Мгновения

Василий Зданюк ОСТАЮСЬ В СОЛДАТСКОМ СТРОЮ

В тот день старший лейтенант Михаил Быков дежурил по военкомату. Служба как служба, обычно: звонки, доклады, вопросы посетителей… На первых порах, бывало, голова кругом шла от этого потока больших и малых дел. А теперь привык. Отвечал на вопросы спокойно и уверенно, принимал обоснованные решения.

Высокого пожилого человека с палочкой Михаил приметил давно. В черном старомодном костюме, при полном параде: орден Отечественной войны, две Славы и несколько медалей на пиджаке — издали не разобрать каких. Ветеран был явно не в своей тарелке, выглядел взволнованным и растерянным. Нервно топтался в коридоре, время от времени вытирал платком потное лицо и поправлял галстук. Заглянул в один кабинет, в другой, потом остановился у стенда и долго рассматривал фотографии.

Быков выглянул в окошко, спросил:

— У вас какое-то дело?

Мужчина вздрогнул от вопроса, подошел к комнате дежурного, суетливо достал из кармана какую-то бумажку, протянул Быкову.

— Внук у меня… Единственный, — заговорил он быстро и сбивчиво. — На призывную комиссию вызывают…

— Так это ж хорошо, отец! Солдатом будет. Родину защищать — самое что ни на есть мужское дело. Не мне вам объяснять.

— Оно, конечно, верно… А если — в Афганистан? Вадька-то у меня единственный внук…

Улыбка вмиг слетела с добродушного лица Быкова. Вот оно что! За внука, значит, пришел хлопотать. Боится, чтобы в Афганистан не попал. Сам, пожалуй, всю войну отбухал, да еще на передовой — солдатскую Славу так просто не давали, а за этого Вадьку готов идти на какое угодно унижение, лишь бы местечко потеплее ему подыскать.

— Он у нас слабенький рос, — продолжал заискивающе мужчина. — Хворал в детстве. Пробовал после школы в институт — да не прошел по конкурсу…

— Обратитесь к военкому, — жестко прервал Михаил. — У него сегодня приемный день.

Разговаривать с посетителем Быкову больше не хотелось. Зазвенел телефон на дальнем столике, он поднялся и пошел к нему. Спиной Михаил, разумеется, не мог видеть, какими глазами провожал его пожилой мужчина. Если бы старший лейтенант в этот момент оглянулся, то заметил бы на лице ветерана удивление и растерянность. Взглядом он словно прикипел к левой негнущейся ноге Быкова, потом скользнул глазами по орденской планке на кителе, висевшем на спинке стула, заметил и желтую нашивку о тяжелом ранении — точь-в-точь как у него самого, — молча повернулся и тяжело зашагал к выходу. Михаил увидел только его согнутую спину, окликнул:

— Куда же вы? Кабинет военкома не там.

Мужчина еще раз повернулся, прищурясь, пристально посмотрел на Михаила, который так и не понял, что за муха его укусила. Ничего не ответив, махнул с досадой рукой и вышел на улицу. Старшему лейтенанту показалось, что глаза его влажно блестели.

Быков сел на свое место. Долго не удавалось успокоиться. Как могло произойти, что человек, не раз смотревший смерти в глаза, познавший на себе солдатский труд, опустился до роли жалкого просителя за внука, молодого и, наверное, здорового парня — иначе кто бы его вызвал на призывную комиссию? Сам ведь не прятался, не уповал на ходатаев, когда пришло время выполнять воинский долг. Защищал Родину достойно — ордена и медали лучше всяких слов говорят об этом. А вот внуку пошел «место под солнцем» требовать…

Ответить нелегко. Но ответ Быков знал. Не потому ли ветеран, сам с честью выполнив долг солдата, решился хлопотать за внука, что видел, как дети некоторых разворотливых родителей ловко избегали армейской службы? Кто в «фирменный» институт попадал с первого захода, кто из года в год получал отсрочку ввиду очень уж серьезных и неизлечимых болезней, которые тем не менее успешно выдерживали атаки алкоголя и никотина… Сейчас время другое. Неумолимо сокращается образовавшаяся солидная дистанция между словом и делом. Восстанавливаются утраченные идеалы. Но старое дает о себе знать, срабатывает инерция мышления, поступков…

Михаил вспомнил всю свою, пока недолгую армейскую службу. Высшее военное командное училище, куда поступил по примеру старшего брата Николая, продуваемый всеми ветрами первый гарнизон в каменистой пустыне. А затем — служба в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

В Афганистан Михаил попал только после третьего рапорта. Два предыдущих командир вернул с короткой и категоричной резолюцией: «Служите там, где нужнее». Только спустя год Быков попал в Афганистан. Принял взвод управления минометной батареи. Его «рабочим» местом теперь была чаще всего цепь мотострелков, прочесывающих ущелье или зеленую зону. Под пулеметными и автоматными очередями душманов он вызывал по рации батарею и корректировал огонь минометчиков. Должность в прямом смысле горячая.

