Мгновения

Валентин Саблин ГЕРОЙ ИЗ ГЕРОЕВ

Первую мировую войну драгун 5-го Каргопольского полка Иван Тюленев прошел от начального до последнего выстрела и получил «полный бант» Георгиевского кавалера — два золотых и два серебряных креста. Маршал И. Х. Баграмян в статье, посвященной своему учителю, вспоминал, что Ивану Владимировичу было о чем рассказать. Ведь он не покидал седла всю войну. О его боевых делах в ту пору я был наслышан от моего однокашника по Ленинградским высшим кавалерийским курсам К. К. Рокоссовского, они оба сражались в одном полку… Помню, как-то слушатели окружили и попросили Костю (так звали мы в неслужебное время Константина Константиновича) поведать о службе в кавалерии до революции.

— Чего толковать обо мне, — ответил он. — В нашем Каргопольском были настоящие герои, такие как Иван Тюленев. Он за бесстрашную удаль и необыкновенную воинскую предприимчивость получил полного Георгиевского кавалера. Под деревней Вулька, что в западной Польше, он принял на себя командование взводом, так как перетрусивший офицер ретировался в тыл, увидев подразделение немецких улан. Тюленев повел конников вперед и в лихой сабельной атаке расправился с врагом, взяв трофеи и пленных. Отличился он и в боях под Паневежисом, когда благодаря его храбрости была захвачена вражеская батарея.

В Государственном Историческом музее хранится документ, удостоверяющий, что после февральской революции член полкового солдатского комитета гражданин Тюленев Иван Владимирович сдал знаки воинской доблести в Фонд революции.

…В начале весны 1982 года газета «Правда» опубликовала короткую заметку о золотой шашке героя гражданской войны комбрига Тюленева. В буклете «Русское оружие» среди других фотографий, на которых изображены палаш князя Скопина-Шуйского, сабля Пожарского, шпага Голицына, сабля генерала Кульнева и личное оружие генералов Дорохова, Халецкого, Черняева и других, я увидел шашку генерала армии Тюленева. К ней был предпослан текст:

Чрезвычайно интересна шашка генерала армии Тюленева. На обеих сторонах клинка на золотом поле выгравированы картины из жизни Первой Конной армии. Рукоять клинка, сделанная из слоновой кости, с резьбой, позолочена. На головке рукояти — Государственный герб СССР.

В день празднования 4-й годовщины создания Красной Армии пленум Московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов чествовал героев отгремевших битв.

Этим подарком и была богато отделанная золотая шашка, хранящаяся ныне в музее.

— Шашку мы получили в дар безвозмездно в 1965 году, — сказал сотрудник музея Георгий Антонович Коломиец. — Цены ей нет. И не потому, что на изготовление потребовалось 365 граммов золота (в голодный-то 1922-й год!). По конструкции и великолепной художественной отделке ей, пожалуй, не найдется равных. Грамота к шашке была выдана еще при жизни В. И. Ленина.

Этот факт хорошо известен: генерал армии не раз рассказывал мне о встречах с вождем революции, об одной из которых он писал:

С золотой шашкой командарма Тюленева видели тбилисцы — большие ценители холодного оружия, — когда в 1938—1940 годах командующий Закавказским военным округом принимал первомайские и ноябрьские парады войск тбилисского гарнизона. В 1940 году блеск этого клинка восхищал москвичей и гостей столицы, когда по Красной площади проезжал на коне командующий войсками Московского военного округа генерал армии И. В. Тюленев.

В конце двадцатых годов на груди Тюленева красовались три ордена Красного Знамени, полученные на полях гражданской войны. Кстати, отметим любопытную деталь: эти ордена значатся под номерами 6, 61 и 64.

По словам маршала Г. К. Жукова, «в то время такая высокая честь оказывалась только героям из героев».

Известно, что в грамотах к орденам Красного Знамени очень скупо говорится о подвиге, за который герой удостаивался почетной награды. Я знал, что один из орденов завоеван в боях против белопольских интервентов летом 1920 года под г. Броды. В. И. Ленин, внимательно следивший за действиями ударной группы фронта — Первой Конной, 4 августа 1920 года направил в Реввоенсовет Югзапфронта телеграмму:

В редакционной сноске к телеграмме есть такие слова:

Подробно анализируя сражения той поры в своей книге «Первая Конная в боях за социалистическую родину», Тюленев ни слова не уделил действиям 2-й кавбригады, во главе которой он не раз обращал в бегство сильного противника. Но среди семейных реликвий И. В. Тюленева хранится приветствие по случаю 80-летия со дня рождения Ивана Владимировича от конармейца (впоследствии генерала, бывшего адъютанта С. М. Буденного — П. П. Зеленского.

