Мгновения

Альберт Усольцев СТАРШИЙ СЕРЖАНТ, СТАРЕЙШИНА

Из истории завода «Компрессор»:

Из воспоминаний генерал-лейтенанта артиллерии А. Н. Нестеренко:

Взметнув ввысь «пакет» направляющих, посреди заводского двора на постаменте, как будто в вечном воинском карауле, застыла «бээмка», легендарная «катюша», которая в грозном сорок первом вышла с территории завода и дала первый залп по немецким захватчикам. Конечно, та первая «бээмка», сделав свое дело, расстреляв свои снаряды, в одном из боев погибла смертью героини — была подорвана; здесь сейчас другая «катюша», но все же, все же иногда Павлу Ивановичу кажется, что эта и есть первая, та, которую ему пришлось собирать своими руками.

Слепо смотрит закрытая броневыми листами кабина, не тают снежинки на холодном моторе, чиста краска на направляющих… Это — память. Память заводу. Невернувшимся… И пришедшим с поля боя. Живым и мертвым. Память мертвым, напоминание живым.

Двести сорок девять работников завода не пришло с полей сражений!

Павел Иванович долго стоит перед этим необычным памятником. До начала рабочего дня еще есть время. Тихо. Можно поразмыслить, вспомнить. А вспомнить Павлу Ивановичу Никитину есть что…

Распаялся старый семейный самовар, горящий медными боками, большой, на всю никитинскую семью; всех десять человек, не считая гостей, мог напоить в воскресный день. Хоть и бедновато жили Никитины — одежонка с плеч старших переходила к младшим, валенки — «с ног на ноги», редко млел мясной дух над большим семейным чугунком, но воскресные чаепития, особенно летом, на верандочке той квартиры, что в трудные годы выделила им Советская власть, блюлись строго: к ним приберегали сахарок, покупали баранки, пекли пирог. В «чайный день» семья вся собиралась за столом. К главе семьи, Ивану Федоровичу, нередко заглядывали почаевничать товарищи по работе. Когда надуется чаем и насытится баранками «мошкара», как отец любовно звал свое многочисленное потомство, разбежится по заводу, дом-то Никитиных стоял на территории «Компрессора», а тогда еще «Котлоаппарата», можно за неторопливой беседой с другом вспомнить и старое, подумать, о сегодняшнем, помечтать о завтрашнем дне. Старое-то оно, конечно, старое, но как бы рядом стоит. Вот не очень далекий 1921 год… Дни работы X съезда партии. На завод приезжал Михаил Иванович Калинин. И надо же так случиться — вести митинг поручили Ивану Федоровичу, простому меднику, бывшему «глухарю» — так звали медников, потому что они глохли от страшного грохота на производстве… И слова Калинина звучат по-рабочему веско: «Вот вы начали наводить у себя порядок. Это хорошо. Но надо это дело довести до конца. Когда у вас будет чистота в цехе, исправно оборудование, в порядке инструмент, то и работа пойдет лучше, и делать вы будете больше. Сейчас главное внимание надо уделить восстановлению производства. Для этого надо возвратить на завод рабочих, которые уехали в деревню, следует привлечь на нашу сторону специалистов. Победа рабочих и крестьян в нашей стране дело решенное. Теперь мы хозяева в стране, на заводе. Вы сейчас работаете на себя, а не на эксплуататоров, поэтому надо работать честно, любить свой труд. Я уверен, что вы и ваши дети превратят этот полуразрушенный отсталый завод в передовое столичное предприятие. Трудящиеся, когда они становятся хозяевами, способны творить чудеса…»

Особенно Ивану Федоровичу запали слова «Вы и ваши дети». У него — семеро! Сам он долгие годы тянул лямку на «Товарищество котельного, механического, медно-аппаратного и литейного завода А. К. Дангауэра и В. В. Кайзера». Продукцию «Товарищества» рвут с руками, потому как для отсталой России она самая подходящая: оборудование для винокуренных заводов, крахмало-паточных, сахарных, мыловаренных… Клепай котлы, Ванька! Пока не оглохнешь, не схватишь чахотку, не сдохнешь…

В революцию Иван Федорович вошел не сторонним наблюдателем: был в числе организаторов стачек, с оружием в руках сражался на баррикадах…

Вышвырнули за борт истории «А. К. Дангауэра и В. В. Кайзера». Закрылся расположенный около завода трактир с экзотическим названием «Трансвааль», где замордованные тяжелым трудом рабочие оставляли последнюю копейку. Переименовали и завод. С весны 1918 года он стал называться «Котлоаппаратом». Ему было поручено освоить выпуск оборудования для химико-фармацевтической промышленности: вакуум-насосов и фильтр-прессов (аппаратов очистки жидкости). Стало забываться и старое название слободки — «Дангауэровка». Начали сносить бараки-развалюхи, на их месте строили новые дома, пусть пока без больших удобств, но дома. Не обошли вниманием и семью Никитиных — выделили хорошую квартиру.