В Афганистане время спрессовано до предела. Люди изменяются, мужают буквально на глазах. Два-три выхода в горы — и ты уже знаешь, как свистят пули над головой, умеешь вжаться в камни, переползти, как ящерица, с места на место, ответить на огонь бандитов своим метким огнем. Получил крещение огнем и лейтенант Быков. Научился мгновенно определять, откуда бьет пулемет или гранатомет, с ювелирной точностью вычислять координаты огневой точки и корректировать стрельбу батареи. В такие переплеты доводилось попадать, что теперь сам диву дается: как только умудрялся находить верное решение, то самое, единственное, от которого зависели не только твоя, но и жизни других.

Страшно ли было? Не без того. Михаил не видел таких людей, которым совсем неведомо это чувство. Когда рядом с тобой вжикают пули и свистят осколки гранат, неодолимая сила тянет вниз, заставляет вжаться в голые камни. Но другая сила — сила долга, товарищеской взаимовыручки — отрывает тебя от спасительной земли, бросает навстречу огню.

Однажды Быков вышел в горы вместе с мотострелковой ротой. Сопровождали афганскую колонну с зерном для дальних кишлаков. День прошел спокойно, душманы не побеспокоили ни разу. На ночь остановились у входа в мрачное глубокое ущелье. Рассредоточили технику, выставили охранение. Командовал мотострелками молодой, пока необстрелянный капитан. Поздно вечером он собрал офицеров на короткое совещание. Развернул карту. Но в темноте на ней ничего нельзя было разобрать.

— Включите фары! — приказал командир роты водителю бронетранспортера.

Стоявший рядом лейтенант Быков возразил: за такую, мол, иллюминацию душманы только спасибо скажут. Группа офицеров в ярко освещенном пятачке — прекрасная цель.

— У вас что, лейтенант, поджилки трясутся? — тоном, не терпящим возражений, перебил его ротный. — Оставьте свое мнение…

Он не договорил. Почти одновременно стеганули свинцовые очереди. Офицеры бросились к боевым машинам. К счастью, никого не зацепило. Из-под бронетранспортера Быков огляделся. Душманские крупнокалиберные пулеметы били с двух сторон. Удобное место выбрали, ничего не скажешь: под темнеющим на фоне ночного неба каменным козырьком и на склоне пологой высоты напротив входа в ущелье. Колонна оказалась в ловушке. Мотострелки отвечали из автоматов, но, похоже, их огонь не доставал душманских пулеметчиков. Запылал грузовик с зерном, где-то коротко вскрикнул раненый Быков, лежа под бронетранспортером, до крови искусал от досады губы. Как помочь ребятам, если минометы в походном положении, надежно укреплены сверху на боевой машине? Поискал глазами минометчиков. Все целы, ведут огонь из автоматов по душманам.

— Довгань!

Подполз сержант Довгань, командир одного из расчетов. Быков в двух словах объяснил свой план: попытаться стащить с бронетранспортера плиту, двуногу и ствол, установить миномет под прикрытием брони и подавить пулеметы душманов. Оба выползли из укрытия. Михаил запрыгнул на бронетранспортер, попробовал освободить плиту. Но не тут-то было. Опять резко хлестнула очередь, пули совсем рядом высекли искры из брони. Лейтенант снова приподнялся, ухватился за плиту. И опять трассирующая очередь по бронетранспортеру. Хорошо хоть ствол миномета успел ухватить, спрыгнул вместе с ним на землю. Переведя дух, коротко скомандовал:

— Довгань, приготовиться к стрельбе!

Сержант непонимающе уставился на командира взвода:

— Без плиты и двуноги?

— Давай мины! — прикрикнул на него Быков и с силой упер ствол в каменный выступ. Где-то он слышал или читал, что в минувшую войну минометчики, когда к этому вынуждала обстановка, обходились без плиты и двуноги. Современный миномет — не чета фронтовому. Но попробовать можно. Другого выхода у него попросту нет.