Приближение грозы сорок первого чувствовалось все явственнее. И потому все активнее развертывалась подготовка к отпору возможной агрессии со стороны фашистской Германии. Уже тогда многие военачальники задумывались о характере предстоящих действий. Примечательна в этом плане и позиция И. В. Тюленева. Вот лишь один штрих.

23 декабря 1940 года в Москве проводились сборы высшего командного состава Красной Армии. На этих сборах выступили с докладами: К. А. Мерецков — «Итоги и задачи боевой подготовки Сухопутных войск, ВВС и оперативной подготовки высшего комсостава»; командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков — «Характер современной наступательной операции»; начальник Главного управления Военно-Воздушных Сил Красной Армии генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов — «ВВС в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе»; командующий войсками Московского военного округа генерал армии И. В. Тюленев — «Характер современной оборонительной операции»; командующий войсками Западного Особого военного округа генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов — «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв».

Бросается в глаза удивительная солидарность докладчиков: кроме одного, все озабочены проблемами наступления. Создавалось впечатление, что они были загипнотизированы мыслью: если завтра война, то все беды обрушатся на противника, и он будет разбит на собственной территории одним могучим ударом. Это мнение усиленно поддерживалось в умах широких масс. В памяти многих те годы остались как времена, когда «боялись говорить, что можно обороняться». Остается только догадываться, какой реакцией был встречен доклад Тюленева, посвященный исключительно обороне.

По словам очевидцев, многие хихикали, провожая взглядами «незадачливого» докладчика. Были и сожалеющие взгляды, так как перед ними явился живой «оборонец», что было тогда равносильно «пораженцу».

…И вот наступила суббота 21 июня 1941 года. Вспоминая о тревогах того последнего мирного дня, И. В. Тюленев писал в книге «Через три войны»:

В четвертом часу ночи 22 июня Тюленев в сопровождении коменданта Кремля шел к маршалу Ворошилову. Всего несколько минут потребовалось для того, чтобы командующий Московским военным округом стал командующим войсками Южного фронта: так распорядился нарком обороны.

Эти войска должны были, как указывалось в оперативной директиве: всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу (подчеркнуто мною. — В. С.). Но граница была нарушена везде и силами, намного превосходящими наши.

Последние дни июня командующий Южным фронтом генерал армии Тюленев, военный совет и штаб были заняты исключительно развертыванием основных сил. На могилев-подольском и каменец-подольском участках на помощь 18-й армии спешили два стрелковых корпуса. На бельцском командующий фронтом ввел в бой соединения Дашичева, Белова, Егорова, Новосельского.

Собирать войска в кулак, маневрировать и наносить контрудары мешала вражеская авиация, абсолютное превосходство которой не вызывало сомнений. Фашистские стервятники почти беспрерывно бомбили скопления пехоты, мосты, железнодорожные узлы.

Утром 2 июля враг перешел в решительное наступление на всем Южном фронте, но, встретив упорное сопротивление, отступил. Этому способствовали авиаторы фронта, наносившие массированные удары по скоплению танков, артиллерии и пехоты противника. За четыре дня наши летчики уничтожили 71 самолет противника, потеряв в боях только 23 машины. В этот день командующий фронтом нашел несколько минут, чтобы написать письмо домой.

Однако до победы было далеко, и генерал знал это лучше многих других. Он вспомнил, как жена, провожая его на фронт, спросила на прощание:

— Надолго… это?..

— Года на три… Не меньше!.. Придется туго и вам, и нам…

…Между тем противник, используя инициативу, внезапность, высокую подвижность своих войск, по заранее разработанному плану концентрировал силы на избранных направлениях. Принцип был хорошо известен командующему фронтом, но генерал армии ничего не мог противопоставить этой, далеко не новой стратегии, кроме стойкости своих солдат и командиров. Острая нехватка моторов, артиллерии, бронебойных снарядов, инженерных средств и средств связи и еще многого, без чего была немыслима устойчивая и длительная оборона, — все это пока не сулило успеха.