— Совсем как купчики! — шутил Иван Федорович, занимая свое место во главе стола. — На веранде чаи гоняем!

И вот те на — самовар не выдержал, распаялся. И как на грех самому им некогда заняться, дело срочное ждет в цехе. Хоть и воскресенье сегодня, а решил рабочий коллектив: воскресник провести. А после воскресника наверняка друзья-товарищи в гости, на «никитинский чай» напросятся. Не откажешь. Да и причину назовешь — засмеют! У старого мастера высшей квалификации самовар распаялся. По всей стране котлы, склепанные Иваном Никитиным, гудят, а тут собственный самовар…

После воскресника друзья, как положено, собрались к Никитиным. Как им сказать?

Тут появился сын — Пашка. Его обязанность раньше — щепать лучину, разжигать, раздувать самовар отцовским сапогом. Ну что с мальца еще возьмешь. И за это спасибо.

— Мамка велела передать — самовар на столе, пыхает… — Тихо так сказал отцу, не привлекая внимания гостей.

— Как это — на столе?.. — тоже тихо удивился отец.

— А так, пыхает, — повторил сын. — И крендели… И пирог…

— Сам, что ль, сообразил?! Запаял?!

— Ага. Сам.

— Да я ж тебя не учил, кажись…

— А я видел, как ты раньше делал… Да и на завод, в цех ты меня брал? Брал…

— Да в цехе мы ж не самовары делаем…

— Все одно, я смотрел…

— Ну, молодец, Пашутка! Выручил! По металлу пойдешь, коль с таких годков проявился… А?

— Не, батя, я по дереву хочу… Модельщиком!

— Вот те раз, руки металл приласкали, а ты «по дереву»…

— Ага, по дереву, батя. Я его запах люблю…

— Ладно, не перечу. Только помни, что в нашей династии многие металлисты…

Отец обнял Пашку, повернулся к друзьям:

— Значит, всех прошу на чай… Самовар на столе.

Случилось так, что в ФЗУ, в которое поступил Павел, группа модельщиков не состоялась. Предложили учиться на токаря. Пошел.

В первом механическом цехе, куда его направили после окончания училища, станки были старые, разношенные, инструмент тоже не лучшего качества. И какое-то внутреннее сопротивление металлу росло в душе семнадцатилетнего паренька, тем более что мечта не осуществилась — душа тянулась к рубанку, а тут — холодный блеск бесконечно вьющейся острой стружки, прогорклый вкус окалины, грохот станков… И неизвестно, чем бы закончился этот «внутренний сопромат», не подоспей вовремя к молодому рабочему мастера Ефим Иванов, Иван Рассказов и позднее — Сергей Николаевич Фадеев. «Вникай, Павел, в металл. Его надо чувствовать и понимать… Без этого хорошего токаря из тебя, Паша, не получится, будешь просто точильщиком гаек, болтов, шплинтов… И в станок надо влюбиться, как в девушку… Не смейся, так оно и есть, если, конечно, хочешь стать токарем по металлу…»

Сначала, улыбаясь, слушал советы старых мастеров: «Влюбляйся, как в девушку… Юмористы!» А потом задумался — точно сказано. Может, немножко красиво, но по делу. Вот и старый мастер Берзин, не один десяток лет проведший у станка, пропустивший через свои руки не одну сотню тонн металла, по-дружески заметил: «Любить, Паша, надо металл, любить. Давай-ка я тебя и на других станках поучу работать…»

Учился, старался. И вдруг — вот уж чего не ждал — Павла Никитина назначают мастером. Это в восемнадцать-то лет! На участке есть рабочие с таким стажем, сколько Павлу лет. В деды ему годятся.

Да, так и произошло — в восемнадцать лет стал Павел Никитин мастером.

