Методотдел

Глава XIX, из которой читатель сможет узнать о некоторых приключениях начальника методотдела в компании Ванды Капраловой и Эльвиры Толмачевой

Я уже писал о том, что Ванда из всех сотрудников Дворца своей наперсницей избрала Эльвиру. Именно ей она доверяла многие сокровенные тайны и именно с ней проводила львиную долю свободного времени. Эльвире же, извлекавшей немало выгод из этого общения, ничего не мешало проводить в обществе Ванды свободные часы, поскольку ее мужчина находился в постоянных командировках, а старший ребенок был уже достаточно большим, чтобы на него можно было оставить младшего. Я вполне допускаю также, что со временем между женщинами установилась действительно настоящая дружба, и меня это, в общем-то, радовало. А вот не радовало меня то, что вторым человеком, на кого Ванда возлагала свои надежды, был я. У нее не было никаких оснований считать меня своим единомышленником, но она упрямо видела во мне такового. По этой причине, собираясь куда-нибудь в выходные с Эльвирой на ее машине, Ванда старалась взять меня с собой. Чаще всего я отказывался, придумывая разные предлоги и небылицы, но иногда соглашался. В самом деле, нельзя же было все время водить ее за нос? Я принимал это как необходимость, как часть моей работы, иначе она могла бы сгноить весь отдел, пострадали бы ни в чем не повинные люди, которым и так доставалось от нее. С другой стороны, я был даже признателен ей. Совместные поездки позволили мне увидеть много чего интересного, в том числе побывать там, куда бы самостоятельно я никогда не отправился. В этой женщине жила невероятная жажда приключений, ярких историй, и она находила все это. Будучи общительной от природы, Ванда завязывала множество знакомств в самых разных сферах, объясняя это тем, что если ты работаешь в дополнительном образовании, то тебе может пригодиться все что угодно.

Зная мою неохоту проводить с ними в выходные (я сейчас не говорю о тех плюсах, которые получал), Ванда объясняла причины совместных поездок, как правило, именно работой. Однажды она позвонила мне вечером в субботу, сообщив, что мы едем в шапито для переговоров на предмет возможного сотрудничества. Непонятно, зачем ей понадобилось шапито, скорее всего, как повод необычно провести время.

Передвижной цирк разбил свой шатер в самом центре города, недалеко от набережной. Бойкий парень в зеленой жилетке тут же подбежал к нашей машине за оплатой парковки у гостиницы «Ореанда», и мы, конечно, заплатили бы, но только не Ванда. Она стала допытываться у парня о разрешительных бумагах и категорически забраковала как фикцию то, что было предъявлено. Итогом этих выяснений стали сохраненные деньги Эльвиры, торжествующий вид Капраловой и мое резко повысившееся настроение.

Директор шапито, увидев нас, радушно распростер навстречу свои ухоженные руки. У него были экстравагантные манеры и смешной чуб. Когда он целовал руку Ванде, чуб с челкой, как у дятла Вуди Вудпекера, падал вниз.

— Я рад, что вы приехали, дорогая, — говорил он, сжимая в ладонях руку моей начальницы.

— Мне очень ценно наше знакомство. Коллеги, это Иннокентий Георгиевич, — представила его Капралова, после чего отрекомендовала нас. Ей очень нравились церемонии в общении, и сейчас она просто млела от этого, как ей казалось, возвышенного «штиля».

— Прошу вас следовать за моим сотрудником, — предложил псевдо-Вуди Вудпекер, — для вас приготовлены лучшие места. После представления мы сможем побеседовать.

В зале публики было откровенно мало. Я начал догадываться, и мои догадки затем оправдались, что директор хотел с помощью нашего Дворца решить проблемы с наполняемостью зала. Несколько сотен детей со своими родителями, бабушками и дедушками действительно могли поправить финансовое положение шапито. Но тут же возникал вопрос: «А какой в этом интерес у Ванды?» — и тут же находился ответ: «Конечно, шкурный». Ничего невозможного в организации посещения детьми цирка не было. Нам, то есть Дворцу, нужно было лишь обосновать это посещение, то есть придумать образовательную программу или включить визит в цирк в уже существующие программы. Само по себе ничего ужасного в этом не было — то, что обычно показывают в цирке, вполне могло сопровождать образовательный процесс, но мысль о том, что это затевается, чтобы получить свой процент, была противна. Я давно догадывался, что Ванда периодически проворачивает подобные штуки, но моя совесть была чиста — я никогда не касался этих денег.

