Мистерия Ориона. Секреты пирамид

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ОТКРЫТИЕ ТЕКСТОВ ПИРАМИД

Внутри некоторых пирамид Пятой и Шестой Династий таились самые древние религиозные тексты из обнаруженных к настоящему времени. Их, по понятным причинам, назвали «Текстами пирамид». Учитывая их исключительную древность, кажется странным, что они столь мало известны широкой публике. Большинство людей, по меньшей мере, слышали о «свитках Мертвого моря», которые датируются гораздо более поздним временем (около 100 года до н. э.) Любопытно, но тот факт, что Текстами пирамид пренебрегает столь много людей, сам по себе загадочен.

Впервые познакомившись с ними в 1979 году, я был изумлен и не мог взять в толк, почему я не слышал о них раньше. Из разговоров со своими друзьями в Каире я понял, что многие египтяне не подозревают об их существовании. Придя к заключению, что тексты имеют гораздо большее значение, чем обычно считается, я решил скрупулезно изучить их. Вскоре мне стало понятно, что все, касающееся этих текстов, окружено некой таинственностью, даже их обнаружение, которое произошло весьма любопытным образом.

Зимой 1879 года в Каире возникли слухи, что в малых неисследованных пирамидах Саккара, возможно, существуют древние надписи. Слухи набирали силу, вызвав обычную смесь скептицизма и предвкушения открытия, пока не достигли профессора Гастона Масперо. Он недавно прибыл в Каир, чтобы возглавить французскую археологическую экспедицию, и стремился прославиться своими открытиями в Египте. Опытный археолог и блестящий филолог Масперо знал, что такие слухи, шепоток на рынках, часто приводят к крупнейшим археологическим находкам, а в данном случае в них интуитивно ощущалась правда. Слухи, казалось, подтверждали то, о чем он тайно подозревал в отношении до того времени молчаливых пирамид Египта. Он решил провести исследование.

Достоверно известно, что на заре был замечен неподвижный шакал около разрушенной пирамиды некрополя в Саккара. Казалось, что животное дразнит одинокого мужчину, раиса (бригадира рабочих), и почти приглашает озадаченного человека догнать его. Шакал медленно направился к северной стороне пирамиды, на мгновение замер и исчез в отверстии. Заинтересовавшись, араб решил пойти за ним. Протиснувшись в узкую щель, он попал в темные внутренности пирамиды. Вскоре он достиг камеры и, подняв свой факел, обнаружил, что стены с пола до потолка покрыты иероглифами. Они были высечены с потрясающим искусством и покрашены бирюзой и золотом. Раис наткнулся на одно из величайших археологических открытий конца девятнадцатого века, на зашифрованные послания, которые со временем привели к разгадке тайны пирамид.

Ирония судьбы в том, что открытие произошло благодаря шакалу. В Древнем Египте было два бога в ипостаси шакала, хотя, возможно, они были связаны с различными сторонами одно и того же божественного начала. Первый, широко известный бог — это Анубис, который в египетской погребальной росписи всегда изображен в качестве распорядителя ритуала «взвешивания сердца», драматической окончательной оценки покойника, в процессе которой принималось решение, попадет или нет душа его в царство Осириса. Деревянные скульптуры Анубиса помещали в качестве амулета-хранителя в гробницы фараонов: один прекрасный экземпляр такой статуэтки (находящийся в Каирском музее) представляет собой вечно бдительного стража, найденного в гробнице фараона Тутанхамона, умершего совсем молодым. В другом варианте шакал представлял Вепуата, или Упуата, «открывателя путей» Разумеется, именно в его честь немецкая экспедиция назвала своего знаменитого робота.

Чем отличаются Анубис от Упуата, по древним текстам понять нельзя, но, как показал Роберт Темпл в своей книге «Тайна Сириуса», Анубиса ассоциировали с Сириусом, самой яркой звездой в созвездии Большого Пса.

Упуат, видимо, был связан с северным созвездием, которое мы называем Малой Медведицей. (Шакал оказался причастным и к нашим поискам решения тайны Ориона: я встретился с «моим» шакалом в Гизе перед важным открытием.)

Открытие Текстов пирамид сопровождалось широкой полемикой. Конец 1878 года был временем смуты в Египте. Царило настроение неизбежности социальных волнений и даже гражданской войны, появились признаки надвигающегося восстания против иностранцев и их марионетки хедива Тефика-паши[45]. Готовилась к отплытию из Британии военная флотилия для усмирения повстанцев и ликвидации их лидера Ахмеда Араби, который представлял собой серьезную угрозу власти хедива, преследовал и убивал европейцев в Каире и Александрии[46]. Среди политической нестабильности слух о находке шакала усилил смятение иностранных археологов в Каире, которых тревожили опасения, связанные с сохранностью археологических сокровищ и угрозой собственному имуществу и жизни.