Пока Довгань стаскивал ящики с минами, лейтенант Быков готовился к необычной стрельбе. Убедился, что ствол миномета надежно упирается в землю. Подставил под него полусогнутую руку и слегка наклонил, на глаз прикинул расстояние до цели.

— Давай! — коротко приказал сержанту.

Довгань аккуратно опустил мину. Она с шипением вырвалась из ствола, понеслась в ночную темень. Взорвалась ниже пулеметного гнезда. Быков еще немного наклонил ствол, все также удерживая его на полусогнутой руке, снова скомандовал:

— Огонь!

Только шестым выстрелом минометчики накрыли душманов. Быков перенес огонь на другой пулемет, хлеставший по колонне из-под козырька в скале. Раскаленный ствол обжигал руку, но Михаил, не чувствуя боли, посылал по душманам одну мину за другой, пока пулемет не замолк насовсем.

Когда уцелевшие бандиты отошли в горы, Быкова нашел командир роты. Молча пожал руку, произнес негромко:

— Извини, лейтенант.

К слову сказать, из этого ночного боя капитан извлек хороший урок. Быкову потом еще не раз приходилось поддерживать его роту огнем, и он видел, что офицер бережет людей, прислушивается к советам, принимает верные решения.

Мужал, обретал боевой опыт и лейтенант Быков. В каких только условиях ни приходилось ему управлять огнем батареи. Однажды вместе с мотострелковой ротой попал в засаду в заброшенном кишлаке. Душманы находились буквально в двух десятках шагов, по ту сторону высокого дувала. Били так, что голову не поднимешь. Быков связался с батареей, назвал свои координаты и координаты цели.

— Да ты что, очумел там! — услышал в ответ голос комбата. — Это же огонь на себя!

Михаил твердо повторил координаты цели. Эфир долго молчал. Потом командир спокойно произнес:

— Укройтесь получше. Не дадим вас в обиду. Ребята не подведут.

Минометчики не подвели. Аккуратненько положили несколько мин сразу за дувалом.

Бой в зеленой зоне у подножья гор в декабре 1985 года стал последним для лейтенанта Быкова на афганской земле. В тот день наши мотострелки по просьбе командования афганской воинской части участвовали в ликвидации крупной душманской банды. Михаил шел в цепи рядом с прапорщиком Сергеем Хоменко.

Начался густой виноградник. Продвигались осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Вокруг было тихо и спокойно. Но Быков знал, как бывает обманчива тишина. Выстрела нужно ждать каждую секунду. Листья еще не опали, душманы могли затаиться за любым кустом.

По ним ударили из пулемета, едва они вышли на широкую желтую проплешину в винограднике. Мотострелки залегли, открыли ответный огонь. Михаил бил по душманам из автомата. Когда приметил, где прячется пулеметчик, вызвал батарею, попросил помочь.

Солдаты один за другим перебегали в виноградник — там они были в безопасности. Вот вскочил и побежал Хоменко. За ним, выпустив по душманам длинную очередь, бросился Быков. Сделал он всего три прыжка. Земля под ногами вдруг вздыбилась. Михаила швырнуло на несколько метров в сторону. Боли он сперва не почувствовал. Сгоряча хотел подняться, бежать дальше, но тут же рухнул опять на землю. Приподнялся на локтях, посмотрел на ноги. Левая, вся окровавленная и раздробленная, была неестественно вывернута в сторону. Чуть выше колена фонтаном била кровь.

К Михаилу подбежали прапорщик Хоменко и солдат-мотострелок. Подхватили под руки, потащили к бронетранспортеру. Быков и теперь не чувствовал боли, хотя левая нога безжизненно волочилась по пыльной земле. Правой он даже пробовал помогать товарищам.

В бронетранспортере его наскоро перевязали, сделали укол. Через полтора часа Михаил был на операционном столе. От большой потери крови лейтенант обессилел. Но присутствия духа не терял. Даже улыбнулся операционной сестре Наташе (однажды он ей аккомпанировал на баяне на концерте художественной самодеятельности). Девушка отвела глаза, украдкой смахнула слезу. Подошел хирург, сказал по-будничному просто:

— Отвоевался ты, парень. Ногу придется ампутировать. Тут, брат, такой случай, что медицина бессильна. А выглядишь молодцом. Так и дальше держись. Мы еще с тобой по Минску погуляем. Наташа вот сообщила, что мы — земляки. Так что крепись, Миша…

