Методотдел

Глава XVIII, повествующая о кратковременной романтической связи начальника методотдела с одной сладкоголосой певуньей

Я знаю, что произвожу впечатление человека скромного, живущего методически правильной, размеренной жизнью. Иной коллега или сосед по дому скажет: «Да он вполне в рамках, ничего такого», а кто-то совсем безбашенный и вовсе махнет рукой, дескать, пресный, не способный к отчаянным поступкам, ну, совершенно не Че Гевара. Все, безусловно, так. Однако это только часть правды про меня. История с певуньей обнажает мою вторую, внерамочную сущность, хотя все тот же бунтарь, качая головой скептически скажет: «Детский сад».

Все началось с того, что в одно июльское воскресенье я прогуливался по набережной. По воскресеньям я всегда занимался домашними хозяйственными делами, и вечером была весьма уместна небольшая прогулка. Те же звезды набережной, те же туристы и «какобычность» окружающего на этот раз навели на меня тоску. Я уже было засобирался домой, но вдруг мое внимание привлекла девушка в яркой одежде у памятника Горькому. Слегка пританцовывая, она что-то пела, но что именно, не было слышно. Персонаж был новый, и я решил подойти поближе, чтобы затем добавить его в свою коллекцию.

«Азиатка? Похожа на филиппинку или на таитянку с картин Гогена», — подумалось мне. Абсолютно точно, я не видел ее здесь прежде. Довольно звонким, но не годящимся для выступлений голосом она пела какую-то чушь из российской поп-музыки. Девушка пела без всякого аккомпанемента, если не считать двух маракасов. Не красавица и не певица, но что-то в ней было притягательное, что-то в ее искренней улыбке и доверчивом лице. У нее была смуглая кожа. Длинные, черные как смоль волосы она носила на роспуск, а глаза и ресницы совсем не красила. Она была избавлена природой привлекать к себе внимание макияжем. Зачем, когда яркая и так? В ее больших выразительных тихоокеанских глазах можно было утонуть. Я сразу же увидел в них множество несчастных утопленников, чью участь вскоре пришлось разделить и мне. Сирена?..

Певунья стояла в своем дурацком цветастом сарафане, скромно пританцовывая под ритм шарообразных экзотических штук. Между нами моментально установился зрительный контакт, что, в общем-то, было предсказуемо ввиду малочисленности слушателей этого произвольного концерта. Кроме меня, ее слушателями были один старый дед, мамаша с ребенком, да молодая парочка. И если певунья искала жертву, то в этот вечер ей просто некого было выбрать. Единственным пригодным в ее сетях оказался только я, остальных пришлось выкинуть обратно в море.

Я дослушал до конца все песни, которых было немного, и бросил деньги в коробку. Заговорить с девушкой решился не сразу — догнал ее, когда она уже уходила.

— Постойте, — неожиданно для себя я тронул ее за руку. — Меня зовут Егор.

— Алиса, — ответила она.

— Слушайте, я что-то проголодался. Не составите мне компанию поужинать?

Уже совсем стемнело, когда мы сидели на открытой террасе второго этажа «Женевы». Алиса была очень голодна; она жадно накинулась на роллы. Мне понравилось, что она не прикидывается, будто согласилась пойти лишь за компанию, — никакого притворства и манерничанья, попыток сдерживать себя в еде. Она хотела есть и ела с удовольствием.

— Алиса, вы давно здесь?

— Ой, а давай на «ты». Не люблю я этих глупых формальностей.

— Хорошо… Так давно ты тут?

Отвечала она все так же, не отвлекаясь от еды:

— Я приехала сегодня утром. Мы должны были встретиться с моими друзьями, правда они… — тут она пожала плечами, — уже уехали… Но ситуация прямо такая классическая. Я приехала почти без средств, у меня была с ними договоренность, что они мне одолжат на отдых, а они уехали, — она снова пожала плечами.

— Так тебя кинули?

— Ну…

— А что вы тут собирались делать?

— О, у нас были большие планы, мы хотели поездить по полуострову, заехать на парочку фестивалей. В общем…

— Но почему они уехали? — допытывался я.

— Да потому что Игорек и Викуля — они такие. У них всегда может что-то случиться, и я, дура, знала про это, но поехала… Какая-то непонятная история. Сказали, что уплыли на какой-то яхте на какой-то крутой сейшн, что было всего два места и такая возможность выпадает раз в жизни. Ну, в общем, — Алиса махнула рукой. — Ну их в ж…

— Какие странные у тебя друзья.

— Это верно.