Заслугу открытия Текстов пирамид приписывают Гастону Масперо, но нет ясности в том, какова была реальная череда событий, которые привели к сокровищу. Согласно достоверным документам, он первым вошел в пирамиду Унаса 28 февраля 1881 года, но нет никаких сомнений, что две другие пирамиды с текстами были уже тайно обследованы Огюстом Мариетом (7827–1881 гг.), директором Египетского общества древностей^{87}.

Существует версия, что арабский раис, вероятно разочарованный отсутствием «настоящих» сокровищ в Малой пирамиде, сообщил о своей находке властям, к ведению которых относились. древние артефакты, что означало обращение к Огюсту Мариетту, главному египтологу того времени, получившему этот пост от паши. Мариет, уроженец Болоньи, жил в Египте с 1851 года. Он прославился уже через несколько месяцев после прибытия в Египет, обнаружив Серапеум в Саккара, огромный лабиринт подземных галерей, где находились десятки саркофагов мемфисских священных быков Аписа. В результате он стал другом хедива Саида и позднее его сына Исмаила и приобрел значительное влияние в Египте. Мариет основал Службу Древностей, прототип Египетского общества древностей, и музей Булаг, который впоследствии был преобразован в Каирский музей, располагающийся сейчас в здании на площади Тарир. Мариет стал первым директором Службы — пост в Египте в то время весьма высокий, поскольку под его контролем находилась торговля древностями и предоставление концессий на проведение раскопок.

К 1880 году, когда были обнаружены Тексты пирамид, Мариет был широко известен, и его репутация как археолога была непоколебимой. Вместе с тем он славился также своим упрямством и авторитаризмом и был истоком многих политических скандалов благодаря своим высказываниям^[47]{88}. Однако карьера его близилась к закату, он устал и был болен, потерял жену и ребенка в начале эпидемии чумы в Египте. Мариета интересовало только то, что он считал своей личной империей, Мемфисский некрополь, где, помимо других сокровищ, он нашел Серапеум.

Всем было известно, что в молодости он слыл бунтарем. Из Египта его отправил Лувр, но не для раскопок, а для поиска коптских рукописей, которые ему было поручено разыскать и купить. Вместо этого, полагаясь на свою интуицию, Мариет использовал деньги на проведение раскопок в Саккара, на которые его никто не уполномочивал. К его удаче, интуиция не подвела, и он нашел Серапеум. Кураторы Лувра простили его и выслали ему дополнительные средства на продолжение раскопок[48]^{89}. Однако все это были дела давно минувших дней, сейчас этот старый и усталый человек не хотел предоставить своим молодым коллегам ту свободу, которой ранее пользовался сам. Когда ему доложили о слухах, связанных с пирамидами, он отказался предпринять какие-либо действия для их проверки и не дал кому-либо еще этим заняться. Несмотря на страстные просьбы Масперо и других, Мариет остался непоколебим в своей высокомерной позиции высокого авторитета, безапелляционно утверждая, что посещение этих неисследованных пирамид было бы напрасной тратой времени и денег. Довод был один: пирамиды — это гробницы, а гробницы не могут «говорить», они, и это очевидно, muettes (немые), и он настаивает, что надписей в них нет и быть не может. Его коллеги, включая Масперо, решили, что лучше оставить на время все так, как есть сейчас.

Мариет, казалось, достаточно обоснованно настаивал на своем. Даже оптимист Масперо не мог не признавать, что все пирамиды, вскрытые к тому времени, включая Великую пирамиду Гизе, надписей внутри не имели, за исключением граффити сомнительной ценности. Не было никаких оснований полагать, что малые пирамиды в Саккара чем-то отличаются от других в этом отношении. Прошел слух о шакале, и, хотя Масперо воспринял его всерьез, на Мариета он впечатления не произвел. Он всего лишь повторил свое возражение, спросив: «Если бы внутри пирамид имелись тексты, то они не были бы просто гробницами, не так ли?»^{90} Масперо позднее говорил: «Всем было хорошо известно мнение Мариета по вопросу о пирамидах: в предисловии к своей незаконченной работе о гробницах мастаба он попытался доказать, что мастаба не только никогда не содержали каких-либо текстов, но всякая попытка вскрыть их была бы напрасной тратой времени и денег…»^{91}.

В начале 1888 года была наконец решена проблема денег. Французское правительство сделало Службе Древностей щедрый дар в размере 10 000 франков, подразумевая, что по меньшей мере одна из невскрытых пирамид в Саккара будет обследована Масперо просил эти деньги в надежде смягчить противодействие Мариета. Это помогло, но не так, как надеялся Масперо:

Масперо заявил, что Мариет настаивал, будто эти тексты были скопированы не в гробнице фараона, но в большой мастаба знатного человека.

Наконец, 4 января 1881 года Мариет сдался. В конечном итоге это был его последний шанс оказаться причастным к тайнам пирамид. С неохотой он отдал распоряжение своему германскому помощнику Эмилю Бругшу проверить «надоедливый» слух о шакале.

