Момент истины

Генрих Боровик. Момент истины

Положив трубку телефона, Кларк посмотрел на часы, секунду раздумывал, быстро надел пальто, спустился в лифте и выбежал на улицу. Было холодно, шел дождь. На мокром асфальте разноцветными пятнами отражались машины и огни светофоров — то разом желтые, то зеленые, то красные.

Кларк поежился, вышел на мостовую и поднял вверх руку.

Двое или трое прохожих на тротуаре остановились, глядя на него. Желтый лимузин подкатил неожиданно быстро — повезло! — и Кларк, согнувшись, полез на заднее сиденье.

Шофер за частой металлической решеткой, отделяющей его от салона, повернул ручку счетчика и взял блокнот, чтобы записать маршрут.

— Пятая и угол 88-й,— сказал Кларк пригнувшись к окошечку, вырезанному в решетке, — единственному каналу общения между ним и водителем. Тот, услышав голос сразу поднял глаза к зеркалу заднего вида. — Только, будьте добры, побыстрей.

Кларк надел темные очки.

— Как движение, — пожал плечами шофер, записал адрес, и машина тронулась.

Несколько секунд водитель молчал, потом снова поймал лицо пассажира в зеркале:

— А я вас все равно узнал. По голосу еще.

Кларк кивнул.

— Насчет островов этих вы вчера рассказывали, как там сегодня?

— Не знаю еще.

— А вот когда выступаете, вы текст наизусть учите или...

— Я очень прошу, побыстрее.

Шофер, обидевшись, замолчал.

Мимо огромной фрески, изображающей человека с маятником двигалась вереница детей. Белые, черные лица вперемежку. Возле больших дверей, рядом с которыми на стене металлическими буквами было написано «Совет Безопасности», они остановились. Девушка в синей форме ооновского гида уважительно понизила голос:

— Ну, а это Совет Безопасности. Мы сейчас не можем войти в зал — идет экстренное заседание о положении на Гранатовых островах. Кто-нибудь слышал о Гранатовых островах?

Дети растерянно погладывали друг на друга, пожимали плечами. Кто-то прыснул.

— Ну, ничего,— успокоила девушка,— мы посмотрим отсюда, из двери. Только тихо, ладно?

Дети поднимались на цыпочки, вытягивали шеи чтобы лучше рассмотреть ярко освещенный зал, построенный а форме древнегреческого театра. Далеко внизу за рядами разноцветных кресел, где полагалось бы быть сцене, стояла огромная подкова светлого деревянного стола. За ним сидели члены Совета. Перед каждым — табличка с названием страны. Председатель Совета Безопасности наклонился к микрофону и сказал:

— Слово представителю Республики Гранатовых островов. Пожалуйста, займите место.

Металлически прозвучала в сотнях наушников разноязыкая речь: слова председателя были немедленно переведены на испанский, китайский, французский, русский.

Из секции для гостей поднялись три человека и пошли к подковообразному столу. Они заняли кресла в том месте, где подкова прерывается. Девушка-секретарь поставила перед ними деревянную табличку с надписью белыми буквами — «Республика Гранатовых островов». Из застекленной кабины, предназначенной для фотографов, Артур Хольц снимал делегатов. Крестик видоискателя его камеры напоминал оптический прицел снайперской винтовки. Рядом целились объективами еще несколько фотографов, операторы телевидения. Теснота в кабине была ужасная. Но ее обитатели как-то ухитрялись не мешать яруг другу.

Приглушенно звучала речь делегата Гранатовых островов. Но ее было четко слышно в переводе.

«...Наша история проста, как кокосовый орех. Пять лет назад Гранатовые острова объявили себя независимой республикой, и народ избрал свое правительство. Оно объявило о строжайшем нейтралитете, неприсоединении к блокам ...»

Десятки журналистов в креслах для прессы напряженно слушали речь: события на Гранатовых островах находились, как любят говорить обозреватели, в центре внимания всего мира. Одни делали записи в блокнотах, другие, приложив к наушникам портативные магнитофоны, записывали речь делегата прямо на пленку. Но кто-то и зевал, переговаривался без особого любопытства, посматривая на то, что происходило там, внизу, за столом Совета.