Представление было совершенно обычным: дрессированные собачки, жонглеры, гимнасты, фокусник со своей ассистенткой, боксирующий кенгуру, не захотевший выходить на арену носорог и второе отделение с традиционными тиграми.

В выступлении клоунов, по всей вероятности, не обошлось без специальных установок на наш счет. В одном из их номеров нужны были добровольцы из зала, и меня буквально вытащили на арену. Нас с несколькими мужчинами посадили на стулья, выстроенные в круг на небольшом подиуме в центре арены. Затем велели каждому положить голову на колени позади сидящему, после чего из-под нас убрали стулья. Как в какой-нибудь «Матрице», мы зависли в воздухе на радость почтенной публике, ну и, конечно, Ванде и Эльвире, но это было еще не все. Апофеозом номера стали прыгающие через нас акробаты. «Хорошо, что не прыгающие бегемоты», — подумал я, закрыв глаз во время экзекуции.

После представления нас отвели к человеку со смешной челкой и ухоженными руками.

— Как вам наше представление? — спросил он.

— О, прекрасно! Спасибо. Мы замечательно провели время, — отвечала Ванда.

— Что-нибудь выпить? — предложил чубатый.

Мы вежливо отказались.

— Что ж, тогда можно обсудить детали.

Видимо, при нас с Эльвирой чубатый ничего не хотел обсуждать; он немного замялся, пока наконец ему в голову не пришла идея.

— Не хотите посмотреть животных поближе? — обратился он к нам.

Нас привели к тому упрямому носорогу, который отказался выйти на арену во время представления. Уж как его ни уговаривал дрессировщик, как ни заманивал, как ни бил хлыстом — ничего не вышло. Гордое животное знало себе цену. И публика все правильно поняла — она была полностью на стороне носорога и болела за то, чтобы он не уступил-таки кнуту. И он не уступил. И вот сейчас мы с Эльвирой смотрели в его добрые глаза. Я трогал рог, и мне представилось, что перед нами белоснежный заколдованный единорог. И сразу стало понятно, почему животное отказалось развлекать публику — благородному созданию не пристало балаганничать.

Затем к нам подвели шимпанзе. Эльвира, повинуясь спонтанной наивной радости, чуть нагнулась и протянула к нему руки — шимпанзе, расценив это как призыв, резво прыгнул к ней на шею. Видимо, он любил пышных женщин — принялся трогать свою новую знакомую за грудь, взлохматил ей волосы, но, к счастью, больше сделать ничего не успел, так как его немедленно разлучили с предметом внезапно вспыхнувшего интереса.

— Замечательно, — сказала Эльвира, приводя себя в порядок, — я уже дожила до того, что возбуждаю обезьян!

Встретившись с Вандой, по ее довольной улыбке я понял, что они договорились с балаганщиком. Сам чубатый казался немного расстроенным, вероятно, достигнутое соглашение больше было в пользу Капраловой, чем в его. «Эта своего не упустит», — подумал я.

Простившись с цирком, мы поехали в ресторан. Ванда щедро угощала нас в тот вечер, что только укрепило мои догадки. Вернулись мы поздно.

Бывало, вечером раздавался телефонный звонок.

— Мы заехали за вами. Спускайтесь, поедем гулять, — игриво, но вместе с тем безапелляционно заявляла Капралова.

Мы ехали куда-нибудь втроем, и Ванда пела:

Вообще, она часто пела припев этой песни, когда была не на работе. И это было не случайно. В ее пустой жизни работа — единственное, что придавало всему хоть какой-то смысл. С невероятной мощью — прямым следствием ее природного здоровья, она обрушивалась на решение задач, большей частью выдуманных ею самой, а значит, совершенно бессмысленных. На созидание Ванда, к сожалению, была совершенно не способна. Двигать, ломать, провоцировать, приводить в движение — вот ее призвание. Да, такое тоже нужно, но когда ничего другого нет, начинается сущая трагедия для окружающих.