Через несколько дней Бругш сообщит Мариету, что рассказ раиса был правдой. Именно в пирамиде, а не в мастаба были обнаружены надписи^{94}. Но к этому времени великий археолог уже лежал на смертном одре и, увы, так никогда не увидел текстов. Девятнадцатого января 1881 года Мариет умер в Булаге около знаменитого музея, который он создал, и его забальзамированное тело покоится теперь в саркофаге на дворе Каирского музея египетских древностей. Бронзовая статуя Мариета с табличкой «А Mariette Pasha, L’Egypte Reconaissante» доминирует над сценой.

Естественным преемником Мариета был Масперо, и его немедленно назначили директором Службы Древностей. Для всех было очевидно, каким будет его первый шаг: он, облеченный теперь официальной властью, немедленно приступил к полному обследованию малых пирамид Саккара, которыми ранее пренебрегали.

Во вторую неделю января под ласковым зимним солнцем Масперо развернул почти военную операцию. Он решил «атаковать Мемфисский некрополь по всему фронту, то есть от Абу-Руваша до Лишта..»^{95}. Пирамиды Пепи I и Меренры уже были вскрыты Бругшем, и «быстрый успех теперь следует развить. 28 февраля была вскрыта пирамида Унаса, 13 апреля Пепи II и Нефериркара, а 29 мая Тети…» Раскопки других пирамид продолжались до конца 1882 года, но надписей обнаружено не было Однако Масперо с гордостью докладывал: «Менее чем за год пять так называемых «немых» пирамид Саккара заговорили…»^{96}.

Было найдено больше, чем он мог представить себе в лучших мечтах: буквально тысячи строчек иероглифов. Можно понять возбуждение Масперо, с которым он рассказывает о количестве обнаруженных текстов. «Результат, — писал он, — был огромен. Пирамиды Саккара с надписями дали нам почти 4000 строчек гимнов и описаний ритуалов, большая часть которых составлена в доисторический период египетской истории».

Его вывод о дате, когда были составлены тексты, даже по самым сдержанным оценкам приводит нас в 3200 год до н. э., или за два тысячелетия до написания Ветхого Завета, или за 3400 лет до того, как были написано первое Евангелие. Тексты пирамид, несомненно, представляют собой древнейший свод религиозных текстов из найденных где-либо в мире.

Из пяти обследованных пирамид наибольшее количество текстов оказалось в пирамиде Унаса, последнего фараона Пятой Династии (около 2300 года до н. э.). Древние тексты в этой пирамиде были не только лучшими в этой коллекции, но и старейшими. Масперо первым вошел в камеры пирамиды Унаса и увидел тексты. Он был вынужден на корточках протискиваться по низкому. спускающемуся ходу, пока не добрался до камеры с саркофагом и диковинным потолком, имеющим щипцовое сужение. Здесь он (как я и Эдриан век спустя) с благоговением рассматривал искусно высеченные на стенах иероглифы.

Теперь перед Масперо стояла трудная задача перевода и истолкования того, что он нашел. Он писал: «Тексты, которыми были покрыты стены, можно было классифицировать по трем категориям: описания ритуалов, молитвы и магические заклинания»^{97}. Подбор слов неудачен, поскольку комментарий такого рода умаляет значение находки. Это было одно из самых значительные археологических открытий всех времен, но, приклеив на тексты ярлык тарабарщины языческого суеверия, он сделал так, что они стали выглядеть текстами, не имеющими особого значения. Масперо не смог, как и многие другие после него, увидеть астрономическое содержание текстов и ту могучую экзотерическую мудрость, которая в них заложена. Полных пять рабочих дней понадобилось Масперо при помощи Бругша для копирования текстов пирамиды Унаса. Через несколько недель был готов к опубликованию первый необработанный перевод, который появился в официальном журнале Археологической миссии в Египте. Он писал позднее:

Признание Масперо, как оказалось, было к месту, поскольку он поспешил со своим толкованием текстов Пирамид. К сожалению, большое количество недоразумений, связанных с этими текстами, возникло не только из-за него, но и благодаря другим египтологам начала двадцатого века. В своем энтузиазме и стремлении немедленно дать перевод и комментарий — они полагались в значительной степени на интуицию, а интуиция у них была сильно заряжена христианскими предубеждениями.

Самым крупным виновником этого был американский египтолог по имени Джеймс Генри Брестед, который в 1912 году сделал серьезную попытку истолковать тексты. Брестед увидел в текстах то, чего там не было: следы противоборства культа Солнца со звездным культом, причем звездный культ явно угасал и присутствовал в текстах, по его мнению, только в виде ностальгических мотивов. Итак, он писал:

Брестед пришел к выводу, что звездный культ особого внимания не заслуживает, — он сосредоточился на том, что считал главной, принципиальной темой Текстов пирамид, на культе Солнца. Последовал неизбежный результат: пирамидам было приписано солнечное происхождение, такой вывод поставил «солнечную» печать на пирамидах- и их символическом значении, которую было очень трудно стереть, поскольку Брестед не был рядовым египтологом.

К концу его карьеры список его достижений и титулов занимал две страницы — его называли «истинным основателем египтологии Нового Света»^{100}.

