Методотдел

Глава XXVI, в которой начальник методотдела представляет свое видение будущего Дворца

В назначенный час все сотрудники Дворца собрались в театральном зале. В первом ряду сидели Горовиц, Ванда, Эльвира и Инга Кузьминична. Это была, так сказать, основная комиссия по приемке новой концепции. Остальные рассредоточились по залу и сидели небольшими стайками. Мои разместились в третьем ряду все вместе: улыбающийся Петя, немного встревоженная Таня, задумчивая Рита, кислолицая Зина, ухмыляющийся Максим Петрович — все как обычно.

Когда уже все расселись, в зал тихо вошел неизвестный мне пожилой мужчина. Незаметно для остальных он сел в самое крайнее к проходу кресло, по-хозяйски положив ногу на ногу. С бабочкой на шее и в белоснежном пиджаке он выглядел эдаким старомодным щеголем. Уголки рта были опущены вниз, а брови приподняты в легком недоумении. Однако больше всего в глаза бросались крашеные волосы, и это было гораздо неприятнее беззвучной походки и разочарованного взгляда. Я понял, что гость оказался здесь неслучайно, и почему-то не ждал ничего хорошего от его визита.

Я ужасно волновался и не только не ждал поддержки, а напротив, мысленно готовил себя к полному разносу. Это было похоже на судебный процесс, где положение обвиняемого совсем безнадежно. Но терять мне было совершенно нечего, ведь я уже находился в несвободе.

Взял микрофон и вышел на сцену.

— Друзья, мы с вами работаем в уникальном месте со славным прошлым. За годы своего существования Дворец столько всего пережил: он то расширялся, то сужался… Самое главное — благодаря вам он выжил. Значит, есть что-то такое особенное в этом деле, а главное — нужное. Но пришла пора подумать, как будет развиваться наш Дворец дальше. Я понимаю, что все то, что я сейчас предложу, может показаться многим абсолютно неприемлемым. Однако все же призываю попробовать. Позволю себе дерзость говорить не только об изменении формата работы, но и об изменении нас самих.

Я старался не всматриваться в лица, а скользить по ним, потому что в массе своей они выражали невероятный скепсис и недоумение. Я боялся, что все это меня собьет, такое уже случалось в моем раннем лекторском опыте. Только в глазах пары человек ощущалась поддержка, но и на них я не стал опираться, чтобы не войти в коварное обольщение.

— Я очень долго думал, какая модель подойдет Дворцу больше всего, — продолжил я. — Необходимо было учесть его историю, эстетику, возможности персонала и ожидания детей и их родителей.

— А можно уже ближе к делу? — перебил меня директор с определенным раздражением в голосе.

Я кивнул.

— Итак, я предлагаю в работе Дворца отказаться от изолированных друг от друга кружков, а объединить их в единое творчество. Для этого необходимо использовать общую для всех легенду, сюжет. Пожалуйста, можно презентацию.

Витька запустил презентацию.

На слайде были круглые механические часы, в самом центре которых размещался силуэт Дворца, а по кругу часовой стрелки шли значки, символизирующие различные направления деятельности: «книга», «амфора», «театральная маска», «подзорная труба», «мольберт», «блокнот» и другие.

— Изображенные артефакты — это своеобразные ключи к новым смыслам Дворца. И каждый ребенок, который приходит к нам, будет связан со всеми. Отныне все наши дети — это воспитанники всего Дворца, а не какой-то отдельной студии. Если хотите, они становятся теперь носителями идей некоего ордена, школы, братства, тайного общества. Можно подумать, как это лучше назвать. Нам нужно создать нечто, с чем дети захотят подтверждать свою идентичность; принадлежность к этому будет составлять особую гордость ребенка, да что ребенка — нам нужно сделать так, чтобы даже во взрослой жизни годы, проведенные во Дворце, считались бы определяющими для становления личности и счастливейшим временем. Амбициозная задача? Чрезвычайно.

Что нужно сделать, чтобы это случилось? Прежде всего, необходимо насытить пространство Дворца символами и символическими действиями. Именно через них можно достичь поставленные задачи. Как шестеренки в часах, они должны оживить весь наш механизм под названием «целеполагание». Впрочем, давайте по порядку.