Почти два года прошло, а Быков почти слово в слово помнит все, что говорил ему тогда капитан медицинской службы. Жаль, что ни имени, ни фамилии его не узнал. Вот бы сейчас встретиться, пройтись с ним по улицам Минска. И Наташин след потерялся…

После операции Михаил открыл глаза через двое суток. Все было так, как он не раз читал в книгах: из-под одеяла выглядывала только одна нога. В груди похолодело. Попробовал шевельнуть левой. Все тело пронзила тупая боль. Лишь теперь до него дошло: все, что произошло, — произошло с ним, лейтенантом Быковым, а не с книжным героем. Как же он теперь? В двадцать три года — без ноги? От бессильной ярости он скрипел зубами и плакал, ничуть не стесняясь слез. Это же вопиющая несправедливость! Почему именно там оказалась эта душманская мина? Зачем он побежал к ближнему кусту, а не в противоположную сторону? Почему, наконец, судьба выбрала его для испытания на излом, а не кого-то другого?.. Кто-то из ребят принес ему книгу «Всем смертям назло» Владислава Титова и стихи поэта-фронтовика Александра Николаева. Повесть об Алексее Маресьеве он читал еще в школе. Пример этих легендарных людей успокаивающе подействовал на Быкова. Он взял себя в руки, твердо решив не раскисать, не впадать в уныние. Жизнь продолжается…

Но один вопрос не давал покоя Михаилу. Неужели придется расставаться с армией в самом начале офицерской биографии? В это трудно было поверить. К армии он, крестьянский парень, прирос всем сердцем. Иной судьбы себе и не представлял.

Из кабульского госпиталя написал родителям и жене Светлане в Коломну (она еще училась в пединституте): молчал, мол, долго потому, что приболел немного. Вот подлечусь маленько и домой в отпуск приеду…

Лечение Быков продолжил в Ленинграде. Рана заживала быстро. Крепкий молодой организм, неунывающий характер лейтенанта, заботливые руки медиков делали свое дело. Специалисты из Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова изготовили для него протез. Михаил тут же примерил его.

— Куда ты спешишь, сынок, — присела на краешек его кровати пожилая медсестра. — Я здесь тридцать лет работаю, такое видела, но еще никто при мне вот так, сразу, на протезе не научился ходить. Для начала недельки две на костылях надо попрыгать.

— А я не хочу на костылях, — упрямо сказал Быков и опустил ноги на пол. С помощью медсестры встал на ноги. В глазах зарябило от боли. Но он выдержал, даже не скривился. Отстранил рукой легонько в сторону медсестру, постоял немного и сделал первый шаг. Чего он ему стоил, никто, кроме самого Михаила, не знает. Потом был второй шаг, третий…

Ночью огнем жгла покалеченная нога, сквозь бинт сочилась кровь. Михаил лежал с открытыми глазами и улыбался. Все-таки он может ходить!

Каждый день, преодолевая адскую боль, он учился заново ходить. Сначала считал шаги, потом засекал по часам, сколько времени проведет на ногах. Нагрузки возрастали. Однажды прочитал в газете об офицере, потерявшем, как и он, ногу при выполнении интернационального долга в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане и оставшемся в армии. Крепко задумался Михаил. Может, и ему попробовать? Сдерживая волнение, вывел на листе бумаги: «Министру обороны СССР». Отложил ручку. Вздохнул. О чем он напишет министру? «Расскажу все, как есть, — твердо решил Быков. — Попрошу оставить в солдатском строю». Так и написал: в солдатском строю.

Теперь надо было сообщить обо всем родителям и жене. Скрывать правду больше нет смысла. Все равно рано или поздно все откроется. Те два письма дались Быкову так же трудно, как и первые шаги на протезе. Особенно мучительно долго искал нужные слова для Светланы. Написал так, что между строками она при желании могла прочесть: дети нас пока не связывают, ты молодая, красивая и вольна поступать так, как сердце подскажет.

Светлана намека не поняла. Прилетела в Ленинград через три дня. Вошла в палату и разрыдалась. Миша долго не мог ее успокоить. Наконец сквозь слезы она улыбнулась:

— Мы с тобой еще вальс танцевать будем…

Там, в Ленинграде, разыскала лейтенанта Быкова высокая награда Родины — орден Красного Знамени. А еще спустя некоторое время пришел ответ от министра обороны СССР. Быков получил назначение во Фрунзенский районный военный комиссариат города Минска. Ему было присвоено очередное воинское звание.