Если честно, странными мне показались не только друзья Алисы, но и она сама. В моей голове был рой мыслей и предположений, но ни на чем определенном я не мог остановиться.

— Что будешь пить? — спросил я.

— Бокал вина… но на самом деле очень хочется мартини.

Закончив ужин, Алиса принялась с любопытством рассматривать меня. Она смотрела в мои глаза так бестактно, как будто высматривала в них что-то, примерно как я утопленников в ее глазах часом раньше.

— Ты интересный, — сказала Алиса. — Но наверняка…

Тут она замолчала.

— Что наверняка? — спросил я.

— А ты живешь здесь или как? — сменила тему Алиса.

— Живу.

— Я тоже всегда хотела жить на юге, но мешали разные обстоятельства. Понимаешь, я очень люблю море. При каждой возможности стараюсь приехать к нему. Я думаю, для меня это жизненно важно, не просто блажь. Без моря я начинаю хиреть, делаюсь вся неправильная какая-то, противная для самой себя.

— А еще ты очень любишь петь.

Алиса засмеялась.

— Ты правильно заметил. Но это все так, в свободное время, на уровне самодеятельности. И еще я обожаю животных. Да я многое люблю на самом деле.

В ходе беседы стало известно, что Алиса, как настоящая свободная художница, перепробовала множество профессий. Среди них были натурщица в художественном училище, аниматор на круизном теплоходе, администратор в арт-галерее, продавец в галантерейном магазине и смотритель зоопарка.

— Ты работала в зоопарке?

Алиса грустно кивнула.

— А что такое? Не понравилось?

— Я слишком быстро поняла, что зоопарки — это ужасно. И потому ушла оттуда. Сейчас я работаю на ипподроме, ухаживаю за лошадьми и начинаю проводить занятия с детьми. У меня получается. Это все оттого, что я люблю лошадей. И совершенно не боюсь их.

Такие пестрые занятия девушки вызвали у меня улыбку, которую я пытался закрыть ладонью. Алиса поняла, про что я:

— Да-да. Я считаю, что в жизни нужно заниматься только любимым делом, а когда оно перестает быть таковым, надо с ним с благодарностью расстаться. Вот ты кем работаешь?

— Сейчас я работаю начальником методотдела.

Алиса вопросительно посмотрела на меня.

— Начальником методического отдела во Дворце детского творчества, — расшифровал я.

— Я поняла только «во Дворце детского творчества». Чем занимается твой отдел?

Тут я подумал, что объяснить это будет нелегко, а уж представить, что это интересно, вообще невозможно.

— Мы занимаемся разработкой разных образовательных программ. Вот ты говорила, что начала заниматься с детьми на ипподроме, а это означает, что у вас должна быть программа, по которой вы проводите свои занятия. Вот мои методисты и делают такие программы, и еще одновременно работают педагогами.

— Про педагогов понятно, про методистов — нет, — упорствовала Алиса. — Так вы пишете бумажки?

— Наконец-то дошло, — не выдержал я. — Да, но не только.

— Как скучно… — поморщилась Алиса, как будто съела кислое яблоко.

— Действительно, веселья мало. Это тебе не по палубе в клоунских рейтузах бегать, — иронично огрызнулся я, немного уязвленный.

Алиса оценила мой юмор и расхохоталась.

— Зачетно, — сказал она.

Мы решили немного пройтись по набережной. Дул теплый морской ветер, который баловал лишь самых верных — тех, кто дождался его в такое позднее время. Алиса сразу потащила меня к трехмачтовому фрегату «Херсонес», стоявшему в эти дни в Ялте.

— Какой красавец, — восхищенно проговорила она. — Сфотографируй, пожалуйста, нас.

Алиса была очень гармонична в позировании, и мне захотелось сделать как можно больше снимков, как будто в руках у меня была настоящая профессиональная камера. Я и правда не мог остановиться, чертовка была исключительна хороша. Она прекрасно понимала, что нравится мне, и явно не сдерживала своих чар. Я видел, как на нее засматривались прохожие. Мне льстило это, еще бы — самая необычная девушка набережной была сейчас со мной.

— Алиса, а где ты остановилась? — спросил я, возвращая ей телефон.

— Нигде пока, — невозмутимо ответила она.

Что-то подобное я, конечно, ожидал от нее услышать.

— Куда же ты пойдешь ночью?

— Не знаю.

— Ну, пойдем тогда ко мне. У меня, конечно, тесновато, но, думаю, разместимся.

— Пойдем.