«...— Мы — бедная страна,— звучал голос представителя Гранатовых островов. Он говорил без пафоса, держал себя спокойно, даже иронично, но, как ни странно, это только подчеркивало значительность его речи — И, может быть, наша бедность была самой первой гарантией нашей независимости. Однако случилось несчастье. На земле острова Баланг год назад были найдены огромные запасы нефти. И тут же мы стали пользоваться нежнейшим вниманием самой крупной страны капиталистического мира. Вначале нас просто пытались заставить продать запасы нефти на корню. Но мы национализировали ее. Тогда нас объявили коммунистами, хотя мы вовсе не коммунисты Откровенно говоря, мы даже не знаем еще, кто мы. Мы пока только нащупываем свои собственные пути, которые увели бы нас от бедности, но сохранили бы нашу независимость...»

Хольц снимал детей, стоявших а дверях и с любопытством заглядывавших а зал, затем повал видоискателем по рядам для прессы и остановился на Катлен Габю и Эдварде Moppe. Они сидели рядом. Обе головы а наушниках прекрасно уместились в кадре. Катлен сосредоточенно записывала речь. Mopp больше смотрел на соседку, чем туда, вниз, где заседал Совет. Хольц видел, как Mopp протянул руку к откидному столику Катлен и три раза стукнул по нему пальцем. Она, не отрывая глаз от блокнота, продолжала записывать, только улыбнулась в ответ.

«...Но нас обвинили в сговоре с Москвой,— продолжал представитель Гранатовых островов. — Заголовки американских газет кричат, что Москва хозяйничает на наших островах. А под этот крик на двух военных базах США, находящихся а соседних с нами государствах, готовят из разного сброда отряды головорезов и засылают к нам, пытаясь выдать их за народных повстанцев, борцов против коммунизма ...»

Mopp, изобразив на лице вопрос и мольбу одновременно, снова постучал по столику Катлен. И получил прежний ответ.

«... Нам стало известно, что со дня на день против нашей страны может начаться интервенция, поддержанная и организованная США. Я уверен, что друзья не оставят нас в беде. Но конфликт вокруг маленьких Гранатовых островов может превратиться а большую войну: слишком это взрывоопасное место ...»

И опять постучал Mopp — теперь с обиженным лицом.

Катлен засмеялась, посмотрела на часы, вынула зеркальце из сумки, облизала языком губы и, протянув руку к столику Морра, дважды ударила по нему пальцем.

— Сейчас? — спросил обрадованный Mopp шепотом и снял наушники.

— Подожди, скоро закончится,—улыбнулась она.

«... Мы понимаем, как трудно блюсти нейтралитет в этом стратегически важном районе земного шара. Наши острова весят очень немного, но они, как маленькие гирьки: если их положить на одну чашу весов, то баланс огромных гирь нарушится. Вот почему мы просим Совет Безопасности: пока не поздно, примите меры, остановите иностранную агрессию против нас».

Хольц поймал в видоискатель Стэннарда. Тот сидел в одним из кресел для прессы неподалеку от Морра и быстро писал что-то в блокноте, лежащем на откидном столике. Сзади него Гарри Максвелл ничего не записывал, только внимательно слушал.

...Желтое такси подъехало к большому дому на 88-й улице. Кларк расплатился и вошел в дверь, подле которой висела медная табличка «Д-р Фуллер». Он оказался в небольшой прихожей, которая заканчивалась коротенькой стойкой. За ней сидела медсестра в розовом накрахмаленном халатике, хрустящем, как конфетная обертка. И сама она была похожа на конфетку. Увидев Кларка, она положила трубку телефона, по которому разговаривала, поднялась со стула и улыбнулась.

— Здравствуйте, мистер Кларк, сейчас, посидите минутку.

Она показала на стул в небольшой приемной. Три человека, сидевшие там — мужчина и две женщины, — посмотрели на Кларка с почтительным любопытством. Даже рыжая пушистая собачка на руках одной из дам тоже, кажется его узнала.

Кларк улыбнулся для приличия, сел на стул и уткнулся в газету. Мимо розовой медсестры прошла еще одна хрустящая медсестра — в белом. Розовая дотронулась до нее рукой и показала и сторону Кларка. Белая восторженно расширила глаза.

Дети у дверей в зал Совета Безопасности уже с несколько охладевшим любопытством разглядывали людей, сидевших на разноцветных креслах. Выступал делегат, перед которым стояла табличка «Соединенные Штаты Америки».

«... Там, наверху, у входа в этот зал, я вижу детей, я хочу здесь перед ними во всеуслышание заявить: утверждения, будто Соединенные Штаты пытаются организовать интервенцию против Гранатовых островов, представляют собой грубейший вымысел. Соединенным Штатом меньше всего хотелось бы создавать напряженность в этой взрывоопасной части земного шара. Я торжественно заявляю это в присутствии детей мира.»