Командующий фронтом ожидал, что генералы вермахта нацелят свои ударные группировки на стыки между частями, соединениями и фронтами. Недаром все военные авторитеты называли стыки «гиблым местом» всякой обороны. Именно на стыках фашисты прорывали позиции, совершали скачок в глубину, нарушая коммуникации, сея панику, деморализуя обороняющихся. Именно так было на Западе, где этот метод полностью оправдал себя. На советско-германском театре военных действий он сплошь и рядом давал осечку.

…Войска Южного фронта, сдерживая врага от Коломны до Черного моря, изнуренные непрерывными кровопролитными боями, медленно отходили за Днестр; соединения левого крыла при активной поддержке Черноморского флота, находившегося в оперативном подчинении командующего фронтом, надежно прикрывали границу по нижнему течению Дуная; в центре продолжались тяжелые оборонительные бои.

Здесь подвижные группы агрессора прорвали линию фронта. На оперативной карте командующего вырисовывался вражеский клин, который генерал армии Тюленев решил обрубить у самого основания. И хотя сил и средств для этого было недостаточно, он приказал двум корпусам 9-й армии нанести контрудар по флангу противника: понеся большие потери, фашисты в замешательстве остановились. Большие мастера фланговых охватов, гитлеровские генералы оказались сами весьма чувствительными к угрозам с флангов и тыла. После этого Иван Владимирович не раз повторял своим генералам и офицерам:

— Мы с вами — дома. Враг — незваный гость. Он должен нас бояться. Главное сейчас — выиграть время. Пока у нас мало техники, вооружения, боеприпасов, но у нас есть упорство, стойкость, правота…

Характерно, что в своих приказах, распоряжениях, директивах генерал армии Тюленев не употреблял таких слов, как «стоять насмерть» или «ни шагу назад», чаще всего встречались выражения «ни метра не сдавать без боя», «ни шага без упорной борьбы!» И хотя понимал генерал армии, что его могут обвинить в мягкотелости, отсутствии твердости, иначе поступать не мог, глубоко сознавая, что без метра родной земли воевать еще можно, а без опытных обстрелянных воинов легко потерять не метры, а десятки и сотни километров территории, причем за более короткий срок.

Самое пристальное внимание командующий обращал на левое крыло своего фронта, где Дунайская флотилия активно поддерживала Сухопутные войска. В первые дни войны форсировать Дунай врагу так и не удалось. За три недели он не продвинулся ни на шаг. Более того, войска Южного фронта сами перешли в наступление и овладели плацдармом на правом берегу реки глубиною до четырех, а по фронту — до 65 километров, основательно потрепав противника на его собственной территории. Спустя десятки лет Иван Владимирович отмечал этот исключительный факт, и больше всего сожалел о том, что это был единственный случай, когда боевые действия проводились на земле врага уже на пятый день войны.

Об этом героическом эпизоде мне не раз приходилось слышать от самого Ивана Владимировича. Спустя сорок с лишним лет вице-адмирал В. Григорьев напишет:

Такие награды в первые дни войны были большой редкостью!

Семьдесят дней войска Южного фронта под командованием генерала армии И. В. Тюленева сдерживали чудовищный натиск гитлеровской военной машины на юге страны. Обе стороны несли потери. Но темпы продвижения немецко-фашистских войск резко снизились. «Блицкриг», рассчитанный на победу в двухмесячный срок, на полный разгром России, явно забуксовал. Шел уже третий месяц войны…

…Август сорок первого готовился сдавать вахту осеннему месяцу, дым войны подступал к Днепру. У Днепропетровска враг прорвался на левый берег. Именно на границе Южного и Юго-Западного фронтов, входивших в Юго-Западное направление, командование которым было поручено Маршалу Советского Союза С. М. Буденному.

По приказу Тюленева войска резервной армии Южного фронта, не успев доформироваться, контратаковали противника. Ее боевыми действиями и обороной города руководил непосредственно генерал армии Тюленев, сознавая стратегическую важность этого участка. Некоторые районы Днепропетровска переходили из рук в руки. Совсем некстати осколок раздробил ногу. Ранение оказалось серьезным.

В личном архиве командующего фронтом обнаружилась записка-донесение главкому направления:

Последнее предложение в записке было зачеркнуто, дальше шла приписка:

Адъютант командующего фронтом Н. Рыжов, человек дотошный и скрупулезный в любых обстоятельствах, дополнил записку словами:

Но судьба распорядилась иначе — самолетом он был отправлен в Москву. К трем тяжелым ранениям гражданской войны добавилось четвертое, не менее тяжелое.