Это прозвучало умилительно по-детски, словно мы играли с ней в одной песочнице, а потом я предложил пойти поиграть у меня дома. Ее быстрое согласие внушало подозрение, ведь мне было неизвестно, со сколькими мужчинами она вот так запросто отправлялась ночевать. И хотя ночлег еще не означал ничего лишнего, но тем не менее заставлял об этом думать. Я все задавался вопросом, кто она — одна из доступных девиц или у нее всего лишь «легкое дыхание»? Признаться, я совершенно был сбит с толку. Ну не похожа была Алиса на первый вариант. «Тогда почему так сразу „пойдем“? А что, я не мог ей понравится? Ты еще скажи — любовь с первого взгляда», — терзался я в сомнениях.

— Как у тебя уютно, — сказала Алиса, как только я зажег торшер в своей квартире. — У тебя есть кофе?

Алиса забрала волосы в хвост, по-хозяйски взяла турку, налила в нее воды, насыпала кофе и поставила на электрическую плитку. Затем приготовила чашки и сахар.

Мы пили кофе на балконе. Наша прогулка по набережной как бы продолжилась, мы как бы присели на террасу кафе.

— У тебя балкон — мечта, — сказала Алиса. — Все, остаюсь. — Она звонко рассмеялась, обнажая белые ровные зубы.

Алиса не пыталась что-то строить из себя, как это бывает на первой встрече, когда люди обычно пытаются произвести какое-то определенное впечатление, а если даже и строила, то это было мне по душе. С ней было очень просто.

Я решил положить ее на кровать, а сам лечь на пол, но встретил упорное сопротивление девушки:

— Это я буду спать на полу, а ты спи там, где спишь всегда.

Я долго не мог уснуть, в голову лезли всякие мысли. Они переворачивали меня с боку на бок, заставляя строить догадки о том, как будет дальше.

И что это со мной приключилось? Зачем это?

Мне кажется, я начинал влюбляться. Я и хотел, и одновременно боялся этого, хотя, наверное, больше боялся, потому что это грозило уничтожить весь мой теперешний уклад жизни. «Ну и пусть уничтожится, ведь давно уже пора, — мысленно отвечал я себе. — Но что будет вместо этого?.. Что-нибудь да будет».

А вот Алиса уснула очень быстро. Я долго вслушивался в ее ровное глубокое дыхание, которое в конце концов усыпило меня самого.

Утром, когда я собирался на работу, Алиса еще спала. «Будить или не нет? — сомневался я. — Не буду». Написал ей записку с номером своего телефона и о том, что к шести вернусь домой.

Я старался не думать, что она окажется аферисткой и обчистит мою квартиру. «Там особо и брать нечего», — успокаивал я себя. Но все равно душа была не на месте. Что я, вернувшись, застану? К счастью, в отделе меня ждала куча дел, так что на вольные темы думать было некогда, тем не менее вопрос «что я, вернувшись, застану?» стучал в моих висках до самого конца рабочего дня.

Дорогу до дома в тот день я не помню. По-моему, ее и не было как таковой — я буквально прилетел к своей двери. Позвонил, прислушался. Что там? Тишина. Сердце екнуло, потому что я не взял ключи. «И что теперь?» — подумал я, но тут дверь открылась, и передо мной предстала заспанная Алиса.

— Извини, я задремала, — сказала она.

Я заметил, что она слегка прибралась в квартире, но очень осторожно, чтобы кардинально не менять привычного расположения вещей. Бесспорно, стало гораздо уютней. Вкусно пахло едой. Эти стены впервые видели сервированный стол для ужина. Мое доверие полностью окупилось — меня здесь ждали.

Я был так растроган всем этим, что предложил Алисе остаться пожить у меня. Она, разумеется, согласилась.

Первые несколько дней наши отношения не выходили за рамки дружеского общения. Я умышленно не хотел торопить события, потому что иное поведение выглядело бы откровенно банальным и даже пошлым. С другой стороны, было очень любопытно понаблюдать за Алисой, какое поведение выберет она со всеми возможными подтекстами или без таковых. Алиса фактически выполняла роль хозяйки, так как делала все, что в таких случаях обычно делают женщины: ходила за продуктами, готовила, убиралась и стирала, а я — все то, что делают мужчины, — давал деньги. Наш взаимный интерес проистекал вследствие противоположности характеров и устремлений, при этом контраст не был столь критичным, раз мы хорошо ладили. Где-то на той стороне плетения жизни, в полупроявленности, мы были связаны общей правдой и водили совместные хороводы, а здесь могли бы вовсе не встретиться, как не встретимся с бесчисленным множеством других людей, связанных с нами другой стороной мира. Но все же мы проявились друг для друга.