«Всех отправлю на шоссе книжками торговать», — время от времени в припадке бешенства кричала Ванда, в том числе и на моих бедных методистов. Особенно влетало Рите, Тане и Пете, которые в силу своего воспитания не могли держать удар. Она ругала их за некачественную работу, но на самом деле мстила за молодость. Максиму Петровичу и Зине удавалось включать какие-то неведомые механизмы скунсовой защиты, поэтому Ванда не решалась вступать с ними в открытый конфликт. А так, доставалось всем: Агнессе Карловне — за то, что она не может придумать образ современной детской библиотеки; Аннушке — за ее грубые манеры и неряшливый внешний вид; музейщикам (кроме Эльвиры, конечно) — за их консерватизм в работе; Тамаре и Фирузе — за однообразие спектаклей; Витьке — за подбор фильмов киноклуба и поломки компьютеров во Дворце; Завадскому — за то, что он не участвует в общественной жизни. Меня она тоже, бывало, укоряла, но довольно мягко, рассчитывая, что ее «безграничное доверие ко мне» уже само по себе способно устыдить, а значит, и наказать меня.

Когда вот так поздно вечером Ванда и Эльвира заезжали за мной, мы обычно отправлялись в соседние городки и поселки.

Однажды в очередной раз мы поехали в Гурзуф, который я очень любил.

Ванда купила разливного вина в местном магазинчике и какой-то нехитрой снеди. Мы спустились к морю и устроили на камнях спонтанный ночной пикник. Было хорошо. Нарисованная лунная дорожка и окружающая со всех сторон тьма любовно оберегали нас от всего ненужного. Первая — магнитом притягивала к себе внимание, вторая — помогала держать фокусировку на этом серебряном пути, отсекая все внешнее. Если бы не безостановочная болтовня Ванды да конский смех Эльвиры, то можно было бы смело назвать картину идиллической. Впрочем, я привык к этим помехам и научился неплохо абстрагироваться от них.

— Егор Степанович, да вы не слушаете нас! — обратилась ко мне Капралова.

— Я просто залюбовался видом. Смотрите, как красиво, — попытался я переключить внимание коллег с их глупостей. — С нами разговаривает вечность!

Мои захмелевшие спутницы не смогли включиться в диалог и сразу отстали. Для меня вообще оставалось загадкой: зачем? Зачем Ванда, наверняка чувствуя пропасть между нами, пыталась таскать меня за собой? Что в этом? А может, именно различие между нами и толкало ее к сближению? Будто ее душа что-то смутно чувствовала, будто хотела научиться стать другой, отказываясь верить в то, что это невозможно. Не знаю.

Вместо вечности в тот вечер они вступили в беседу с одним не совсем трезвым типом. Мужчина в возрасте выгуливал свою большую лохматую собаку. Проходя мимо нас, он бросил фразу-тест «милым дамам», на который они могли бы не отвечать, и он пошел бы себе дальше. Но они ответили.

— Что отмечаете? — спросил он.

— Приятный вечер, — игриво ответила Ванда.

Дальше началось пикирование шутками, что в итоге вылилось в неожиданное предложение со стороны того типа… снять трусы; адресовано оно было моей начальнице.

Женщины рассмеялись, а мне было противно.

Редко, но все же случалось и такое, что душа моих спутниц просила танца, и тогда «Вамос а байлар» Софи Таккер крутилась в моей голове весь следующий день. Всё в том же Гурзуфе для своих плясок Ванда и Эльвира облюбовали «Коктейль-холл», куда меня бесцеремонно выдергивали из уютного пятничного или субботнего вечера. Жаль, что Гурзуф, чьи узкие улочки и черепичные крыши я так любил, по этой причине мне довелось чаще посещать в темное время суток.