Менее месяца понадобилось главному хирургу московского госпиталя Петру Васильевичу Мандрыке, старому другу Тюленева, чтобы уберечь ногу от ампутации. Сухожилие, наконец, срослось, к середине октября Иван Владимирович начал ходить без костылей.

Маршал Тимошенко, навестивший генерала армии, сдержал слово — в тот же день передал письмо Тюленева Верховному Главнокомандующему. Утром 13 октября 1941 года генерала армии вызвали в Ставку, провели в рабочий кабинет главы правительства. Оставив трость за дверью, Иван Владимирович вошел, стараясь не хромать. Сталин критически оглядел коренастую фигуру генерала, осведомился о здоровье, потом спросил:

— Можете ли вы немедленно выехать на Урал?

«Прощайте надежды попасть на фронт!» — мелькнуло в голове.

Верховный, видимо, понял причину беспокойства посетителя и, подчеркивая каждое слово, продолжал:

— Это специальное задание Государственного Комитета Обороны… Задание очень важное и срочное!

В час ночи 14 октября 1941 года Тюленева пригласили в Ставку, где вручили мандат. В нем было написано:

В середине октября Тюленев вместе с генерал-лейтенантом Рыбалко и Сивковым прибыл на место. Резервисты рвались на фронт, но Иван Владимирович понимал, что одного боевого духа мало. Для повышения боеспособности соединений и частей предстоит сделать еще очень многое.

В минимально короткие сроки было обучено и вооружено сверх задания десять стрелковых бригад и двадцать один лыжный полк. Трудная, но необходимая и почетная задача решалась и днем, и ночью ценой сверхчеловеческих усилий, ибо всех подстегивала тревожная неотвязная мысль — в опасности Москва!

На месяц раньше указанного в мандате срока Тюленев докладывал Ставке о выполнении задания ГКО.

В январе 1942 года большая часть резервной армии по приказу Ставки была направлена в распоряжение командующих Западным, Калининским и Волховским фронтами: Жукову, Коневу, Мерецкову. Обо всем этом генерал армии доложил начальнику Генерального штаба Маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову и вслух пожалел, что не удалось отправиться на фронт.

— А разве рана вам не мешает? — спросил Борис Михайлович.

Тюленев прошел по кабинету, демонстрируя твердость походки.

— Ну хорошо, голубчик. Отдохните с дороги и заходите завтра. — И добавил вслед: — А на фронт, по-моему, вам еще рановато. Я-то вас хорошо знаю и помню по первой мировой — начнете по окопам рыскать, повредите ногу и будет хуже…

Тяжелейшая для страны зима 1941/42 года, наполненная драматическими событиями подмосковной битвы, как бы перекрещивала судьбы старейших воинов наших Вооруженных Сил. В самом деле: Борис Михайлович Шапошников, служивший в том же 5-м Каргопольском полку, знал, как драгун Тюленев дерзко, с удалью громил врагов Отечества. Борис Михайлович знал и то, что офицеры полка считают Тюленева большевиком, и поэтому не удивился, когда его избрали членом солдатского комитета и снарядили в Питер посоветоваться с рабочими: как быть дальше? В послужном списке Ивана Владимировича середина 1917 года отмечены такой записью: «Петроградский Совет Солдатских и Рабочих депутатов, Делегат от пятой кавалерийской дивизии».

…Наступила вторая половина января сорок второго. Иван Владимирович рвался на фронт, туда, где решалась судьба страны. Наконец 19 января 1942 года генералу армии И. В. Тюленеву вручили приказ о новом назначении — заместителем Главнокомандующего Юго-Западным направлением, и он поспешил к месту новой службы. Вот как о тех днях вспоминал позднее Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян:

Тбилисцы встретили Ивана Владимировича как старого друга: они помнили его по двадцатым годам и по предвоенным временам, когда он в 1938—1940 годах командовал войсками Закавказского военного округа. Особенно обрадовался встрече старый революционер Георгий Стуруа, которого Иван Владимирович знал с 1927 года. Будучи председателем Президиума Верховного Совета Грузии, он сделал очень многое для разгрома фашистских полчищ в предгорьях Кавказа.

Как они выглядели, эти полчища, насколько велика была угроза?