По своему опыту я знал, что нельзя затягивать период дружеских отношений, ведь после упущенного момента можно стать недругами, но любовниками — никогда. Я решил действовать и однажды устроил классический вечер с просмотром милого фильма с Одри Хепбёрн, сухим вином, душистым хлебом, сыром и оливками. Эта бестия быстро догадалась, в чем дело, и, как призналась позже, хотела побыстрее пропустить формальную сторону, но все же роль наивной простушки доиграла до конца. Вообще, Алисе было свойственно нетерпение. Она жила по принципу «сказано — сделано». Очень быстро загоралась идеями и стремилась тотчас воплотить их. По этой причине ей были неведомы многие радости, раскрытие которых возможно лишь после определенного ожидания. Как мог, я старался обращать ее внимание на это, убеждая, что то, чем закончится фильм или книга, не самое важное — важен весь процесс.

После этого вечера всякая неопределенность в отношениях между нами отпала, и мы стали жить в том смысле, в каком обычно живут близкие мужчина и женщина. Мы не отягощали себя вопросами: что потом? как дальше? — и это удивительным образом влияло на наше общение. Чем-то это напоминало кино про счастливую семейную пару, но только без начала и без конца — зрителям показывают, как эта пара живет изо дня в день, как они хорошо ладят между собой, как получают удовольствия южного морского города, а сколько длится их история и то, во что она выльется — об этом в фильме ничего не говорится, только подразумевается, что все крепко и надолго. Мы не ревновали к прошлому друг друга, не требовали никаких обещаний. Между нами не было абсолютно никаких обязательств, способных вызвать напряжение. Все, что нами делалось, делалось потому, что мы так хотели.

Я очень привязался к милым странностям Алисы. Привык к тому, что она постоянно пела: когда убиралась, готовила, когда просыпалась и делала утреннюю гимнастику, когда принимала душ и просто по вечерам, когда ее голова лежала на моих коленях. Иногда, по настроению, я пел вместе с ней. Еще Алиса хорошо готовила. Приходя домой после работы, я быстро привык, что меня ждет вкусный ужин, после чего мы обычно шли искупаться и встретить на набережной закат. Последнее немного слащаво, но в тот момент мне это очень нравилось. Порой мы катались на прогулочном теплоходе до Алупки в одну сторону и до Гурзуфа в другую или отправлялись гулять по дворцовым паркам. Несколько раз по просьбе Алисы мы ездили кататься на лошадях, что было серьезной уступкой с моей стороны. Кстати, она помогла мне немного преодолеть страх перед этими животными, но все же верхом я оставался весьма не уверен. На выходные я обязательно выбирал какой-нибудь интересный фильм, но такой, чтобы он был немного сложный, требующих некоторых усилий для понимания. Я старался подтягивать ее уровень восприятия, и Алиса росла. Она росла и тогда, когда брала из моей библиотеки очередную книгу. Многие книги ее по-настоящему захватывали, и вечерами мы подолгу сидели на балконе и обсуждали их, а затем, утомившись интеллектуальными экзерсисами, переходили к экзерсисам телесным и, преисполненные тихой радостью от полноты прожитого дня, счастливо засыпали.

Я не знал, любовь ли это. О таких глупостях мы с ней не говорили и, по-моему, правильно делали. Так странно, в наших разговорах мы касались сотни сложнейших тем, а о чувствах друг к другу не говорили ни разу, и не потому, что чего-то боялись. Просто это было, видимо, избыточным, ведь болтать о любви — все равно что доказывать, что это и есть то самое чувство, но в нашем случае ничего доказывать было не нужно.

Зато мы часто говорили о моей работе. Алиса была любопытна по своей природе, и загадочные слова «методист» и «методотдел» не давали ей покоя. Она никак не могла оценить полезность этой работы и все цеплялась ко мне:

— Возьмешь меня к себе методистом?

— А ты знаешь, что это такое?

— Это значит знать, что и как нужно делать. Верно?

— Верно.

— Ну так возьмешь?

— Нет, не возьму.

— Почему?

— Потому что ты засохнешь… Это тебе не нужно.

Алиса делала вид, что обижается.

— Ты же не засох, — не унималась она, продолжая меня провоцировать. — Или засох?

— Я — другое дело. У меня иммунитет, и то я уже ни в чем не уверен.

— Хотя бы покажи, где ты работаешь!