Поселок был особенно прекрасен во время сиесты. Яркое солнце и жара делали море особенно желанным, и, делая огромный крюк, ноги сами плелись к нему навстречу по булыжной мостовой. Только днем здесь можно было ощутить аромат кексов и сочников из маленькой пекарни или полюбоваться огромной смоковницей, указателем разделяющую улицу на две части. Дерево зачаровывало своей мощью. Красивая и благородная великанша давала укрыться от зноя под своими крупными листьями, а в августе великодушно позволяла срывать с ветвей плоды. Курчавая зелень ее листвы успокаивала всякого путника, как маяк впередсмотрящего матроса на корабле. Но это все было днем, ночью же дерево казалось обыкновенным гигантским монстром.

Ночью в монстров превращались и некоторые люди, благо что в Гурзуфе злачных мест немного, а значит, и меньше рисков обезобразить себя. Для курортного места в летний сезон здесь было очень спокойно. Правда, мы приезжали довольно поздно, когда семейные, которых здесь было большинство, уже отправлялись спать. Как же я им завидовал… Но коли пришел туда, где танцуют, надо танцевать. Наша тройка выписывала мудреные рисунки на танцполе, такие самозабвенные, на какие способны только работники образования. Многим не понять бескорыстность этих плясок, как той сильно подвыпившей девушке с ежиком на голове, которая однажды увязалась за нами. Всего-то я перемолвился с ней парой ничего не значащих фраз, а после принял ее предложение на медленный танец. Эта истеричка порвала мне футболку, пытаясь вытащить меня из машины.

— Какой вы, однако, наивный, — всю дорогу подтрунивала надо мной Ванда под громкий хохот Эльвиры. — Наивный сердцеед.

Как-то с нашей странной троицей произошел целый детектив. Все началось из-за машины Толмачевой. Однажды около шести утра ее разбудил звонок с незнакомого номера. Сонная Эльвира нащупала рукой телефон на тумбочке и молча приняла вызов.

— Алло, — произнес мужской голос. — Я тут… В машине… В вашей, в смысле… Девушка, вы слышите меня?

По голосу Эльвире показалось, что мужчина пьян и, разумеется, звонит кому-то другому, поэтому она положила трубку. Поскольку время было раннее, еще можно было немного полежать перед работой и даже чуть вздремнуть, но дрема не шла. Эльвира вдруг подумала о своей машине, о том, как хорошо, что она у нее есть, и что все-таки лучше поставить сигнализацию, чтобы вот такой придурок, как этот, не смог позвонить и дерзко пошутить над ней. Она почему-то улыбнулась, представив это, но улыбка тотчас сошла с ее лица, когда вновь раздался телефонный звонок. Звонил тот же тип.

— Слушаю, — начала терять терпение Эльвира.

— Девушка, не вешайте трубку. Это я. Я в вашей машине. Выпустите меня отсюда…

— Что? В моей? Не может быть.

— Вы Толмачева Эльвира Николаевна?

— Я сейчас.

Эльвира быстро встала, накинула халат и в домашних тапках выскочила из квартиры. Красный «рено» стоял во дворе, и потому через две минуты Эльвира уже стояла перед дверцей заднего сиденья своего авто. Она открыла машину, и оттуда вылез еще не протрезвевший помятый парень лет двадцати пяти.

— Ох, — только и смогла произнести Эльвира и кинулась в салон, чтобы проверить, все ли там на месте. Сильный запах перегара подтверждал догадку о том, что незнакомец провел в машине целую ночь. На сиденье лежала ее визитка и выпитая бутылка воды, вытащенные из кармана дверцы.

Эльвира была в бешенстве. Преисполненная решимости разобраться с этим проходимцем, она, выйдя из машины, вдруг обнаружила, что его уже нигде нет.

— Вот черт, — всплеснула руками Эльвира.

Позже, анализируя случившееся, она пришла к выводу, что, скорее всего, забыла закрыть правую заднюю дверь. Левая задняя была заблокирована «детским замком». Видимо, пьяный гость, выбирая место для ночлега, подергал наудачу ручку, обнаружил, что дверца открыта, залез, а, проснувшись рано утром, пытался выйти через другую дверь, которая так просто открыться не могла. Тяжелое похмелье не дало ему как следует раскинуть мозгами; пребывая в панике, он нашел визитку и принялся названивать хозяйке авто.