Все занятия во Дворце будут подчинены общему ходу вещей, в соответствии с чем каждый наш воспитанник, пройдя символическое посвящение, прикоснется к различным знаниям-таинствам. И это будет, что называется, игра в долгую. Ребята буду придумывать истории в нашем «волшебном сундучке» и учиться по-разному их представлять.

Все в этом мире состоит из новелл: больших и маленьких, серьезных и ироничных, счастливых и не очень. У каждого из нас есть свои новеллы, которые заплетаются в судьбу, определяя наш характер, привычки и образ жизни. Одни истории яркие, иные серые, у кого-то интересные истории не успевают сменять друг друга, а кто-то увяз в одной и той же и не знает, как оттуда выбраться. Я подумал, как хорошо, если дети будут учиться придумывать свои истории сами. Пусть при этом они смогут примерять их на себя, выбирать, в каких из них им нравится больше. Разве сформированный вкус к хорошим историям не нужный навык в жизни?

В зависимости от числа воспитанников Дворца, прежде всего учитывая их возраст, будут сформированы группы составом не более пятнадцати человек. Дети каждой группы в той или иной мере смогут принять участие в работе пяти мастерских. Необязательно, что ребенок примет активное участие во всех мастерских, достаточно двух-трех. Каждая группа будет трудиться над одной, ну, может быть, двумя историями в году. Причем за основу может быть взято любое известное произведение. Это может быть все что угодно, обязательно лишь — авторское переосмысление. Представляете, по мотивам сочинений Гомера, Сервантеса, Шекспира, Стивенсона, Кэрролла и многих-многих других дети могут создать новые увлекательные истории.

Итак, мастерские.

На слайде появилась старая печатная машинка.

— В этой мастерской дети будут учиться придумывать истории. Они попробуют заново прочесть многие шедевры мировой литературы и впервые открыть то, с чем еще не успели познакомиться. Для того чтобы это сделать, они узнают, что такое композиция, драматургия, писательские приемы… Им предстоит проделать большую и очень серьезную работу по созданию текста.

На следующем слайде на черном фоне в свете прожектора была представлена кукла-марионетка.

— Свою историю дети затем покажут при помощи кукол. Для этого им придется по собственным эскизам сначала изготовить их, а также декорации, затем подобрать музыку, поставить свет, ну и потом, разумеется, оживить своих кукол и дать им свои голоса.

Далее.

На слайде была изображена распахнутая книга с картинками.

— Придуманную историю нужно будет собрать в книгу. Здесь дети выступят корректорами, дизайнерами и иллюстраторами. Они сами сделают буктрейлеры и займутся пиаром книги в социальных сетях.

Дальше.

Слайд представил заводную механическую игрушку.

— Каждая история будет иметь свою экспозицию в музее. Ребята будут делать связанные с ней арт-объекты и сами займутся проведением экскурсий.

И наконец, последний слайд.

На слайде красовалась античная муза.

— В зависимости от способностей детей придуманная история будет обыграна в вокально-танцевальном жанре мюзикла или в варианте драматической постановки.

Правда, здорово получается?

Разумеется, что новая концепция Дворца потребует полного переформатирования нашей работы. У каждой группы воспитанников должен появиться свой куратор, должны возникнуть мастерские, необходимо будет пополнить штат Дворца некоторым количеством новых специалистов, закупить оборудование и материалы. То есть, конечно, нужно будет серьезно вложиться, и даже не столько финансово, сколько духовно, но может получиться очень интересный проект. У меня все.

Я закончил свою речь. По нахмуренным бровям и кислым физиономиям большинства присутствующих я понял, что аплодисментов мне сегодня ждать явно не стоит. В зале стояла абсолютная тишина — все ждали, что скажет Горовиц. Тот смотрел в пол и молчал, о чем-то думая. Затем он громко выдохнул:

— Ну, не знаю, не знаю… Намудрил ты, братец! Намудрил, кстати, довольно неплохо, красиво, но как-то это…

Эльвира скептически качала головой:

— Вы хоть понимаете, сколько это будет стоить? А что, те музейные экспозиции, которые есть сейчас, уже будут не нужны?