Брестед (1866–1936 гг.) вырос в среде «среднего класса Среднего Запада и одно время готовил себя к карьере священника». Интерес к истории древних народов со временем привел его к изучению «библейских земель», хотя «он навсегда сохранил сильную склонность к миссионерству»^{101}. Свою трудовую жизнь он начал клерком в местной аптеке и получил образование по специальности фармакология в 1882 году. Затем он начал изучать древнееврейский язык в Чикаго и перебрался в Йельский университет в 1988–1981 годах. Здесь его привлекли к изучению египтологии, которая осталась его непреходящей страстью на всю жизнь. В 1892 году он уехал в Берлин и продолжил учебу под руководством немецкого филолога доктора Адольфа Эрмана. Со временем он сделал себе имя и привлек внимание, а затем и подружился с Дж. Д. Рокфеллером-младшим, который в 1924 году предоставил ему грант, частично истраченный Брестедом на основание Института ориенталистики в Чикаго, первого американского учреждения, специализирующегося в области египтологии. Дальнейшая помощь со стороны Рокфеллера позволила Брестеду превратить Институт ориенталистики в ведущий Институт египтологии Нового Света, что сникало ему уважение как со стороны ученых, так и студентов^{102}. При его статусе и академическом авторитете немногие осмеливались оспаривать его взгляды.

Нет сомнения, что вклад Брестеда в египтологию огромен, но нельзя забывать, что его библейские предубеждения и его личные взгляды на монотеистическую солнечную религию, которые он попытался навязать Текстам пирамид, почти закрыли дверь к иному толкованию их смысла. Его заворожила тайна религии древних египтян. В своей популярной книге «Развитие религии и мысли в Древнем Египте» он взял на себя смелость показать, как, по его мнению, происходило развитие египетской религиозной идеологии. «Тексты пирамид представляют собой продукт обработки оригинала несколькими последовательными редакторами, и обработка эта производилась почти наобум»^{103}. «Каково содержание Текстов пирамид?» — спрашивал он и предлагал широкой и внимательной аудитории следующий ответ:

Он свел значение Текстов пирамид до невнятного бормотания дряхлых и суеверных магов-жрецов, имеющих странное представление о загробных проблемах своих мертвых фараонов. При такой терминологии в конечном итоге все это и религией не выглядело. Подлинная религиозная мысль, верил Брестед, появилась много позже, в эпоху фараона-еретика Эхнатона (около 1350 года до н. э.).

Но в данный момент, по мнению Брестеда, солнечный культ был готов к превращению в солнечную веру с оттенком монотеистической концепции. Она предположительно нашла свое отражение в новом культе Атона, введенном мягким правителем, философом Эхнатоном^{105}. Брестед видел в прославленном деде Эхнатона, великом Тутмосе III, лидера «национального жреческого сословия, уже сложившегося на Древнем Востоке, и первого Верховного священнослужителя (Pontifex Maximum) при боге Амуне. Таким образом, Тутмос III представал в роли Святейшего Папы времен фараонов, возглавлявшего, согласно терминологии Брестеда, «это папство Лмуна». У американской аудитории Брестеда начало складываться представление об этой религии на основе почти иудейско-христианской идеи странного внука Тутмоса III. Многое в терминологии Брестеда пропитано желанием видеть Эхнатона предвестником монотеистической религии с солнцем или, точнее, солнечным диском в качестве символа Единого Бога, бога «Слово»^{106}.

Для его аудитории такая концепция удивительной не была, поскольку в представлении многих Моисей был современником Ахнатона, главным идеологом развития монотеистической иудейской религии и ее смешения с религией фараонов^{107}. Однако где-то на заднем плане оставался звездный культ, который был близок вавилонскому политеистическому поклонению звездам и, следовательно, неприемлем для иудейского идеализма. Звездный элемент в Текстах пирамид очевиден, и Брестед, как и все остальные до него, испытывал от этого неудобство. Он отбросил его как состряпанную на скорую руку теорию, которая запятнала безупречную чистоту солнечной идеологии Века Пирамид.

Из-за этих ошибок в начальном периоде исследования был почти потерян самый важный ключ к пониманию текстов — широкое использование астрономический аллегорий. Этот ключ был похоронен под грудой академического славословия, последовавшего за публикацией Масперо. Астрономический ключ мог оказаться потерянным навсегда, если бы не судьбоносное открытие 1982 года, сделанное через целый век после обнаружения Текстов пирамид. Обсудим это мы в последующих главах, а сейчас давайте посмотрим, что же представляют собой эти тексты, как они взаимосвязаны с широко известной египетской Книгой Мертвых. Эта книга представляет собой аналогичное собрание текстов, сохранившихся на папирусных свитках более поздних времен. Вооружившись базовыми знаниями, мы будем, готовы приступить к сути нашей тайны, роли Ориона в. египетской религии.

