Мгновения

Алексей Высоцкий В НЕБЕ — СКОМОРОХОВ!

Впервые я встретил его в 1943 году, когда войска Северо-Кавказского фронта вели трудные бои за освобождение Крыма. По долгу службы мне довелось тогда заехать к соседям-авиаторам. Их пункт наведения был рядом с нашим НП.

Войдя в блиндаж командира-авиатора, я понял, что попал в неудачный момент. Он распекал летчика, у которого после аварии самолета куда-то исчезли из кабины часы.

Пилот — совсем еще молодой человек с острым взглядом чуть прищуренных карих глаз — держался с достоинством, спокойно. Веселые искорки, прыгавшие в его глазах, свидетельствовали о том, что он не считает себя виновным в происшедшем.

— Есть, пять суток! — четко повторил старший сержант Скоморохов и, повернувшись кругом, вышел.

— Скоморохов?! — повторил я его фамилию. — Это не о нем ли писала недавно наша газета?

— О нем, — буркнул командир. Успокоившись, добавил: — И еще не один раз напишет. У него задатки аса. Жаль, пришлось наказать.

А в том номере наша газета рассказывала о том, как, возвращаясь из разведки, Скоморохов и его ведущий увидели большую группу «мессершмиттов».

— Что будем делать, Скоморох? — запросил ведущий.

Он мог бы и не спрашивать, а решать как старший: командование ожидало разведданные о передвижении войск гитлеровцев на Таманском полуострове: соотношение сил тоже было не в пользу советской пары; кроме того, горючее уже на исходе. Но ведущий запросил Николая не случайно. На боевом счету Скоморохова уже были «юнкерсы» и «рамы», но не было пока ни одного истребителя противника. А он нужен был, очень нужен: чтобы уверовать в себя, чтобы во всю ширь расправить крылья. И Скоморохов ответил:

— Драться!

— Правильно! — подтвердил ведущий. — Атакую, прикрой!

И он врезался в строй «мессершмиттов». Николай неотступно следовал за ним. Не отставал и тогда, когда ведущий на встречном курсе пошел в лобовую атаку. Самолеты сближались с бешеной быстротой. Столкновение казалось неминуемым. Вот-вот…

И тут немецкий пилот не выдержал. Он отвернул в сторону, оказался перед Скомороховым. В то же мгновение трассирующие пули и снаряды разорвали черные кресты, «мессершмитт» клюнул носом и камнем пошел к земле.

И вот я сам увидел Скоморохова. Меня, признаться, привлек цепкий взгляд его удивительно умных глаз. Они будто спрашивали: — А ты, парень, из какого теста?

— А что же с часами? — спросил я командира.

— Да, глупость какая-то… До аэродрома дотянул, самолет спас… А часы куда-то исчезли.

У меня невольно сорвалось:

— А я бы его поощрил!

Вспомнив об этом, я подумал, что нелепая случайность могла отнять у нас пилота, выросшего до генерал-полковника авиации и дважды Героя Советского Союза. Но он стал таким потом. А тогда, как и предсказывал его командир, мы еще не раз читали о Скоморохове в газетах и слушали рассказы очевидцев.

Мы служили в разных родах войск, я — артиллерист, он — авиатор, тем не менее подружились, как говорится, навсегда. Возможно, этому способствовало мое юношеское увлечение авиацией. Учился я в Московском авиационном техникуме, закончил аэроклуб, но по призыву комсомола стал артиллеристом.

Словом, меня всегда влекла удивительная натура Скоморохова. Но о себе он не любил рассказывать. Мне самому доводилось видеть Николая в деле, но больше удалось узнать о нем от его фронтовых друзей. Приведу лишь несколько эпизодов.

…«Лавочкин» капитана Скоморохова набрал высоту. За ним, не отрываясь, следовал истребитель ведомого лейтенанта Горькова. Они выполнили задачу по прикрытию своих штурмовиков в районе Герасдорфа и вместе с «илами» возвращались на аэродром.