И однажды я взял ее с собой во Дворец. Мы договорились, что я представлю Алису коллегам, как соискательницу места в нашем отделе, как стажерку, чтобы она смогла провести весь рабочий день в кабинете и увидеть наконец своими глазами, «что кушает крокодил на обед».

Почти всю первую половину дня Алиса восторженно исследовала Дворец. Ее, конечно, впечатлили коллекция музеев и высокие, под потолок, полки библиотеки, однако больше всего она восхищалась акустическими возможностями дворцовых залов. Представляю, как сложно ей было сдерживать себя, чтобы случайно не запеть.

Как только Алиса показалась в нашем отделе, то сначала Рита, а затем Таня явно озадачились, где они могли ее видеть. Кайсина в итоге вспомнила, что видела Алису вместе со мной на набережной.

— Да, я сейчас в отпуске, уже почти месяц отдыхаю в Ялте, — не вдаваясь в детали, ответила Алиса.

Она очень быстро нашла общий язык и с Ритой, и Таней, и подсаживалась за рабочий стол то к одной, то к другой.

В этот день мы продолжали работать над концепцией развития Дворца, а это значит, что обсуждались самые разные идеи, в том числе смешные и невероятные. Всю троицу настолько захватил процесс придумывания, что Агареву пришлось даже пару раз цыкнуть на них. В конце концов мне пришлось вмешаться — призвать не мешать другим. На самом деле мне было очень приятно, что Алиса так быстро сошлась с Ритой и Таней, и я даже подумал: «А почему бы и нет?..», имея в виду перспективу ее устройства к нам. Но к окончанию рабочего дня я уже не задавался этим вопросом, потому что Алиса успела перебаламутить весь отдел. Своими непосредственными рассуждениями о том, что тактично, а что бестактно, она довела до белого каления Максима Петровича, на Зину она случайно опрокинула стакан с водой, ринувшись посмотреть на рыбок, чуть не выпустила из клетки Лимочника и как-то неловко пошутила про Петины уши, за что парень дулся на нее весь остаток дня.

— Теперь ты поняла, в чем суть работы методиста? — спросил я дома у Алисы.

— Вот теперь я все поняла. И ты знаешь, это довольно увлекательно.

— Ну-ну.

Кажется, Алиса поняла не только про работу методиста, но и что-то про меня тоже, а может, просто время пришло. Так или иначе, вскоре наши жизненные пути ушли обратно в те полупроявленные хороводы на обратной, изнаночной стороне жизни.

Все свернулось очень быстро, так же быстро, как и начиналось. Однажды утром Алиса невозмутимо сообщила, что на следующий день уезжает, потому что в понедельник ей нужно выходить на работу.

— Вот и все, — сказал я, допивая чай.

Для меня это прозвучало полной неожиданностью, ведь она всегда уходила от подобных тем, и я уже начинал думать, что скоро мы подыщем ей здесь работу, очень даже возможно, что во Дворце, и продолжим жить вместе. Меня по-настоящему ранило это известие. Я не подозревал, что Алиса может быть такой холодной и даже жестокой, а это было жестоко — говорить так, как предупреждает авиакомпания, присылая на телефон напоминание о рейсе за сутки до вылета. Обиженный, я не разговаривал с ней весь тот день, а она и не собиралась объясняться, полностью уйдя в приготовления к отъезду. Только вечером, после ужина, прошедшего в полном молчании, когда Алиса принялась убирать со стола, я взял ее за руку.

— Мы не должны так расставаться, — сказал я и обнял ее.

Она прижалась ко мне. Я чувствовал, как мое плечо стало влажным от ее слез. Конечно, я тотчас простил ее — и даже принял это ее внезапное, как мне казалось, решение.

— Понимаешь, я не хотела говорить об отъезде, — объясняла Алиса. — Ведь нам было так хорошо, а весь прочий мир был далеко. А уехать все равно я должна: есть обязательства по работе и мама, которая долго не может без меня, и еще кое-что другое… Я сейчас уеду, но потом посмотрим, как дальше нам быть.

Она грустно улыбнулась на последней фразе. Я кивнул в ответ, но, понятное дело, ни в какое «как дальше» я не верил.

Утром проводил ее на автовокзал, а когда вернулся, то понял, что дома стало очень пусто. Я только думал: «Как раньше я мог жить один в пустой квартире? И ведь мне всегда казалось здесь довольно мило». Но затем прошло время, пустота затянулась, вновь открыв для меня уютность своей холостяцкой берлоги. Вот уж действительно, человек ко всему привыкает.