Мы уже знаем, что Тексты пирамид дошли до нас в виде иероглифов, высеченных на внутренних стенах пирамиды Пятой Династии и четырех пирамид Шестой Династии. Следовательно, их можно датировать периодом между постройкой самой первой (Унас, около 2300 года до н. э.) пирамиды и самой последней из них (Пепи II, около 2100 года до н. э). Однако даже эти старейшие образцы религиозной письменности в мире не являются оригиналами, но составлены на основе исчезнувших древних текстов. Нам повезло в том аспекте, что ни писцы, ни редакторы не правили их с того момента, как они были высечены на стенах, чего нельзя сказать о других священных памятниках отдаленного прошлого, включая Библию. Печально, что ученые в области сравнительной религии и истории философии в последние десятилетия обошли вниманием Тексты пирамид.

При рассмотрении хорошо развитой теологии и мифологии текстов, зная о том, что они представляют собой руководство для проведения церемоний и ритуалов фараона в великую эпоху Века Пирамид, мы должны помнить: дошедшие до нас на стенах пирамид тексты есть копии древнейших источников, до нашего времени не сохранившихся. Но насколько раньше строительства пирамиды Унаса был составлен текст источника?

Возможно, лучший способ ответить на этот вопрос — посмотреть, как человек, обнаруживший их, Гастон Масперо, и другие ученые, египтологи и переводчики, познакомившиеся с находкой после него, воспринимают Тексты пирамид. В лекции, которую Масперо прочитал вскоре после своего открытия, он описывает их как «4000 строчек гимнов и формул, из которых большая часть была создана в доисторический период Египта». Термин «доисторический Египет» даже по современной хронологии относит их, самое позднее, к приблизительно 3200 году до н. э. — дата, которую Масперо и его современники сочли бы довольно консервативной.

В 1912 году Брестед писал об этих текстах:

С тех пор как Брестед написал эти слова, дальнейшую сумятицу в умах, в частности, исследователей, не принадлежащих к кругу ученых, вызвала сложившаяся в египтологии первой половины двадцатого века практика обобщенно называть погребальные литургии и многие другие тексты Древнего Египта Книгой Мертвых, считая Тексты пирамид древнейшим вариантом этой книги. Эту тенденцию усилил, помимо других, профессор Уоллис Бадж:

Классификацию Баджа адекватной назвать нельзя. Его варианты 2, 3 и 4, во многих аспектах аналогичные, заметно отличаются от Текстов пирамид. Ошибка не только в этом: Тексты пирамид соединены у него с гораздо более поздними текстами, такими, как Тексты гробниц.

Все священные египетские тексты были собраны в один букет под названием Книга Мертвых, что затуманило суждения ученых, связанные с Текстами пирамид: уникальность этого сборника недооценивалась. Бадж, однако, сказал далее, что тексты «содержат в себе доказательства не только того, что они были собраны, но и того, что были пересмотрены или отредактированы задолго до времен фараона Мена (около 3300 года до н. э.)»^{110}. Доктор Эдвардс, еще один бывший хранитель египетских древностей в Британском музее и автор канонического труда о пирамидах Египта, подтвердил свою позицию, когда написал в 1947 году: «Тексты пирамид не принадлежат ни к Пятой, ни к Шестой Династиям, но появились на свет в более ранние времена…»^{111}. У нас нет оснований сомневаться в этих словах, более того, мы полагаем, что Тексты пирамид и звездная религия, с которой они связаны, датируются на много веков ранее Пятой Династии.

Окончательный канонический перевод Текстов пирамид оказался весьма трудным делом. После сделанного в спешке перевода Масперо наибольшую активность в этой области проявили немецкие ученые.

Эпический вариант доктора Курта Сета (1910–1912 гг.) среди них наилучший. В пятидесятых и шестидесятых годах появилось несколько английских переводов, первый Сэмуэля Б. Мерсера, профессора семитских языков и египтологии Университета Торонто, затем другой, Александра Пьянкова, основанный только на надписях из пирамиды Унаса^{112}. Наконец, в 1969 году выдающийся британский филолог Раймонд Фолкнер выпустил в свет труд, который считается каноническим переводом. Опубликованный издательством «Оксфорд Юниверсити Пресс» под названием «Древнеегипетские тексты пирамид»^{113}, перевод Фолкнера до настоящего времени считается лучшим.

Затем, в 1986 году, через столетие после обнаружения текстов, издательство «Арис и Филипс» переиздало книгу Фолкнера в виде первого дешевого массового выпуска в бумажной обложке, а затем вновь перепечатало ее в 1993 году. Фолкнер, на которого древность и содержание надписей произвели большое впечатление, описывает их так:

Из всего этого становится совершенно ясно, что мы имеем дело с текстами, большая часть которых была составлена задолго до Пятой Династии. Таким образом, я вправе предположить, что, хотя самая ранняя копия была найдена в пирамиде Унаса, последнего фараона Пятой Династии, сами тексты связаны с религией и ритуалами, существовавшими во времена Четвертой Династии — в период, ознаменовавшийся строительством огромных пирамид в Гизе и Дашуре. Сдвигая тексты на одну династию ранее от Пятой к Четвертой, я считал, что мнению ученых я не противоречу. Действительно, все египтологи, занимавшиеся текстами — от их первооткрывателя до автора канонического варианта, — считали, что они содержат очень древний материал, созданный до Века Пирамид.