Николай Скоморохов кинул взглядом вокруг, чуть задержался на ведомом. «Молодец! — мысленно отметил он. — В последнем бою было трудновато, но Горьков дрался хорошо, смело, грамотно».

В нем счастливо сочетался прекрасный летчик и замечательный учитель. В каждом из начинающих «охотников» он находил и развивал прежде всего индивидуальные боевые качества, делился мастерством и боевым опытом. А ему было чем делиться. Ведь недаром, стоило появиться ему в небе, в эфире раздавалось предупреждение: «Ахтунг, ахтунг! В воздухе — Скоморохофф!»

Внимание капитана привлекла летевшая им навстречу группа наших штурмовиков. «А где же прикрытие?» — подумал Скоморохов. И тут же увидел тройку истребителей старшего лейтенанта Калашенка, сопровождавших «ильюшиных».

«Маловато», — решил Николай. Он-то знал, что налет штурмовиков, с которого они возвращались, разворошил осиное гнездо. Немцы наверняка вызвали авиацию, и она может выйти на группу Калашенка.

Скоморохов бросил взгляд на приборы: горючее и боеприпасы позволяли вернуться к линии фронта.

— Идем прикрывать штурмовиков! — передал капитан ведомому и услышал радостный возглас Калашенка.

Скоморохов ценил этого офицера, шутя называл его «щитом Героя». Калашенок обеспечил своему ведущему Николаю Краснову шестнадцать побед в воздушных боях.

Капитан Скоморохов занял место ведущего и передал на командный пункт о принятом решении. Правильность его вскоре подтвердилась. При подходе к цели он увидел большую группу вражеских самолетов: тридцать четыре «фокке-вульфа» и «мессершмитта».

Фашистские самолеты явно готовились помешать работе наших «ильюшиных». Скоморохов понял это по строю.

— Атакуем всей группой, — передал капитан, и пятерка истребителей устремилась на врага. Расстояние быстро сокращалось. Уже отчетливо видны черно-белые кресты на крыльях вражеских истребителей. С короткой дистанции Скоморохов открыл пушечный огонь по ведущему второй группы. «Фоккер» клюнул и, задымив, вошел в крутое пике. Тут же упал второй вражеский истребитель.

Дерзкая атака русских и гибель двух самолетов вызвали в группе «фоккеров» переполох.

Делая горку снизу сзади, Николай сбил второй самолет и, набрав высоту, снова устремился на врага. Догнав вражеский истребитель, капитан сбил и его пушечным выстрелом. В тот же миг пара «фоккеров», идущая сверху спереди, с боевого разворота атаковала самолет Скоморохова. Но стремительно сблизившийся с ней Борис Горьков точной очередью поджег ближнюю машину. Второй «фоккер», не приняв боя, ушел вниз.

— Отлично! — похвалил командир Горькова. Тот отправил на землю еще одного врага. Скоро пятерка довела счет сбитых в этом бою вражеских самолетов до восьми.

— Пятеро против тридцати четырех! — повторил командующий 17-й воздушной армией генерал-полковник авиации Судец, когда ему доложили о том бое. — Молодцы!

В сдержанном тоне генерала слышалось восхищение. С мягкой улыбкой глянув на командира авиадивизии, он спросил:

— Что вы еще хотите доложить мне?

— Пожалуй, все, — спокойно ответил подполковник. — Могу лишь добавить, что каждый из трех гитлеровских самолетов Скоморохов, как обычно, сбил с первой очереди.

— Это его почерк, — отметил командующий.

— Ни одного лишнего движения. И точность необыкновенная.

— А что вы, Шатилин, считаете главным в характере командира эскадрильи? — спросил командарм у подполковника.

— Храбрость и мужество, воля и выдержка, — не задумываясь ответил подполковник. — Так все считают.