После этого Эльвира решила ставить машину в гараж двоюродного брата мужа, который жил не очень далеко от них в собственном доме. Да, это было слегка напряжно для обеих сторон, но страх лишиться автомобиля оказался значительно выше необходимости пройти квартал до гаража.

Историю «про угон» Эльвира рассказала всему отделу, когда заходила покурить на наш балкон. Мы посмеялись и решили, что все обошлось наилучшим образом.

Через пару дней Ванда попросила меня составить ей компанию выпить бокал вина. Она выглядела очень уставшей и расстроенной, что для меня было неудивительно, ведь если ты по духу клоунесса, то значит, в глубине души ты очень несчастный человек. Действительно, ее настроение менялось волнами и впадало из крайности в крайность. Когда Ванду вдруг накрывала волна очередного осознания собственного несчастья, мне становилось искренне жаль начальницу, и, если в эти моменты она обращалась ко мне, я никогда не отталкивал ее.

Мы отправились в «Ветерок». Там под джазовые песни Розы хорошо было пить вино и неспешно разговаривать. Ванда принялась рассказывать о себе. Выяснилось, что она рано лишилась родителей и воспитывалась теткой, которая так и не смогла заменить ей мать, поэтому юдоль сиротства навсегда осталась с ней. Затем она поведала о своем бывшем муже, как он нагло изменял ей, беспощадно унижал, обкрадывал и в конце концов бросил. Ванда плакала. Она была абсолютно беззащитной сейчас, но самое главное — я совершенно ничем не мог ей помочь. Мне было неловко оказаться свидетелем этого откровения, но встать и уйти было еще более невозможным.

К счастью, поменять настрой вечера помог звонок Эльвиры.

— Какая-то она возбужденная была, — делилась со мной Ванда, — сейчас к нам приедет.

Действительно, подъехавшая к нам примерно через четверть часа Эльвира выглядела крайне взволновано.

— Идемте покурим, — сходу предложила она, даже не присев за столик.

Я вышел вместе с ними. Эльвира стояла спиной к улице, мы же наоборот — лицом к ней.

— Видите мою машину? — не поворачиваясь к дороге, спросила она у нас.

— Ну, — ответила Ванда.

— А где-то слева стоит черный джип. Увидели?

— Что дальше?

Я чувствовал, как в Ванде начинал пробуждаться живой интерес к этой истории.

— Тихо. Не смотрите в его сторону. Мы просто стоим курим и болтаем. Так вот, он за мной следит. Я заметила его, когда после работы поехала за дочкой в музыкальную школу. По дороге мы с ней заскочили в магазин за продуктами — вчера поздно вечером ко мне приехала сестра с семьей, и я хотела приготовить ужин по случаю их приезда, — а он опять за нами. Тогда я решила оставить детей с гостями и проверить, поедет ли он снова за мной. Села в машину, сделала пару кругов по городу, приехала сюда, и вот он здесь. Не знаю, что и делать теперь.

— Хм. Может, подойти к нему и спросить напрямую? — предложила Ванда.

— А может, лучше позвонить в полицию? — сказал я.

— И что я скажу? Мне нечего толком предъявить, кроме своих подозрений.

— Ой, ну что бы вы без меня делали, — кокетливо произнесла Ванда и принялась кому-то звонить.

Она звонила своему знакомому — отставному то ли майору, то ли подполковнику, который, по словам Капраловой, уже долго обхаживал ее, добиваясь взаимности. Тот самый могущественный Сергей Сергеевич, кого так часто упоминала в своих рассказах Ванда.

— Сергей Сергеич сейчас в Партените. Едем к нему, — торжествующе объявила она.

И мы поехали. Джип продолжал следовать за нами, и хотя уже почти совсем стемнело, в зеркале заднего вида мы хорошо видели преследователя.

— Вот видите, видите, он едет за нами, — повторяла Эльвира.

— Ничего, — успокаивала Ванда, — даю слово, что скоро все это закончится.

Она сидела впереди, потому что сзади ее часто укачивало. Курила и бубнила всю дорогу:

— Мой Сергей Сергеич, он, знаете, какой?.. Я не завидую этому джипу. Разделает его под орех!