— Почему же не нужны, — пытался объяснить я, — все это будет продолжать свою работу…

— Но я не увидела это у вас! Они полностью выпали из вашей концепции.

Зал загудел.

— И нам что-то отводится совсем уж незавидная роль, — возмутилась Тамара. — Я думаю, что вместо того чтобы с нуля делать кукольный театр, надо усиливать уже существующую театральную студию.

— Где вы возьмете специалистов-кукольников? — спросила Фируза и тут же сама ответила: — А нигде. Их попросту здесь нет.

— Простите, а что будет с библиотекой? — задала свой вопрос Агнесса Карловна.

— Вы меня извините, Егор Степанович, но я думаю, что нам это совершенно не подходит, — сказал Максим Петрович, встав со своего места. — Дворец всегда славился традициями своих кружков, их четкой и слаженной работой, я подчеркиваю, четкой и слаженной, где не было сбоев. Тут же столько непродуманного, умозрительного, что нас явно ожидают провалы. Я не вижу здесь этого совершенно!

— Это не реалистично! — соглашалась Зина.

— А у меня возникает вопрос, как к этому отнесутся родители? — отреагировал Завадский. — Будут ли они и дети готовы к такой сложной схеме? Ведь это увеличит нагрузку на ребят. Если раньше ребенок ходил в одну студию, теперь, получается, ему придется ходить сразу в несколько.

— Совершенно верно, — вторили Завадскому голоса коллег.

— Позвольте мне сказать, — встрял пожилой мужчина, тот самый, что зашел в зал самым последним.

Все обернулись назад, и «старички» Дворца тут же принялись дружно приветствовать его и улюлюкать. Гость полупоклоном поздоровался в ответ. По всему было видно, что говорить он будет много.

— Дорогие коллеги, вчера мы с Ильей Борисовичем пересеклись на одном приеме, и так как я имею некоторое отношение к истории Дворца, он любезно пригласил меня на сегодняшнее обсуждение. Для новых коллег представлюсь — Поликарпов Василий Валентинович. Некогда был здесь директором. Хотя я давно отошел от дел, но по-прежнему внимательно слежу за жизнью Дворца, потому что он — моя жизнь.

Мужчина говорил пафосно-казенно, точь-в-точь как филармонический конферансье из советского времени, и дело было даже не столько в словах, сколько в его голосе и интонации. Они были немного слащавыми, однако самым неприятным казалась какая-то неживая речь выступающего, словно он рассказывал наизусть текст из своей программки. Он напоминал эдакого поэта Цветика из «Незнайки»: «Я при луне люблю мечтать…» — вроде бы и возвышенно, но нелепо.

— Хочу напомнить, что работа во Дворце — это целое служение, самое настоящее подвижничество, — продолжал Поликарпов. — Вся его история говорит об особой миссии — давать детям путевку в жизнь. А это значит, на первый взгляд, учить очень простым вещам: умению дружить, быть искренними, радоваться успехам своего товарища, понимать, что такое чувство собственного достоинства, честь, взаимовыручка. Это все гораздо сложнее, чем научить играть на гитаре или делать мягкую игрушку. Именно наш Дворец всегда был лучшим в этом деле!

Теперь что касается услышанного. Предложенная идея, безусловно, любопытна. Она, знаете, такая яркая, как красивый фантик. Сейчас в моде красивые обертки, когда в погоне за успехом с легкостью предается забвению все надежное и проверенное. Самое печальное, что потом ничего уже не вернешь. И вот в докладе начальника методического отдела я услышал очень тревожный сигнал. Ведь его, с позволения сказать, реформа уничтожит прежний Дворец. Но зачем городить огороды, если наше, фигурально выражаясь, педагогическое сооружение уже давным-давно построено? Не лучше ли направить энергию на укрепление фасада? В конце концов, есть много других замечательных мест, где можно попробовать воплотить в жизнь этот воздушный замок.