— Все, говорите? Да, этого у Скоморохова не отнять. Но мне думается, главное лежит поглубже. Здесь другое, подполковник, — талант. Когда он в небе, нет Скоморохова — есть машина с его человеческим сердцем, с его нервами, идущими от мозга к лонжеронам. — Генерал посмотрел в небо: — Вы только взгляните, как он пилотирует: будто самолет его легкими дышит, они друг друга чувствуют.

— Капитан — очень цельная натура, — подтвердил командир дивизии, — на редкость собран и трудолюбив. За эти качества его и уважают летчики. Больше того, они верят ему.

Шли дни… Обстановка под Будапештом достигла наивысшего накала. На земле развернулось танковое сражение. И в небе почти не смолкал гул авиационных моторов.

Николай совершал по три-четыре боевых вылета в день. Он знал, что в составе авиадивизии врага, противостоящей 17-й воздушной армии, есть настоящие летающие «волки», избороздившие небо Югославии и Греции, Польши и Англии, Франции и России и имевшие на своем счету немало побед. Асы имели громадный боевой опыт, летали на современных машинах, в совершенстве владели техникой пилотирования.

Над Венгрией капитан сбил очередной «мессершмитт». Он взорвался в воздухе. Николай не знал, кто был его противником. Зато немцы знали, кто сбил их самолет. «Ахтунг, ахтунг! В воздухе — Скоморохофф!» — тут же передали вражеские радиостанции.

— Они тебя, Коля, как важную персону, по радио объявляют, стало быть, по почерку узнают, — шутил Кирилюк.

Сбитый Скомороховым самолет пилотировал ас. Николай это сразу почувствовал. Самолет гитлеровца чертил в небе причудливые зигзаги и самые замысловатые фигуры. И все же Скоморохову удалось поймать его на вертикали.

О бое Скоморохова с немецким асом все уже стали забывать, но вскоре случай вновь напомнил о нем…

Николай во главе группы истребителей был на патрулировании. Внизу, под ними, кипел бой. Скоро показалась группа «фоккеров». По команде Скоморохова в ее строй врезалась тройка Виктора Кирилюка. Прикрывавшие «фокке-вульфов» четыре «мессершмитта» ввязались в схватку. Николай Скоморохов отбил атаку.

Но из-за солнца спикировала новая пара «мессеров». Капитан увидел, как мелькнул желтый кок, и ведущий фашистских стервятников пристроился сзади к самолету Алексея Маслова.

«Собьет!» — мелькнуло в сознании командира. Резко бросив свою машину вниз, он дал заградительную очередь. Гитлеровец круто, почти вертикально взмыл вверх. А в это время с боевого разворота пара «мессершмиттов» атаковала Николая. Но, к счастью, неудачно.

Немецкие истребители снова стали набирать высоту. Скоморохов и Горьков устремились было за ними. Но их ведомый внезапно правым разворотом круто пошел вниз.

«Известный трюк», — усмехнулся Николай.

— Догнать и сбить, — приказал он Горькову. — А я полезу за ведущим…

Маневр, атака… Но «желтококий» скольжением уходит из-под удара, набирает высоту. «Ничего не скажешь, чисто сработано. По всему видно, ас. Ему не откажешь в смелости маневра и пилотажа», — глаза Николая цепко следят за каждым движением «мессера». Фашистскому летчику удается подвести Скоморохова под солнце, ослепить его. Желтый кок теперь кажется черным, как и весь «мессершмитт».

Сейчас ас ринется в решающую атаку. Но Николай давно придумал, что противопоставить противнику. Он стремительным боевым разворотом атакует сам. Однако и гитлеровец, в свою очередь, искусно ушел из-под удара. Разворот и еще атака. Но «желтый кок» снова избежал поражения.

Да, пилот «мессершмитта» опытен и расчетлив. Скоморохову даже кажется, что его почерк ему знаком. Только где он встречал этого летчика?

Ас завершает сложные фигуры высшего пилотажа на самых казалось бы невероятных положениях и атакует. Но Скоморохов — мастер высшего пилотажа. Он всякий раз находит контрманевр, стремясь занять выгодное положение для поражения врага с первой очереди. Однако всякий раз врагу удается уйти из-под удара.