Павлом Иванычем величать стали. Но от этого не легче. Кто всерьез, а кто и с насмешкой. Ну-ну, мол, посмотрим, время покажет, какой ты Павел Иваныч. Вот и первая стычка с кадровым рабочим подоспела. Станина грязная, несмазанная, не станок, а, прошу прощения, отхожее место. Так и сказал. Станочник на дыбы: «А, пшел, сопляк! Еще учить меня будешь… Да я уже работал, когда ты…» — «Станок не приму!» — «Еще чего?! До тебя принимали, а ты…» — «А я не приму!» — твердил восемнадцатилетний мастер. Каким-то шестым чувством догадывался Павел — отступи сейчас, сделай уступку разгильдяйству и разболтанности, потом не вернешь. Это первый, пусть и маленький, но бой, который он обязан выиграть. Проиграй он сейчас — будут, пожалуй, величать Павлом Иванычем по должности, по субординации, а не по душе, не по делу. На него сейчас смотрит участок, цех, а завтра разнесется и по заводу: «В первом механическом мальчишку мастером поставили, а рабочий на него…»

Позвал Павел механика цеха:

— Отключайте станок. К работе запрещаю приступать, пока не почистите…

Выиграл свой первый маленький бой Павел Никитин…

А тут надвинулся…

Заказ на первые «катюши» поступил еще до начала войны, до 22 июня. Правда, тогда еще никто на «Компрессоре» и не знал, что участвует в создании грозного оружия войны. Не догадывался и Павел Никитин, мастер первого механического. Заказ срочный и ответственный — это все, что было сказано. Павел частенько оставался в цехе по вечерам и выбирал самые сложные детали, с которыми не всегда могли справиться даже видавшие виды кадровые рабочие. Вроде бы и не его дело, самому стоять за станком — мастер, осуществляй руководство, но нет, не из таких был Никитин, чтобы столкнуть ношу потяжелее соседу. Не этому учил его отец, основатель династии Никитиных, не этому. Вот и склонялся над чертежом заковыристым Павел, прихватывая и те часы, что были положены ему на отдых. И опять тут не остался один. Заместитель начальника цеха Бурштейн оказался рядом. Этот и раскладушку притащил и по суткам не уходил из цеха. Пока не «пошла» деталь. Нормально, без брака. А потом и в сборочном довелось Павлу увидеть собранный «пакет». Конечно, трудновато было представить, что вот эти «рельсы» могут стрелять. Не знал, не ведал он еще тогда, что фронтовые дороги вновь сведут его, Павла Никитина, крестного, со своей крестницей, «катюшей». И будет она, эта «крестница», не такая вот новенькая, лоснящаяся от свежей краски, а попадет к нему в полевую ремонтную мастерскую прямо из боя, черная от пороховой гари, скрюченная, с темно-рыжими пятнами солдатской крови на станине и направляющих.

Впрочем, все по порядку…

В первые же дни войны пошел Павел в военкомат. Вчетвером двинули. Почему-то казалось, коль вчетвером, так легче будет военкома уговорить — немедленно отправить их на фронт. Все ж не один, а группа — сила! Жора Скорняков, Сашка Анисимов. Они и сейчас на заводе трудятся. Виктор Леонов, Павел Никитин.

Всем четверым военком сказал устало, но коротко и ясно:

— Идите-идите, ребята, работайте. Мы знаем…

А чего «мы знаем», так и не пояснил.

Вернулись на завод. А там слухи, будто «бронь» вышла всем, кто работает над военным важным заказом. Совсем тоска!

В июле Сашка Анисимов все-таки «прорвался». И Жорка — тоже. Взяли для использования в тылу врага, в партизанском отряде. Повезло ребятам. А тут стой у станка, как и раньше, — штангенциркуль, суппорт — вот и вся недолга! Даже как-то и забылось Павлу, что траверсы, которые он точит, — важнейшие детали в реактивной установке.

Проводили Анисимова и Скорнякова. Но оба, с Витькой Леоновым, мысль о фронте не оставили. Не смирились с «бронью»…

Враг рвался к Москве.

В октябре 1941 года Павел и Виктор записались добровольцами во второй полк народного ополчения.

Возводили дзоты у Тушинского аэродрома…

И тут их выстроили, по тревоге подняли ополченцев. Майор, худой, с красными от бессонницы глазами, сказал негромко:

— Товарищи, немец прет… Положение тяжелое. Знаю — подготовка у вас неважная… Но фашист прет, товарищи. Надо остановить. Кто желает на передовую… три шага вперед.

Так и сказал не по-военному — «желает», будто в турпоход приглашал. Сам был из ополченцев, не успел как следует освоиться с военной терминологией.

— Кто?!

Двадцать три человека шагнули вперед. Среди них были Виктор Леонов и Павел Никитин.

Получили по пять пачек махорки, теплое белье, валенки… Погрузились на ЗИС-5 и к утру были в городе Истра.

В Истре час-другой до боя, а командир им — вот те и ополченец! — занятия устроил: «Длинным — коли! Коротким — коли!»

К вечеру Павел увидел первых убитых. И наших… И гитлеровцев.

Истру удержать не удалось.