Отвечать на все это было бессмысленно. Такая реакция являлась столь ожидаемой, что я не смог сдержать улыбку.

— Что вы улыбаетесь? — спросил директор.

— Когда мне забавно, я улыбаюсь. Сейчас мне забавно.

Мой дерзкий ответ вывел его из себя.

— Так, все! — сказал он. — Достаточно. Ваш проект не принимается. Все свободны. Работаем дальше.

Лицо Горовица выражало досаду, но кроме раздражения на меня было видно, что он недоволен собой, и я сразу понял из-за чего. Должно быть, бедняга ужасно себя корил за простодушное приглашение Поликарпова на мою презентацию. Теперь получалось, что не он, а именно гость решил исход обсуждения. Такового Горовиц никак не мог допустить.

— Впрочем, постойте… — сказал он залу, чтобы люди не успели разойтись. — Мы так накинулись на коллегу — это нехорошо. Я думаю, надо все же дать шанс этому проекту.

Затем он развернулся ко мне.

— Все обозначенное вами требует прежде всего специалистов, под руководством которых дети буду работать. Ведь так?

— Безусловно.

— Так вот, я предлагаю, чтобы ваш отдел подал пример. Сами сочините историю, проиллюстрируете ее, сделаете пару арт-объектов и инсталляций для выставки и в завершение поставьте кукольный спектакль. Ну хотя ладно, пусть будет только спектакль. Если получится интересно, значит, будем запускать проект, не получится — значит, методотдел придется сократить.

В отделе со мной никто не разговаривал, да и между собой в тот день методисты почти не общались. Я понимал, что было причиной этой натянутости, и если бы не субординация, то я бы, верно, услышал много неприятного в свой адрес. Но, клянусь, мне не в чем было оправдываться перед ними. Разве я был виной тому, что они хотели продолжать сидеть в болоте? «Ну что же вы все такие?!» — вопрошал я в сердцах. Даже Петя поддался общему настроению и как-то сторонился меня. Так прошел день.

На следующее утро я решил провести совещание. Все сели за наш большой стол, и никто, кроме Пети, не смотрел в мою сторону. Это был самый настоящий бойкот.

— Коллеги, я прошу меня внимательно выслушать. Я уже давно понял, что вы ничего не хотите менять в работе, но вы тоже должны понимать, что изменения неизбежны, что директор обязательно перезапустит всю работу Дворца. И чем это все станет — неизвестно! Не лучше ли нам самим взять инициативу в свои руки и сделать так, как нам будет интересно работать?

— Но нам не интересно то, что вы предложили! — прервал меня Агарев.

— Я это понял, но и вы, Максим Петрович, со своей стороны ничего не предложили. Точнее то, что вы все предлагали, Горовиц выкинул в корзину. У вас у всех был шанс, но не я отверг ваши предложения, коллеги! Вы видели тот документ, который я передал в приемную. В нем я обобщил все озвученные идеи отдела, ни одну не выкинул, но не прошло. А сейчас я о том, что прошло, хотя бы и на условиях эксперимента. Так давайте попробуем теперь эту возможность. Прошу сказать, на кого я могу рассчитывать.

— На меня, — сразу отреагировал Петя.

Этого было крайне мало. Теперь я ждал поддержки со стороны Бережной и Кайсиной. Конечно, то, что сейчас я впился в них глазами, — это был запрещенный прием. Знаю, что ни та, ни другая не хотели участвовать, но они не могли мне отказать, потому что я всегда был исключительно добр к ним.

— И на меня можете — наконец подтвердила Таня, согласие которой переломило ход совещания окончательно в мою пользу.

— Да, хорошо — согласилась Рита.

Остались двое. Все смотрели на Зину и Максима Петровича, глаза которых были опущены вниз. Они оба, наверняка про себя называя своих коллег предателями, по-прежнему не принимали мой проект, но в складывающихся обстоятельствах осознавали, что вынуждены согласиться.

Первой сдалась Зина:

— Чем смогу…

— Ну, что ж… Давайте попробуем, что из этого получится, — быстро пробормотал Агарев.

Теперь нужно было придумать историю. Но о чем?..