Однако вскоре я обнаружил, что, хотя египтологи и готовы согласиться с большей древностью Текстов пирамид, чем Пятая Династия, они указывают при этом, что твердых доказательств тому нет. Мне это показалось очень странным — и то и другое утверждения вместе не уживаются. Или вы соглашаетесь, по меньшей мере, на основе филологического анализа, что тексты содержат очень древние идеи и материал, или же их следует отнести к временам не ранее Пятой Династии. Было очевидно, что идеи, заложенные в Текстах пирамид, зародились не в правление фараона Унаса, возможно, потребовалось несколько веков для их развития в государственную религию фараона. Вместе с тем археологи требовали существенных доказательств, а получить их еще не представлялось возможным. Многие ученые отвергали данные филологического анализа, которого обычно бывает достаточно в таких случаях, и не соглашались отнести их к более. раннему периоду до фараона. Унаса, даже к Четвертой Династии. Это парадоксальное отношение привело в ученых кругах к застою, из которого самые отважные попытались найти выход^{115}. Другие ученые предпочитали не обращаться к Текстам пирамид совсем, чтобы не ввязываться в спор, который мог отрицательно сказаться на их научной репутации. Изучение древних текстов, казалось, стало яблоком раздора египтологов. Немногие желали погрузиться в древние тексты, о которых говорили, что они представляют собой «случайный» набор «магических заклинаний и гимнов», который вряд ли поможет, если поможет вообще, в понимании древних идей и «наук». И, кроме того, разве мало было сказано о Текстах пирамид Брестедом и другими.

Отрицание такой возможности можно во многом уподобить утверждению, что христианские Евангелия (самое раннее датируется четвертым веком) нельзя отнести ко времени Христа и даже к третьему веку, хотя мы точно знаем, что христианство уже было широко распространено на Востоке и в Риме. В отличие от плодотворного изучения древних христианских текстов в сотнях организаций, не говоря уже о религиозных учреждениях, в отношении Текстов пирамид наблюдается странный академический ступор, некоего рода интеллектуальная кататония, поразившая многих египтологов. Примером этого можно назвать письмо, написанное мне профессором Катлин Келлер, старшим научным сотрудником по египтологии Университета Беркли в Калифорнии, которая считает, что проблема заключается в том, что вариант Текстов пирамид, который дошел до нас, датируется концом Пятой Династии (самое раннее), то. есть временем более поздним, чем. строительство пирамид в Гизе. Следовательно, она считает, что мы должны быть очень осторожны, прилагая тексты к событиям Четвертой Династии^{116}.

Но доктор Келлер все-таки признает, что «многие коллеги такой осторожностью не отличаются и часто обсуждают комплексы Гизе в терминах ритуалов, описание которых содержится в Текстах пирамид. Единственное, что она не расшифровала: что же значит — быть осторожным при рассмотрении. Я считаю отнесение Текстов пирамид к Четвертой Династии очень осторожным постулатом, особенно с учетом общепризнанного обстоятельства, что основная масса материала в Текстах пирамид основана на более древних оригиналах.

А ведь широко известный профессор египтологии Р. Т. Рэндл Кларк предупреждал в 1969 году, что «излишняя осторожность ведет к полному непониманию… толкование требует мужества»^{117}. Наконец нашелся египтолог, согласившийся с тем, что «понять религиозную литературу нельзя, если исследователь не испытывает симпатии к взглядам авторов»^{118}. Рэндл Кларк видит в Текстах пирамид высочайшее достижение того времени и просит своих коллег «объяснять его именно с таких позиций, не относиться к нему как к случайному собранию разнородных цитат, сведенных вместе для оправдания претензий соперничающих кланов жрецов»^{119}. Он подчеркнул, что чем глубже изучаются тексты, тем более великими выглядят «литературные достоинства и интеллектуальное содержание». Он просил ученых отнестись к текстам с большим уважением.

Вскоре я понял, что подразумевал Рэндл Кларк, сказав о мужестве, которое потребуется, если вы хотите заняться толкованием Текстов пирамид: мягкое, неопределенное предупреждение, прозвучавшее в письме доктора Келлер, оказалось мелочью сравнительно с письмом шведского профессора в Каире, который недвусмысленно приказал мне оставить это дело «экспертам» и вернуться к своим собственным делам. Он посоветовал мне «бросить эту тему и стать хорошим инженером»^{120}. Чем дальше я продвигался в своем исследовании, тем разнообразнее становилась реакция академиков. Некоторые считали себя не вправе комментировать математические и астрономические аспекты моих докладов, других они оставили равнодушными, но большинство, во всяком случае на первых стадиях работы, просто пренебрегали работой и не утруждали себя ответом. У меня начало складываться впечатление, что я не только вторгся на запретную территорию, но астрономия и анализ. Века Пирамид преданы египтологами анафеме: они для них были несовместимы. Доктор Келлер окончательно сформулировала проблему, написав мне, что многие серьезные египтологи испытывают чувство дискомфорта, когда речь заходит о связи астрономических данных с древнеегипетской архитектурой. Они не хотят признавать, что древние египтяне в своем понимании звездного неба руководствовались религиозными мотивами, а не научной любознательностью^{121}.