Большой бой. Для Павла Никитина, начавшись в подмосковных полях и дубравах, он закончится в Вене. Семидесятикилометровые марши по февральской распутице 1942 года… Бои в окружении… Длинные рейды разведгруппы…

Полной мерой выдаст война Павлу Никитину. Полной. Первое ранение — в правый бок, второе («для симметрии» — шутит Никитин) в левый, а потом третье — под Калачом. Госпитали… Снова фронт. Есть что вспомнить ветерану войны, старому солдату, когда он молча стоит у монумента во дворе родного завода… Но, пожалуй, главным будет…

В ПРМ, передвижной ремонтной мастерской, реактивные гвардейские минометы звали вот так нежно — «катя-катенька-катюша». Передвижная мастерская, куда Павла Никитина взяли, узнав, что он собирал первые установки, шла вслед за наступающими войсками. Бомбовые удары немецкой авиации частенько приходились по «пэрээмке» — уж очень внушительно она выглядела с воздуха: несколько десятков каких-то загадочных машин, рядом самое грозное оружие войны — гвардейские минометы. Редкая «катюша» доходила до мастерской своим ходом, тянули на буксире. Иной раз зацепит танк три-четыре расхлестанных боем машины и подтягивает. «Принимай, братва, на лечение!» — кричит танкист.

Впрочем, в других бы условиях о «лечении» не могло быть и речи: направляющие согнуты в дугу, кабины с машин сорваны, радиаторы сплющены…

А через несколько дней «катюша» уходила из «пэрээмки», сияя свежей краской, вновь готовая к бою. Какой ценой это давалось, Павел Никитин знает хорошо. Не спали ночи: сваривали, выправляли, клепали… Даже в походных условиях освоили производство хвостовиков для «катюш». Есть такая хитрая часть в заднем мосту машины — хвостовик. А «планетарка» еще хитрей. Шестеренка, всего лишь. Но без нее ни третью, ни четвертую скорость не включишь. А чтобы отлить «планетарку», у местного населения собирали для цементовки уголь, копыта бычьи, рога, коровьи кости. Перемалывали, цементовали и отливали в походных условиях эту «планетарку», без нее не обойтись мощным тягачам, на которые навешаны «катюши».

Для двадцати автомашин иностранных марок в самодельной вагранке отливали поршневые кольца. И все это на передовой или почти на линии огня.

Электростанция — всего лишь «полуторакиловаттка». Позже, правда, разжились более мощной — захватили в бою, но долгое время обходились своей «малышкой».

Первым парнем в ПРМ был Васька Порохов. Специалист первой статьи — болт, гайку выточить — пожалуйста! Однажды строит всех командир и говорит:

— Нужны кольца для поршней. Кто сможет?

Затих строй. Порохов, классный токарь, тоже молчит.

Это в двух-то шагах от линии фронта, в походных «летучках», на игрушечных станочках, — поршневые кольца?! Чудит командир!

— Нужны поршневые кольца. Очень нужны. Кто-нибудь смог бы…

И как тогда, в сорок первом, у Тушинского аэродрома, вперед шагнул Павел Никитин.

— Я… Я смогу.

Видимо, не очень уверенно прозвучал его голос, коль строй чуть колыхнулся — не поверили.

— А что? — продолжал Никитин. — В нашей династии уже есть шесть хороших токарей: браток Алексей, браток Федор, браток Леонид… Сестрица Анна…

Женское имя развеселило «пэрээмщиков». Баба — и токарь! Токариха! Во, Пашка дает! До сих пор вроде отклонений за ним не наблюдалось.

— Смогу, — уже твердо заявил Никитин. — Я траверсы к первой «катюше» рассверливал… Через мои руки она шла, первушечка.

Затихли солдаты. О, какой, оказывается, у них старший сержант Павел Никитин — первые «катюши» делал. Кто бы мог подумать.

— Действуй, — приказал командир.

И Никитин начал действовать. Подобрал токарный станок. Специальное приспособление смастерил. Не сразу, но пошли кольца нужных размеров.

В Бухаресте после войны состоялась необычная выставка. На красном бархате лежали детали, которые изготовляли во фронтовых условиях, под огнем врага, в примитивнейших «пэрээмках». Такие сложные детали иному заводу не под силу. Специалисты, приехавшие на эту выставку, глазам не верили — неужели такое можно изготовить в условиях военных действий, в походных «летучках»?!