…В разгар лета сорок второго объединения вермахта двумя стальными бивнями вонзились в южную часть нашей страны: один был нацелен на Кавказ, другой — к излучинам Дона и Волги. Первоначальный замысел гитлеровского командования предполагал использовать для захвата Кавказа 1-ю и 4-ю танковые, а также 17-ю армии. Однако военно-стратегическая обстановка вынудила агрессоров обходиться лишь двумя армиями усиленного состава, что отнюдь не уменьшало опасности захвата богатейших районов Кубани, Ставрополья и Северного Кавказа.

Гитлеровскому генералитету давно снилась заманчивая перспектива привозить горючее не с запада, за тысячи километров, а брать его в Баку и Грозном. Фюрер приказал бомбить Грозный и Баку лишь в случае крайней необходимости.

В последней декаде июля группы армий «А» под командованием фельдмаршала Листа крупными танковыми колоннами устремились на Краснодар и Ставрополь. Мне довелось быть очевидцем этого беспримерного по наглости нашествия. На юг ползло около 1300 танков, часть которых, по планам вермахта, должна была занять Баку в сентябре, другая часть под названием корпус «Ф», не вступавшая в бои, намеревалась зимовать в Индии и на Ближнем Востоке.

Расчищать им дорогу и прикрывать с воздуха было поручено 4-му воздушному флоту под командованием первого аса вермахта генерала Рихтгофена. В зависимости от обстановки он мог бросать оба авиакорпуса или на Кавказ, или под Сталинград.

Если бы гитлеровские генералы знали, что из огромной бронированной армады около тысячи танков будет уничтожено в предгорьях Кавказа, они, может быть, задумались бы перед прыжком в горы. Перед белоснежными вершинами, от Черного до Каспийского моря, создавалась глубоко эшелонированная на важнейших направлениях оборона под личным руководством уже известного гитлеровской разведке «стойкого советского оборонца» генерала армии Тюленева. В его распоряжении вначале было три армии, несколько стрелковых и кавалерийских дивизий и бригад, двенадцать артиллерийских полков и столько же бронепоездов. Авиация Закавказского фронта имела всего 164 исправных самолета.

Командующего фронтом беспокоило то обстоятельство, что более половины частей и соединений было сформировано в феврале — июле 1942 года, их боеготовность, естественно, оставляла желать лучшего. Не хватало вооружения, боеприпасов, инженерных средств и средств связи…

В последний месяц лета чужая непонятная речь оккупантов слышалась уже на Кубани и в Ставрополье, пугала жителей Северного Кавказа. Вскоре под угрозой захвата оказалась нефтяная промышленность Грозного и Баку, но путь к этим городам преградили воины-закавказцы. Остановить врага, измотать его в оборонительных боях, выиграть время для сосредоточения резервов, а затем разгромить и отбросить — таков был приказ Родины. Для этого надо было в предельно сжатые сроки построить тысячи огневых точек, ходов сообщения и траншей от побережья Черного моря у Новороссийска до Майкопа, от высокогорных перевалов до Каспийского моря.

Через несколько недель инженерные оборонительные сооружения опоясали весь театр военных действий. С 7 по 10 августа генерал армии Тюленев побывал в основных районах обороны на подступах к Орджоникидзе и Грозному. Личная рекогносцировка позволила значительно ускорить строительство. Главная полоса обороны и оборонительные обводы вокруг этих городов были готовы к середине августа. Возводились новые рубежи и в глубоком тылу — по реке Сулак и на северных подступах к Баку.

Почти весь август шли бои за Пятигорск, под Моздоком и Малгобеком, а с первого сентября они разгорелись и на высокогорных перевалах Главного Кавказского хребта.

Четыре месяца фашисты пытались прорваться в Закавказье под Нальчиком, юго-восточнее Новороссийска и севернее Туапсе, но, встречая упорное сопротивление, заметались из стороны в сторону. Попытки противника наступать одновременно на пяти направлениях привели к распылению сил на тысячекилометровом фронте. Это был, по словам Тюленева, грубый просчет командования вермахта и группы армий «Юг».

Уже 9 сентября ставка Гитлера сообщала о заминке на Тереке:

Ничуть не слаще жилось оккупантам и на черноморском участке. Из-под Туапсе немецкий фельдфебель сообщал в письме:

Не добились успеха гитлеровцы и под Новороссийском, хотя их 17-я армия располагала огромной мощью и полностью владела инициативой. В конце лета и начале осени 1942 года они двумя группами войск пытались захватить этот город и Туапсе. С 1 сентября Северокавказский фронт в составе четырех общевойсковых и одной воздушной армий, а также 4-го кавалерийского корпуса преобразован в Черноморскую группу войск Закавказского фронта.

