча ей в рот, от того, насколько она промокла. Насколько она мокрая от последнего оргазма, который я у нее вызвал.

Она стягивает джинсы с моей задницы, я делаю то же самое с боксерами, и вот мы оба стоим обнаженными под ночным небом. Я целую ее. Сжимаю ее затвердевшие соски, пока она проводит своими длинными, окрашенными в черный ногтями по моей груди. Они не рвут кожу, но мне бы этого хотелось.

Я кусаю ее сосок, она охает, и я разворачиваю ее, прижимаясь членом к ее заднице. Оттяну ее голову назад за волосы, целую в губы, когда вхожу между ее ягодиц, и Сав подается ко мне.

Она так этого хочет. Так нетерпелива.

Я хочу заявить на нее права. Черт возьми, владеть ею. Хочу, чтобы для нее существовал только я.

Я всегда чувствовал это собственническое отношение к Саванне. Никакой другой женщины. Она — моя единственная.

Саванна стонет, прижимаясь ко мне, и я раздвигаю коленом ее ноги, расставляя их шире. Провожу членом между ее ног, раз, другой, пока она не льнет ко мне в мольбе, чтобы головка вошла в ее влажную, опухшую киску.

— На колени на шезлонг. Держи ноги шире.

Мой приказ резок и груб, и я вижу, как мурашки покрывают обнаженную кожу ее спины.

Она очень старается выполнить то, что ей приказано, и я провожу рукой по ее позвоночнику, прежде чем слегка надавить между лопаток, нагибая ее, и она упирается предплечьями в спинку шезлонга. От резких вдохов ее спина поднимается и опускается почти неистово.

— Прижмись ко мне задницей, Саванна. Да, вот так. Сильнее прижимайся к моему члену.

Она охотно выполняет, и я хватаю ее за бедра, стискивая зубы, чтобы не торопиться. Чтобы не взять ее жестко и быстро.

— Бл*ть, Сав. Кто знал, что ты можешь быть такой послушной?

Она фыркает.

— Я не проклятая собака.

Я шлепаю ее по заднице, затем прижимаюсь к ней, наблюдая, как мой член скользит вверх и вниз между ее ягодицами. Чертовски эротично командовать ею вот так. Владеть ее телом, будто оно мое.

— Думаю, я смогу приручить эту негодницу. Думаю, что смогу вые*ать из тебя твою дурь.

Она рычит, но сильнее толкается в меня.

— Тогда перестань трепаться и действуй.

Гнев и нетерпение в ее голосе воспламеняют, и я снова шлепаю ее по заднице. Гортанный стон говорит мне, что она насквозь промокла.

— Презерватива нет, — говорю я.

Это скорее вопрос, чем предупреждение.

— Плевать. Трахни меня так. Кожа к коже.

Я не медлю. Врезаюсь в ее киску до самого упора.

— Ох, бл*ть, — выдыхает она.

Я выхожу и снова врезаюсь, чтобы еще раз услышать ее стон. Она не разочаровывает.

— О, да. Боже, да.

Медленно выхожу, восторженно наблюдая, как мой член выскальзывает из ее киски, блестя от ее возбуждения, пока внутри не остается только головка, затем врезаюсь снова.

— Быстрее, — стонет она. — Быстрее.

Я снова шлепаю ее по заднице.

— С этим я не спешу, — говорю я и снова медленно выхожу, затем надавливаю на клитор, прежде чем врезаться в нее в третий раз.

Крик, который срывается с ее губ, восхищенный, и ему соответствует мой стон.

— Когда я с тобой закончу, хочу, чтобы ты была красной, опухшей и неспособной, нахрен, ходить. Хочешь быть рок-звездой? Так я тебя и оттрахаю по-звездному.