Ходил по этой выставке и Павел Никитин. Ходил и удивлялся. Он, пожалуй, и сам бы не поверил в реальность происходящего, если бы не был автором и исполнителем некоторых экспонатов. Вот замер на красном бархате хвостовик… А вот «планетарка», доставившая ему, Павлу, столько хлопот…

А вот и гвоздь выставки: изготовленная им, Павлом Никитиным, и его друзьями «катюша». Соотношение к настоящей 1:10. Но даже не это главное. Игрушку, обычную, «немую», под силу изготовить и любой артели. Но эта «катюша» стреляет! И не как-нибудь, настоящими снарядами!

Один приехавший генерал не поверил — стреляет? Снарядами?! А ну-ка, зарядите…

И зарядили. И дали залп. В окно, в сад, но залп собрал всех посетителей. Это ж какая точность! Неужели это…

Да, Павел Никитин и сам удивлялся. Себе, своим рукам. Рукам товарищей. Игрушка игрушкой, но за долгие годы войны из их рабочих рук вышли сотни и сотни отремонтированных «катюш». В этих руках воедино слилось мастерство рабочего и доблесть солдата. Сплав, казалось бы, несоединимый и редкий. Но необходимый для войны, для Победы.

Из дореволюционной истории завода:

Это Павел Иванович Никитин, заместитель директора завода «Компрессор» по кадрам, помнит по рассказам своего отца — Ивана Федоровича. И сегодня, когда Павел Иванович ходит по светлым и просторным цехам, видит рабочих, занятых творческим трудом, он сопоставляет эти рассказы отца и его товарищей с днем сегодняшним. Ему, старейшине рода Никитиных, рода, отдавшего заводу свыше трехсот лет, эта великая дистанция понятна.

С 1935 года «Компрессор» начал поставлять свою продукцию за границу…

В нашей стране его аппаратами оборудованы крупнейшие атомные электростанции…

Рыболовные траулеры и плавбазы-заводы…

Холодильники самых больших мясокомбинатов…

Установка ОГРА в Институте атомной энергии имени Курчатова…

«Кондишен» в высотном здании Московского государственного университета…

Смонтирована холодильная установка мощностью в один миллион килокалорий в час для охлаждения мартеновских печей металлургического завода в Бхилаи (Индия)…

Фреоновые холодильные машины на океанских лайнерах типа «Пушкин»…

В гостинице «Россия»…

В Большом театре…

Этот список можно было бы продолжать и продолжать.

И Павел Иванович Никитин, на глазах которого рос завод, мог бы рассказать десятки историй, связанных с каждой новой машиной, рассказать весело, с присущим ему юмором, в «лицах».

Но он озабочен днем сегодняшним.

Кто такой заместитель директора по кадрам?!

Начальник отдела кадров, с кем каждому человеку хоть раз да приходилось встречаться в жизни?!

В известной мере.

Прочитал в записи в трудовой книжке… Дал «смотровую» в цех… После — оформил на работу.

Конечно, он все это сделает, а когда проштемпелюет графу «принят», то и размашисто распишется.

Но своей главной обязанностью Павел Иванович считает…

Впрочем, начинается заседание комиссии по труду. Приглашены начальники цехов, экономисты. Приступили к детальному анализу работы цеха.

— Павел Григорьевич, у вас возросли потери рабочего времени. Три и восемь десятых процента для вашего цеха — многовато. В чем дело? Вы анализировали? — обращается Никитин к одному из присутствующих. — Хоть причина и уважительная — больничные листы, но в этом надо разобраться.

— Наш цех теплый…

— Но многие работают на улице.

— Мы их одеваем.

— Лично проверьте наличие теплой одежды. Да и все ли одеваются? Особенно — молодые. Крепкие-то они крепкие, но и прыткие… Мол, организм здоровый, выдержит. А не всегда так бывает.

— Хорошо, Павел Иванович, возьму на контроль, — делает отметку в записной книжке начальник цеха.

— А в девятом цехе вообще ЧП. Человек чуть ли не месяц не появляется на работе, а начальство благодушествует.

— В армию призывают.

— Так надо надлежащим образом оформить увольнение. Давно следовало побывать у него дома, детально разобраться. Экономист куда смотрел? Табельщик…

— Упустили.

— Чтобы впредь не упускали, получите от меня выговор. Дальнейшее рассмотрит дирекция.

Что греха таить, есть еще в коллективе «Компрессора» и такие, которые «упустили», и такие, что «недосмотрели», и вот такие…

В кабинет главного инженера Алексея Николаевича Петрова, в то время исполнявшего обязанности директора завода, они входят по одному, понуро сутулясь, отводя глаза в сторону. В приемной, ожидая вызова, натянуто храбрились, вымученно посмеивались: «Сегодня, братва, сдвоенным центром на нас пойдут…» А суть шутки в том, что за столом комиссии по борьбе с алкоголизмом сидят два бывших секретаря парткома — Петров и Никитин.