Результат этой осторожности и антипатии ко всему, связанному с астрономией, таков: сегодня, более века спустя после обнаружения Текстов пирамид, очень немногие люди, не относящиеся к кругу узких специалистов, слышали о них; еще меньше людей знают о звездной религии и астрономических данных, которые в этих текстах содержатся.

Теперь нам надо перепроверить все, что случилось с текстами после их обнаружения в 1889 году, и проанализировать их в контексте того, что там упоминается: структуры пирамид, долины Нила около Мемфиса и неба, покрывающего и то и другое.

Каждый работавший на компьютере знает, что раскрытие файла с помощью текстового редактора, несовместимого с файлом, даст однозначный результат: на экране появится искаженный текст.

Именно это в большей или меньшей степени произошло (и во многом происходит сейчас) с Текстами пирамид и пирамидами Египта. Мы считаем, что для прочтения текстов была задана не та программа. Мы не говорим о переводе иероглифов на современные языки, поскольку полностью доверяем работам Фолкнера и других. Сказанное относится к толкованию текстов египтологами. Мы полагаем, что нужная программа расшифровки существует и ее надо понять, прежде чем мы сможем должным образом преобразовать Тексты пирамид и добраться до их настоящего сакрального смысла. Но сначала взглянем: как сложился консенсус ортодоксов и почему мы считаем его результатом применения неправильной «программы».

Хотя Масперо опубликовал большую часть Текстов пирамид отдельными кусками с 1884-го по 1894 год, к ним получили доступ только ученые коллеги, как часто случается при новых археологических открытиях текстового характера. Например, знаменитые свитки Мертвого моря, найденные в 1940 году, были опубликованы для широкой публики совсем недавно. Аналогичным образом, Тексты пирамид сразу после обнаружения широкой публике практически представлены не были. В 1910 году Курт Сет выпустил «первое стандартное издание». Оно оказалось объемистым трудом в трех томах, которые были практически не доступны людям, не занимающимся египтологией профессионально, не говоря уже о высокой цене. (Интересно, что именно Сет запустил в обращение термин «высказывание» для обозначения включенных в основной массив текстов маленьких глав, которые иногда состояли всего из нескольких строк.)

Первые признаки признания того, что звездный культ в Текстах пирамид заслуживает более пристального внимания, появились в 1946 году, когда плодовитый и неутомимый доктор Селим Хассан, изобретательный египтолог, дал свое развернутое толкование текстов в объемистой книге, озаглавленной «Раскопки в Гизе».

Хотя Хассан не собирался да и по статусу не мог оспаривать признанную солнечную концепцию Брестеда, он уделил гораздо больше внимания элементам звездного культа в Текстах пирамид. Он отметил: «В определенный отдаленный период истории египетской религиозной мысли существовала вера в то, что после смерти душа фараона становится одной из звезд небес…»^{122}.

Почему Хассан решил, что эта вера относится к «отдаленному периоду», а не к Веку Пирамид, неясно. Он сделал свои выводы на основе того, что прочитал в Текстах. пирамид, а не в религиозных материалах какого-то «отдаленного периода». Не существует религиозных материалов более отдаленных, чем Тексты пирамид. Смысл высказывания Хассана очевиден: он увидел в текстах элементы звездной религии, но решил, что они относятся к более отдаленному периоду, поскольку так сказал Брестед.

Репутация Брестеда к тому времени была отлита в бронзе в египтологических. анналах, и его взгляды стали академической догмой, опровергнуть которую было нелегко. Но в солнечной теории появилась первая трещина, и Хассан признал, что в Текстах пирамид имеется большое количество ссылок на звезды и звездную судьбу, предопределенную фараонам.

В 1962 году Мерсер выпустил в свет первый английский вариант, имеющий умеренный объем и приемлемую цену. Труд вышел в четырех томах, три из которых были посвящены толкованию текста^{123}. И Мерсер уделил гораздо больше внимания звездной доктрине текстов и, в отличие от Брестеда и Хассана, признал, что за литургией скрывается примитивная астрономия, выраженная в поэтических аллегориях и символах. Он, по всей вероятности, был первым, кто взглянул на Тексты пирамид как на нечто большее, чем обширная компиляция «гимнов и заклинаний», сведенных вместе какими-то небрежными писцами. Его анализ, хотя временами и довольно сложный, был первым знаком того, что он распознал в текстах элементы религиозных ритуалов, — понять которые легче всего через их звездное и астрономическое содержание.