Принимая в начале сентября 1942 года войска соседнего фронта от маршала Буденного, генерал армии Тюленев на месте ознакомился с состоянием обороны Новороссийска, где уже завязались упорные бои. Оно не удовлетворило командующего, и он приказал изъять из тыловых частей и учреждений личный состав и пополнить им 47-ю армию, защищавшую город. Эти меры позволили увеличить ее на 10 тысяч человек. По приказу Тюленева на помощь спешно двинулись 16-я стрелковая бригада и 137-й полк морской пехоты.

Все же силы были неравными, и 10 сентября наши войска оставили Новороссийск, оседлав высоты на восточной стороне Цемесской бухты, держа под прицельным огнем и саму бухту, и часть города. Тем самым была выполнена важная задача: воины-закавказцы не позволили противнику прорваться вдоль побережья в Закавказье и использовать порт как военно-морскую базу. Отсюда они не отступили ни на шаг вплоть до полного освобождения Новороссийска.

…В начале октября 1942 года создалась угроза захвата Туапсе. Гитлеровцы планировали его давно. К Туапсе подтягивались свежие немецкие и румынские дивизии.

Командующий Закавказским фронтом И. В. Тюленев срочно выехал в Черноморскую группу войск. Генерала армии сопровождали адмирал И. С. Исаков и командующий ВВС фронта К. А. Вершинин.

К концу дня 4 октября артиллерийская канонада утихла, штабные автомашины двинулись к передовой. В вечерних сумерках вдруг появилась вражеская эскадрилья, на шоссе обрушились бомбы.

Больше всех пострадал адмирал Исаков. Тюленев немедленно отправил его в госпиталь с раздробленной ногой; впоследствии ее пришлось ампутировать.

Спустя несколько лет на процессе по делу изменников Родины стало ясно, что немецкое командование получило сведения о выезде военного совета на передовую и отдало приказ бомбить шоссе. В тот злополучный день налет посчитали чистой случайностью…

Командующий фронтом приказал усилить 18-ю армию, навести в ней должный порядок. В ее распоряжение была передана стрелковая дивизия, одна бригада, четыре артиллерийских полка, создавался и резерв.

Генерал армии Тюленев утвердил решение военного совета фронта о назначении генерал-майора А. А. Гречко командующим 18-й армией. Неделей раньше командующий фронтом одобрил кандидатуру генерал-майора И. Е. Петрова на пост командующего Черноморской группой войск. Это о нем Владимир Карпов напишет книгу «Полководец».

Тюленев давно знал Петрова как опытного организатора, прославленного участника обороны Одессы и Севастополя, и безгранично доверял ему: в августе сорок первого он поручил Петрову командовать Приморской армией в Одесской оборонительной операции.

Однако Ставка, решения которой не подлежали обсуждению, приказывала Тюленеву: «в дальнейшем свое основное внимание уделить помощи и непосредственному руководству войсками Черноморской группы».

…За три месяца боев на побережье войска группы с помощью флота уничтожили более 25 тысяч солдат и офицеров противника. Командующего же фронтом ждал другой, не менее опасный участок Закавказского фронта.

Фашисты намеревались одним броском захватить Орджоникидзе (Владикавказ) и тем самым открыть ворота в Закавказье. На второй день ноября генерал армии Тюленев самолетом вылетел в Орджоникидзе.

Враг приближался к западной окраине города. Незадолго до этого командующий Северной группой войск генерал Масленников перевел свой штаб в Грозный, более чем за 100 километров от столицы Северной Осетии, не выполнив приказа об усилении войск на нальчикском направлении. За невыполнение боевого приказа полагался не только резкий выговор командующего фронтом, а нечто более серьезное, но на это «нечто» у генерала армии Тюленева не хватало полномочий.

— Мы все в ответе за ключи от Кавказа! — рубил фразы командующий. — Но пока войска фронта в моем распоряжении, ответственность перед Ставкой за их действия несу я! Город не сдавать!..