Вернувшись с войны с орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги», Павел Иванович Никитин снова встал к токарному станку. Кто-то из друзей принес заводскую многотиражку довоенного выпуска. И были в ней такие строчки:

— Что, Павел Иваныч, работнем, как до войны?

— А то как, — отозвался Никитин. — Только так!

— Говорят, тебя к нам в начальники прочат?

— За славой не гонюсь, от ответственности не увильну…

И впрямь, скоро он стал старшим мастером… Начальником участка… Начальником производства… А потом коммунисты завода оказали ему доверие, выбрав секретарем партийного комитета. И пришлось Павлу Ивановичу учиться великому качеству партийного работника — глубоко вникать не только в производственные вопросы, но и в души рабочих. И хоть лет с тех пор прошло порядочно, а вот поди ж ты, помнят — «сдвоенный центр».

Крупный, рослый, косая сажень в плечах парень, розовощекий, не знает куда девать сильные руки, еще не успел алкоголь взять от его здоровья свою долю. Голос пока тверд. Рассказывает о себе охотно, даже с каким-то вызовом — выпил, ну что?! На работу явился. Хоть мастер и отстранил, а зря, выдержал бы я день и план бы выполнил.

— Вы помните, — прерывает рассказ парня Павел Иванович, — был на нашем заводе случай… Тоже выпил человек, на ногах, как говорится, стоял. Мастер не заметил, до станка допустил. А потом — смерть.

— Ну, слышал…

— Так вот на его месте могли быть и вы.

Парень молчит. Зябко ежится, хоть в кабинете и тепло.

— И если я не ошибаюсь, у вас наследница появилась, дочка недавно родилась…

— Не ошибаетесь, Павел Иванович.

— Так какое же она наследство получит, если ее отец приходит пьяным на работу… А работа повышенной опасности… Я говорю о «наследстве» души… Вы меня понимаете?

— Понимаю, Павел Иванович.

— При заводе, в быткорпусе, мы организовали наркологический кабинет… Без отрыва, так сказать, от производства…

— Пойду, — сказал парень. И уже тверже добавил: — Обязательно…

А вот рабочий Н. В возрасте. Дрожат руки. От первого вопроса «почему пьете?» по дряблым щекам покатились слезы.

— Вот видите, — тихо замечает Павел Иванович, — алкоголь съел все ваше здоровье. И не первый раз мы здесь с вами беседуем. Вы давали обещания, мы — проявили мягкотелость… И вот результат. Плачевный и в прямом и в переносном смысле. Но не все еще потеряно…

— Уволите? — не поднимая головы, спрашивает Н.

— Это проще всего. И статья, даже не одна, в трудовую книжку так и просится. Но нет, увольнять вас мы пока не будем. Пошлем на стационарное лечение. Поборемся за вас.

Конечно же, не один Никитин вел диалоги на этом безрадостном, но необходимом заседании. Резко выступали мастера, начальники цехов, подытоживал результат трудного разговора председатель, но голос Никитина, мнение его были если не решающими, то, во всяком случае, определяющими. И не в силу должностной весомости, а благодаря авторитету, что накоплен годами безупречной работы. А трудится Павел Иванович на «Компрессоре» сорок лет. И в трудовой книжке лишь записи о поощрениях и повышениях. Не каждый таким может похвалиться. Впрочем, «похвалиться», наверное, не то слово, лучше — гордиться.

Вот резко, смело, нет, скорее — нахально, влетел в кабинет Никитина молодой человек. «На работу возьмете? На должность энергетика цеха…»

Никитин — психолог. По тому, как человек вошел, как спрашивает, как подает документы, даже по внешнему виду, может определить, кто перед ним.

Так и с этим. Еще не открывая трудовой книжки, понял, что из себя представляет посетитель. Так оно и есть — запись на записи, даже вкладыш потребовался.

— М-да-а, трудовая ваша мне не очень нравится, — задумчиво говорит Павел Иванович. — Точнее, совсем не нравится. Годы молодые, а столько перемен… В дипломе оценки хорошие, можно даже сказать — прекрасные оценки… институтские… А вот жизненные… Что же вас заставило так часто менять место работы?

— Жизнь.

В глазах посетителя тоска — вот старикан попался дотошный, копается, что да как… Нужен работник, направляй в цех, не нужен — прости-прощай. Так раньше во всех отделах кадров бывало.

— Я себя ищу, — говорит энергетик, сам не очень-то веря своим словам.