Это, разумеется, противоречило сложившимся взглядам, и Мерсера заклеймили, назвав его толкование слишком поспешным и смелым, а перевод — «не соответствующим современному уровню знаний о Древнем Египте»^{124}, что было достаточно далеко от истины. Исследование Мерсера должно занять подобающее место в антологии литературы о Текстах пирамид — еще будет доказано, что его храбрость сослужила хорошую службу. (Однако вскоре я обнаружил, что академики хмурятся, увидев цитаты Мерсера, связанные с — Текстами пирамид.) Он сделал очень много для того, чтобы привлечь внимание к фактам: тексты содержат аллегории, связанные со звездами и их движением, астрономия идет рука об руку с мифологией и сопутствующими ритуалами. Он показал, что главная тема связана с непоколебимой верой в то, что фараон возродится в виде звезды, что его душа отправится на небо и найдет пристанище в звездном мире Осириса-Ориона, бога мертвых и возрождения:

Мерсер был убежден также в великой древности культа, обнаруженного в текстах: «Поклонение Осирису, несомненно, явление доисторическое… к Веку Пирамид это был уже устоявшийся культ»^{126}.

Звездный мир Осириса имел название Дуат, и Фолкнер после тщательного анализа текстов, который потребовался для перевода Текстов пирамид, пришел к заключению, что Дуат не был частью солнца, но часто рассматривался как «часть видимого неба»^{127}. Два года перед публикацией своего перевода Фолкнер исследовал звездную религию в текстах и высказал свое мнение в престижном «Journal of Near Eastern Studies» («Журнале ближневосточных исследований»^{128}). Я весьма обязан доктору Эдвардсу за то, что он привлек мое внимание к этой важной статье еще в 1986 году, когда к разгадке «Тайны Ориона» еще только приступали^{129}. Фолкнер цитирует большое количество отрывков из Текстов пирамид, где упоминаются звезды в связи с душами покойных фараонов и их посмертной судьбой. Вместе с тем он игнорировал сотни других пассажей, которые также были связаны с астральной судьбой покойных фараонов, но не имели специальной ссылки на слово «звезда», и — других, где внимание было обращено на звезды через аллегории и метафоры.

Как сказал Мерсер: из того, что покойный фараон отождествлялся с Осирисом, очевидно, кто отождествлялся с созвездием Ориона. И Фолкнер отметил, что созвездие — Ориона было одним из посмертных местопребываний душ покинувших землю фараонов, которые стали звездами.

Теперь мне стало ясно, что астрономия наблюдений и ее материальное воплощение в символической архитектуре пирамидальных структур требует тщательного анализа. Мне стало известно, что я не единственный, у кого возникло ощущение, что требуется свежий анализ Текстов пирамид, если есть желание продвинуться вперед в решении загадки египетских пирамид.

Первый серьезный призыв к новому непредвзятому анализу и пересмотру Текстов пирамид прозвучал в 1948 году от выдающегося востоковеда доктора Генри Франкфорта, профессора восточной археологии в Чикагском университете и директора Варберского института в Лондоне. Франкфорт раскритиковал взгляды Брестеда как «библейские» и посетовал, что до сих пор не было сделано серьезной попытки извлечь подлинный смысл Текстов пирамид^{130}.

Два года спустя после того, как Мерсер опубликовал свои комментарии к тексту, пришла поддержка и из другого источника, но этот раз со стороны уважаемого филолога. Александр Пьянков, который тоже перевел часть текстов из пирамиды Унаса, сокрушался:

В 1992 году, когда я и Эдриан писали книгу «Мистерия Ориона», прозвучал очередной, более мощный призыв заново оценить Тексты пирамид — на этот раз с должным привлечением научной астрономии. Сделать это предложила Джейн Б. Селлерс, египтолог, изучавшая астрономическое содержание Текстов пирамид почти шестьдесят лет[49]^{132}. В своей недавно изданной книге «Смерть богов в Древнем Египте»^{133} Селлерс приводит множество жалоб на то, как обращаются ученые с Текстами пирамид и египетскими религиозными текстам в целом^{134}. Она цитирует Генри Франкфорта^{135}, который открыто напал на крепость Брестеда в отношении Текстов пирамид:

Селлерс добавила и собственный комментарий.

Задолго до Джейн Селлерс я тоже пришел к заключению, что никто не смог по-настоящему оценить Тексты пирамид в процессе перевода и толкования слов без сопутствующего знания астрономии наблюдений. Очевидно, что без таких знаний и без общей оценки архитектурной символики тексты останутся немыми.

Не было никаких сомнений в том, что к этим документам надо подойти со всей серьезностью, а не как к случайной работе легкомысленных писцов. В текстах содержится свидетельство того, что над ними работала группа посвященных жрецов-астрономов, которые держали в своих руках государственную религию фараонов, считавших себя богами, посмертная судьба которых — жизнь души в виде звезды в мире Осириса.

Но зачем строить столь массивные сооружения, чтобы состоялась звездная судьба? Кто заставил их вообразить, что, положив забальзамированное тело своего фараона в «его» пирамиде в Мемфисском некрополе, они отправят его душу на свидание с Осирисом в небо?