По приказу Тюленева в Орджоникидзе вводилось осадное положение. На помощь городу спешно перебрасывались стрелковый корпус, танковая бригада, пять артиллерийских противотанковых полков и три гвардейских минометных. Для более эффективного управления войсками генерал армии вызвал из Тбилиси командиров оперативного отдела фронта.

Утром 2 ноября 1942 года командующий группой армий «А» Клейст подписал приказ: «С богом на штурм! Судьба Орджоникидзе решена!»

Вечером этого же дня на военном совете командующий фронтом генерал армии Тюленев заявил:

— Мне достоверно известно, что 7 ноября в день четвертьвекового юбилея Великого Октября Гитлер собирается оповестить мир, что ключи от Кавказа в его руках… Вот вам мое слово солдата: шестого вечером мы снова соберемся здесь, и наш голос донесется до Москвы. Завтра мы пойдем в наступление.

На пятый день ноября фашисты думали о том, как уцелеть. В ночь на 6 ноября Тюленев по телефону докладывал в Ставку о разгроме противника под Орджоникидзе.

— Если Гизельская операция пройдет удачно, пятнадцатого ноября ждем вас в Москве, — предупредили Тюленева.

Через Баку, Астрахань, Куйбышев в назначенный день, 15 ноября 1942 года, за четыре дня до начала наступления на Волге, самолет доставил Тюленева в Москву. Выслушав доклад о положении на Кавказе, его обрадовали:

— Закавказскому фронту скоро будет легче. Мы намерены разгромить врага на Волге.

Подводя итоги сражения, радио сообщило: «Многодневные бои на подступах к Орджоникидзе закончились поражением немцев».

Возвращаясь в Тбилиси, Тюленев обдумывал вопрос Ставки: «Как там у вас поживает американский гость?» Генерал армии в числе немногих людей знал, что во время обороны Орджоникидзе на передовой побывал личный представитель президента США генерал П. Хэрли, чтобы, по словам Рузвельта, «…изучить… наиболее важные стороны нашей нынешней мировой стратегии».

В ответном письме президенту сообщалось, что генерал просил «о возможности посетить один из наших фронтов и, в частности, побывать на Кавказе. Эта возможность будет ему обеспечена».

Позже командующему фронтом рассказали, что Хэрли был в окопах, интересовался боевым духом воинов и спросил у них, правда ли, что они собираются сражаться до последнего патрона, до последнего вздоха?

— Последнего патрона пока не сделали, а до последнего вздоха — это верно, но только фашистского вздоха, — ответил молодой гвардеец-сибиряк.

…Через две недели после встречи в Ставке на имя командующего войсками Закавказского фронта генерала армии И. В. Тюленева пришло письмо за подписью председателя Орджоникидзевского комитета обороны Н. П. Мазина.

Каждому солдату лестно стать генералом, но не каждый генерал бывал солдатом. В этом смысле Ивану Владимировичу повезло — его часто называют народным генералом. И не потому, чтобы отличить от остальных (почти все советские полководцы выходцы из простого люда), а чтобы подчеркнуть, что с 1913 по 1940 год он прошел путь от драгуна до генерала армии. Что ж, за двадцать семь лет из солдатских недр до высоты крупнейшего военачальника — карьера, что называется, блестящая, но добиваться ее Тюленев и не помышлял. Может быть, поэтому он, ничего не прося для себя, ревностно исполнял свой воинский долг в одном звании все остальные тридцать восемь лет…

…Говорят, герои не умирают. И еще говорят, что осознанная память — это путь в бессмертие. Попробуем и мы осознать эту память, скажем о другой жизни ушедшего от нас человека.

В канун 90-летия со дня его рождения установлены мемориальные доски в Москве и Тбилиси. В Ульяновске растет и благоустраивается проспект имени Героя Советского Союза Тюленева Ивана Владимировича. О нем часто напоминает звонкий гомон детворы из школы № 17, где ежегодно проходит оживленное и радостное состязание за переходящий кубок имени Тюленева, учрежденный комсомольско-молодежной стройкой.

Бороздит морские воды танкер «Генерал Тюленев».

Улица его имени появилась в Москве, вполне возможно, что в дома на этих улицах приходят письма в конвертах, на которых — портреты комбрига, а на других — Героя Советского Союза генерала армии И. В. Тюленева, трижды Героя Отечества.

…Память надежно оберегает тех, кто заботился о земле своей и ее людях. Она крепко держит лестницу истории, которая дает нам возможность побывать в прошлом, властвует, учительствует, преобразует нас. Память — во всем.