Никитин улыбнулся. Мыслям своим улыбнулся. Показать бы этому молодому человеку его, никитинскую «трудовую». И сказать, что вот он, Никитин, счастлив, что отдал одному заводу всю жизнь. Да ладно, обидится еще.

— Работа у нас нелегкая… Направление в цех я вам выписываю, сходите познакомьтесь, поговорите с начальником цеха, а потом ко мне, будем смотреть…

— Как это… Можете отказать?

— Я сказал — будем смотреть.

Работнику, отвечающему за кадры, надо уметь видеть завтрашний день. Живя сегодняшними заботами, уловить пока, может быть, слабый пульс будущего. Так думает Павел Иванович. Вот ведь незначительная, казалось бы, новинка, которую можно было бы назвать так — «Год моей работы на «Компрессоре». На беседу в дирекцию приглашают тех, кто отработал на заводе год. И здесь в присутствии партийных и комсомольских работников, председателя завкома, различного ранга руководителей производства, «годовикам», как их в шутку иногда называют, предоставляется слово. Как прошел этот год? Есть ли претензии к коллегам, к руководству, к общественным организациям? Есть ли просьбы, жалобы… Говори, что на душе наболело. Нравится ли дело, которому служишь? Если хочешь уйти — объясни почему? Может быть, здесь же и разберемся. Сделаем, что в наших силах… Вот все руководство завода перед тобой, говори!

Непременный участник всех бесед — Павел Иванович Никитин. Ведь год назад он принимал этих людей на работу. С него для них начался «Компрессор». Многих он помнит поименно. И радостно бывает Павлу Ивановичу услышать: «У меня все хорошо».

«Годовикам» вручают небольшую денежную премию.

И значок компрессоровца.

«Рабочая путевка»… «День совершеннолетия»… «Почетный пропуск»… «Призывнику, уходящему в армию»… Все это не дежурные мероприятия для «галочки». Все это служит одному и тому же — дать понять человеку, что пришел он не просто на завод, к станку или чертежному кульману, а в коллектив, богатый трудовыми традициями, в рабочую семью.

Кстати, о семье. Династия Никитиных отдала заводу «Компрессор» более трехсот лет. И ныне здесь трудятся девять представителей этой славной династии. К сорока годам подходит стаж токаря Леонида Ивановича Никитина, награжденного орденом Трудового Красного Знамени.

Не розами была усыпана дорога Леонида Ивановича. Судьбе было угодно так распорядиться, что остался он с двумя детьми на руках — Валентиной и Володей. Сам стирал, готовил, был детишкам и папой и мамой. Да и за станком рабочая совесть не позволяла трудиться вполсилы, напротив: планы перевыполнял регулярно, участвовал в общественной жизни коллектива, был для молодых рабочих наставником — тогда, правда, это слово еще не было в моде. Но мода модой, слово словом, а рядом с новичком на «Компрессоре» всегда стоял опытный хороший специалист и воспитатель. Леониду Ивановичу не боялись доверить вчерашнего выпускника профтехучилища, не боялись, потому что знали — токарь-универсал высшего разряда Леонид Никитин воспитает не только хорошего токаря, но и правильного человека. Трудно сейчас подсчитать, сколько рационализаторских предложений он внес, чтобы облегчить труд себе и своим товарищам. Трудно потому, что не вел «бумажной бухгалтерии» токарь.

И «Компрессор» пошел навстречу своему рабочему — ребят устроили в заводской детский сад. Из садика их, как правило, забирал отец, но когда выдавалась вторая смена, приходили на помощь и другие члены никитинской династии. А вскоре и Леонид Иванович нашел свою новую судьбу — Татьяну Егоровну, «местную», с «Компрессора». У Татьяны Егоровны уже было двое сыновей. Так неожиданно разрослась генеалогическая веточка Никитиных. Новую квартиру в заводском доме получили, не чета прежней, подвальной. Подросли дети. По стопам отца пошел сын Владимир. Сын сестры Борис тоже пожелал стать токарем. Нелегко быть наставником своих родственников, но пришлось. Такую «семейственность» на заводе только приветствовали. Кому-кому, а своему сыну и племяннику Леонид Иванович не даст спуску. Хорошие токари вышли из ребят, из семейного «гэпэтэу», как посмеивались заводчане.

Не случайно почти сорокалетний труд токаря Никитина отмечен высокой правительственной наградой.