Это раньше со стороны ему казалось, что служба в военкомате не бей лежачего. Как говорится, тишь, гладь да божья благодать. Лишь когда сам, что называется, вкусил военкоматских будней, понял, что ошибался. Конечно, военкомат — не линейная часть, но здесь тоже передовая. Передовая по подготовке юношей к службе в рядах Вооруженных Сил СССР.

По собственному опыту старший лейтенант Михаил Быков хорошо знает, что в армии ни один командир не ждет таких новобранцев, которые бы с первых дней метко стреляли, лихо водили боевые машины, знали как пять своих пальцев технику. Всему этому солдата научат. Но беда, когда молодой воин мешком висит на перекладине, когда после первых километров марша приходится тащить его на себе вместе с оружием и снаряжением. Еще большая беда, когда паренек не подготовлен морально к преодолению тягот и лишений воинской службы. Был у Быкова в Афганистане такой подчиненный. Ростом вымахал на голову выше взводного, а слабак слабаком. Однажды пришлось минометчикам своим ходом подниматься к перевалу. Тащили на руках плиту, двуногу, ствол и… номера расчета, у которого ноги подкосились на первом же подъеме. Другим тоже было нелегко. Шли, что называется, на самолюбии. А этот скис.

Своего бывшего подчиненного Быков вспомнил во время проверки одной из средних школ района. Сначала он смотрел бумаги. В них был полный ажур. Почти все десятиклассники — значкисты военно-спортивного комплекса, разрядники. А на деле показатели лишь нескольких парней соответствовали тем результатам, что красовались в протоколах. Грустная картина, что и говорить. Особенно, если представить себя на месте тех командиров, которым достанутся эти липовые значкисты и разрядники.

Откровенно поговорил с парнями. Ничего не утаивая, рассказал о всех трудностях солдатской службы. Это только в плохих кинофильмах она выглядит легкой и безоблачной. На самом же деле, не терпит хлюпиков и слабаков, требует собранности, воли, крепких мышц. Ребята слушали его без улыбок, без единого звука. Они верили каждому его слову.

Не лучше дело обстоит и с начальной военной подготовкой. Эффективной ее не назовешь при всем желании. Бывая по долгу службы в школах, профессионально-технических училищах, техникумах, старший лейтенант Быков не раз убеждался, что не хватает специально оборудованных для занятий классов, стрелковых тиров. Да и проблему военруков решать надо. Кто сегодня работает в школах? Как правило, офицеры запаса или отставники. Немало среди них и фронтовиков. Люди они заслуженные и, разумеется, опытные, подготовленные. Многое знают, о многом могут молодежи рассказать. Но нельзя сбрасывать со счетов их годы. А это не пустяк. Человек почтенного возраста не побежит с мальчишками кросс, не прыгнет с головокружительной высоты с вышки. «Делайте, как я сказал» — для юношей это сомнительный принцип. Куда больше им по нраву испытанное армейское правило: «Делай, как я!»

Михаил убежден: надо смелее доверять бывшим воинам-интернационалистам дело подготовки молодежи к службе. Они прошли испытание огнем, знают, как жестоко спросит реальный бой с того, кто не готов к нему. Например, Быков, не задумываясь, назначил бы военруком своего бывшего замкомвзвода сержанта Довганя. Специальных знаний маловато, опыта? Не велика беда, дело это — наживное. За таким мальчишки пойдут в огонь и в воду. Или вот недавно в военкомат заходили бывшие десантники сержанты запаса Коржаль и Кононов. Парни только что отслужили срочную в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Оба награждены медалью «За отвагу». Настоящие ребячьи комиссары. Быков разговаривал с ними: парни готовы хоть сейчас идти в школы, ПТУ, помогать допризывникам в подготовке к армейской службе.

Таких, как они, во Фрунзенском районе белорусской столицы много. Дать им конкретные поручения по работе с молодежью, помочь организовать клубы, секции, советы — об этом мечтает Быков. Кое-что из задуманного уже удалось сделать.

…В выходной день неожиданно встретил старшего лейтенанта Михаила Быкова в городе. В парадной форме, среднего роста, худощав, подтянут — он неспешно шел по Ленинскому проспекту, чуть прихрамывая на левую ногу. Поздоровались.

— Почему не отдыхаете? — спросил я Михаила.

— Не выходит, — виновато развел он руками. — Хотели с женой в деревню махнуть к родителям. Но позвонили из профтехучилища, пригласили на утренник. Как тут откажешь? Я ведь в солдатском строю…