А высота растет. Семь тысяч пятьсот… восемь… Зубы крепче сжимают кислородный мундштук. Стрелка неумолимо ползет вверх. В висках покалывает от недостатка кислорода. Все труднее дается маневр. Брови упрямо хмурятся. Минутой раньше или позже, все равно он собьет «желтококого».

В груди нарастает злость: «Черт знает какая у этого немца выдержка и реакция!»

Николай не знает, что то же самое думает о нем гитлеровский ас. Ему хочется сбить русского, и он идет на риск.

Альтиметр показывает почти десять тысяч метров, когда Скоморохов поймал в перекрестие прицела осиное туловище «мессершмитта». Обычно это означало конец.

Николай положил было палец на гашетку, но тут же отпустил ее, не дав очереди. В прицеле было два «желтококих»… В глазах двоилось от недостатка кислорода. Момент был упущен…

Фашист стал явно осторожничать. Что ж, тогда рискнет он, Николай… И снова атака в лоб. Но выгодного положения занять не удается. Фашистский ас уходит из прицела, и Николай с разворота опять идет в лоб.

Самолеты сходятся, бешено ревя моторами… Расстояние сокращается. Снова рябит в глазах… Но теперь Николай жмет на гашетку до конца… «Желтый кок» неестественно дергается и падает вниз…

Темно в глазах. Какая-то сила вращает «лавочкина» вокруг продольной оси. Мелькают «желтые коки», плывут круги от винтов «мессершмиттов», и Николай проваливается в пустоту.

В шлемофоне тотчас раздаются какие-то звуки. Скоморохову кажется, будто кто-то зовет его. Голос едва слышен.

«Лавочкин! Лавочкин! Кто штопорит!» Смысл этих слов не сразу доходит до сознания Николая. И голос кажется очень знакомым.

«Да это же Гриша Онискевич со станции наведения», — наконец вспоминает Николай. Усилием воли он открывает глаза. Его самолет, вращаясь в штопоре, летит к земле.

— Я — Скоморох! Я — Скоморох! — отвечает он, силясь выровнять машину.

— «Мессер» упал и горит, — передал Онискевич. — Пилот спускается на парашюте.

За крылом мелькнул белый купол и поплыл под самолетом. Выровняв машину, Николай облетел вокруг сбитого летчика и, убедившись, что ветер гонит его парашют в расположение наших войск, пошел на посадку.

На допросе выяснилось, что сбитый Скомороховым немецкий ас — один из летчиков известной «Бриллиантовой эскадрильи». Он стоял, выпятив увешанную крестами грудь, и неохотно цедил слова, отвечая на вопросы.

— Да, я ас, — подтвердил пленный. — На моем боевом счету пятьдесят три сбитых самолета: английских, французских, югославских, польских…

Видимо, осмысливая происшедшее с ним, минуту подумал и добавил:

— Немало и русских…

— Однако сбил вас именно русский летчик, — вставил полковник.

— Случай! — небрежно пожал плечами немец. — Хотя ваш пилот, видимо, тоже ас.

— Да, конечно. Вас сбил Скоморохов.

— Скоморохофф?! — удивился пленный. — Но его не было в воздухе… Нас не предупреждали.

Гитлеровский пилот не решался сказать что-то важное. И все же верх взяло желание хоть как-то оправдать свое поражение в воздушной схватке с русским, он не выдержал, признался:

— Ваш Скоморохофф две недели назад сбил командира «Бриллиантовой эскадрильи». Я его заместитель…

…24 июня 1945 года праздничная, ликующая Москва чествовала победителей. Капитан Скоморохов шел в первой шеренге сводного полка 3-го Украинского фронта рядом с боевыми товарищами мимо Мавзолея Ленина. Две Золотые Звезды Героя Советского Союза горели на его груди.