Однажды на завод приехал фотокорреспондент из газеты. Пожелал сфотографировать династию Никитиных. Даже из одной смены набрали стольких, что корреспондент смущенно заговорил о широкоугольном объективе, который, увы, остался в редакции. На снимке в центре Павел Иванович, слева и справа от него в рабочих спецовках Леонид Иванович, Владимир Леонидович, Валентина Анатольевна, Ольга Ивановна, Валентина Михайловна, Татьяна Егоровна, Борис Никитин…

Если бы тот фотокорреспондент приехал на семейное торжество Никитиных, посвященное столетию завода «Компрессор», не помог бы и широкоугольный объектив — таким крепким и разросшимся оказалось древо жизни рабочей династии, древо, посаженное когда-то Иваном Федоровичем. Да и сам бы основатель династии, доведись ему быть вместе с ними, подивился бы и порадовался: не подвели рабочую честь Никитиных его сыновья, внуки.

Снесли за ветхостью старый домик, на веранде которого Иван Федорович пивал чаи. То ли в шутку, то ли всерьез кто-то приколотил к ближнему дереву табличку с номером снесенного дома, и стало это дерево как бы никитинским, фамильным. Деревья сильны своими корнями, рабочая династия — своими делами.

Шестнадцать человек в общей сложности дала заводу Никитинская династия. Шестнадцать потомков продолжили дело медника Ивана Федоровича.

Вот и самая младшая представительница, Светлана, повзрослела. А выросла она в том самом домишке, о котором напоминает сейчас лишь табличка.

Много на заводе ветеранов с большим стажем, но редко кто может сказать о себе: «Я — старожил «Компрессора».

А Светлана имеет на это полное право — родилась она в доме, что стоял на территории, чуть ли не рядышком с производственными корпусами. Для нее, как и для отца, с первого дня рождения завод был родным. Ее не пугал призывный гудок по утрам, который перебивал квохтанье кур, вскрики гусей и уток, блеянье коз, собачий лай, все те домашние звуки, которые доносились из Перова, с полудеревенских перовских окраин. Конечно, давно окраины переросли в современный район столицы с многоэтажными домами, универмагами и кинотеатрами. Просторны улицы, заполненные быстроходными трамваями, троллейбусами, метро пришло к перовской бывшей дальней дали, пахнет горелым металлом от тормозных колодок электричек…

Вырос, набрал силы и «Компрессор». И вместе с заводом выросли люди. Такие, как Светлана, Светлана Павловна.

Крепко шагает по жизни новое поколение. Если у отца, Павла Ивановича, за плечами всего шесть классов школы да ФЗУ, фабрично-заводское училище, то у дочери уже институт — Московский институт химического машиностроения. Инженер-конструктор. Училась Светлана на вечернем факультете. И совсем не потому, что не было достатка в семье Никитиных и требовался ее, Светланин, взнос в общий бюджет, нет. Сразу, без раскачки, захотелось войти в заводскую трудовую семью, а потому прежде поступила на работу, а потом примерилась и к студенческой скамье. «Вечерники» — крепкие работники. Нет в них детского инфантилизма, раскачивания и метаний из стороны в сторону. Их мудрый учитель — сама жизнь.

Задорная боевая девушка постоянно находится в гуще общественной жизни. Комсомольцы отдела механизации и автоматизации, где она поначалу работала, выбрали ее своим вожаком. И не ошиблись, не жалели об этом — не давала Светлана «заснуть» даже самым пассивным.

Старейшина Никитинского рода Павел Иванович, а для нее просто папа, часто спрашивал у начальства: «Как там моя? Вы с ней построже, построже!»

Некоторые подружки вздыхали: «Эх, Светка, такого отца имеешь — заместитель директора по кадрам! Жить бы тебе за его широкой спиной и не тужить, так нет, вечно шебуршишься. Что тебе, больше всех надо?» Светлана отвечала коротко: «Широкой спины» мне не требуется, своя голова на плечах, а больше… Надо! Зачем тогда жить?!»

Была Светлана и заместителем секретаря комитета комсомола всего завода. Рабочий коллектив вырастил ее профессионально, комсомол дал духовный заряд. Приняли в партию. Училась в университете марксизма-ленинизма.

У коммуниста больше ответственности, с него больший спрос, но и к этому Светлана готова.

И есть во всем этом глубокая символика: дед устанавливал Советскую власть, отец защищал ее от нашествия фашистов, дочь строит будущее. Без сильных корней не бывать и хорошей кроне.

В пределах очерка трудно рассказать о всех представителях никитинской династии. Разнятся они по занимаемым должностям, вкусам и интересам, привычкам и склонностям, но всех их объединяет одна черта — любовь к своему заводскому коллективу, который вырастил их, дал крепкую рабочую закалку, сообщил и сообщает постоянное ускорение, без которого не может быть движения вперед.

И во главе всего рода сегодня Павел Иванович — старейшина. Право на это дает не только возраст, но и тот путь рабочего-солдата, что довелось ему пройти.