Но почти у самого поворота на Партенит случилось непредвиденное — наша машина предательски заглохла. Остановилась, и все тут, словно упрямая кобыла, не желающая сдвинуться с места. Я видел перепуганные лица женщин, и мне кажется, даже слышал, как бьется на двоих одно сердце. Впрочем, мое сердце тоже бешено заколотилось, когда перед нами остановился джип-преследователь. Из машины вылезли двое. Первый — здоровенный лысый амбал лет за сорок, второй — молодой худощавый парень. Они не спеша направились к нам.

— Ой, вон тот парень, это он залез ко мне в машину, — закричала Эльвира и на автомате схватила телефон в руки.

Однако времени на то, чтобы подумать, куда звонить, у нас не было. Амбал уже стоял у дверцы со стороны водителя и качал головой, что могло означать лишь одно: «Даже не думай звонить».

— Опусти стекло, — скомандовала Ванда, — а вы, — теперь уже она обращалась ко мне, — сидите и молчите. Я — сумасшедшая, мне ничего не будет, а вот у вас могут возникнуть неприятности.

— Мужчина, что вам от нас нужно? — строго спросила Капралова.

Амбал окинул взглядом салон и выжидающе молчал.

— Простите, я могу вам чем-то помочь? — чуть сбавила тон Ванда.

Наконец лысый тип сказал:

— Тот парень, — он показал на своего юного товарища, — пару дней назад в этой машине потерял очень дорогое кольцо. Верните его нам, и мы вас не тронем.

Ванда и Эльвира удивленно переглянулись.

— Да, но тут не было никакого кольца, — принялась объяснять Эльвира внезапно осипшим голосом.

— Не хотите, значит, отдавать? — спокойно спросил амбал, и в этом спокойствии было столько угрозы, что мы не на шутку перепугались.

— Слышал, что тебе ответили? Нет у нас никакого кольца, — с заднего сиденья сказал я.

Вообще, я в таких делах, признаться, не большой храбрец, я и драться-то совсем не умею, но точно знаю, что тут главное — опередить собственный страх. И всякий раз, когда я все-таки (к счастью, не часто) оказываюсь в таких ситуациях, я вдруг обнаруживаю в себе какую-то глупую подростковость, ребячество. От этого становится стыдно перед самим собой, что вот так по-детски — на грубость и хамство, и сразу начинает учащенно биться сердце, и все внутри разъедает гремучая смесь гнева и страха.

— А я не с тобой разговариваю, — бросил мне амбал. — Но если ты хочешь поговорить — я не возражаю.

— Так, мужчины, мужчины, подождите, — вмешалась Ванда. Она вышла из машины и подошла к лысому. — Давайте во всем хорошенько разберемся. Значит, вы утверждаете, что ваш друг в ту ночь, когда ночевал в машине Эльвиры Николаевны, обронил кольцо?

— Именно.

— Теперь мы попросим Эльвиру Николаевну рассказать, что она обнаружила в салоне своего автомобиля.

— Я ничего там не нашла, — заявила Эльвира. — Ровным счетом ничего, кроме моей собственной визитки и выпитой бутылки воды на заднем сиденье.

Тут амбал бросил взгляд в ту сторону, где сидел я. Мне показалось, что ему в голову пришла какая-то идея.

— Машину внутри мыли после этого? — спросил он.

— Не успела еще, ко мне гости приехали.

— А ну, выйди из машины, — бросил мне амбал. — А ты включи свет в салоне, — приказал он Эльвире.

Согнувшись в три погибели, здоровяк начал внимательно смотреть под сиденьями, а затем принялся аккуратно вытаскивать коврики. Вскоре мы услышали довольный выдох, амбал что-то крепко зажимал в кулаке.

— Покажите хоть, что за кольцо? — заинтересовалась Ванда.

Мужчина разжал кулак, и на его ладони мы увидел кольцо с каким-то довольно большим камнем. Затем, не говоря ни слова, он быстро вылез из машины, влепил смачную затрещину своему незадачливому компаньону, который так и продолжил стоять на одном месте, и они уехали.