Кто-то из мальчишек дернул за косу девчонку, стоявшую впереди. Она обернулась и со счастливой улыбкой со всего размаху хлопнула другого мальчишку по голове сумкой с книгами.

Председатель Совета Безопасности притянул к себе микрофон.

— Мне кажется наша полемика сейчас бесполезна, поскольку мы не располагаем достаточной информацией. Мы обсудили проект решения послать в Республику Гранатовых островов группу известных журналистов для выяснения обстановки. Кандидатуры намечены, согласие журналистов получено. Через час на пресс-конференции вы узнаете их имена.

Журналисты поднялись со своих мест. Стэннард энергично пробирался к выходу, держа о руке уже написанную корреспонденцию.

Mopp снова постучал по столику Катлен три раза, и она сразу же, продолжая ритм его ударов, ответила. Наушники сняты, оба поднялись и пошли к выходу.

У самых дверей Mopp остановил человека, шедшего впереди. Тот обернулся. Они пожали друг другу руки

— Значит, едем, — сказал Mopp.

— Значит.

— Вы знакомы? Гарри Максвелл. Катлен Габю.

— Я очень люблю читать вас, мадемуазель Габю,— любезно сказал Максвелл. — Но смотреть на нас вообще одно удовольствие.

— Давай, давай, на выход,— засмеялся Mopp и толкнул Максвелла в спину.

— Боже мой, тот самый Максвелл, которым я зачитывалась еще студенткой! — сказала Катлен.

— К сожалению, — ответил польщенный Максвелл.

— Почему «к сожалению»?

— Потому что «тот самый» в данной ситуации означает, что Гарри Максвелл уже безнадежно стар.

Кларк вошел в маленькую комнатку — один из приемных кабинетов известного нью-йоркского врача. Сам он, маленький, седенький, стремительный старик, в это время появился из соседнего кабинета, в котором принимал другого пациента. На его лице угасала профессиональная улыбка прощания. Сестра на ходу подала дезинфекционную салфетку, он протер себе руки, и в это время лицо его было утомленным и серьезным.

Кларк поднялся навстречу Фуллеру.

— Здра-авствуйте, мой дорогой, — сказал врач, входя. Лицо его снова было озарено улыбкой. — Ну и погодка сегодня, скажу я вам...

И почти без паузы, экономя время, он продолжал, посерьезнев:

— Я попросил вас приехать, Фрэдди, потому что ситуация, к сожалению, неважная. Рецидив. Причем, кажется, бурный. Нам удавались сдерживать болезнь все эти годы, но она скопила силы против нас. Одним словом, нужна новая перекачка крови и, вероятнее всего, операция.

— Я знал,— кивнул Кларк — Я сразу так и подумал когда вы мне позвонили. — И помолчав, спросил: — Неужели еще одна операция? Ведь это будет пятая.

— Я достаточно заработал на вас, — жестко указал старик,— мог бы и пощадить.

— Она отлично чувствует себя ...

— Знаю. И это усугубляет мои опасения.

Они помолчали. И, наверное, только дли того, чтобы заполнить тяжелую паузу, врач спросил, устало потирая себе глаза:

— Как там на этих ваших любимых Гранатовых островах? Воины не будет?

— Мне лететь туда завтра.

— С группой журналистов? Я слышал по радио.

— Но я, конечно, откажусь теперь.

— Да, придется... — Доктор подумал секунду, поднял глаза на Кларка:

— А Инга знает о поездке?

— Уже собирает мне чемодан.

— На сколько времени вы летите?

— Ровно на десять дней. Через десять дней назначено новое заседание Совета Безопасности.

Врач помедлил, раздумывая. потом сказал резко:

— Не отказываетесь. Нет. Это ее испугает. Она держится все годы не столько на медицинской помощи, сколько на своей феноменальной уверенности, что все обойдется. Если вы вдруг отмените поездку, она поймет, что дела ее на этот раз серьезнее, чем обычно.

— Я найду, как объяснить ей.

— С ее интуицией она раскусит вас сразу,— уверенно возразил доктор. — Нет, нет, даже лучше вам улететь, a то будете ходить тут с вислым носом... Летите, разбирайтесь, а мы начнем готовить ее к операции. Исподволь, будто к пустяку. Я положу ее на стол через две недели. Но вот тогда уж будьте любезны быть здесь.

Дверь приоткрылось, и в кабинет заглянула сестра На лице седенького человека в белом халате появилась улыбка, с которой он привык встречать и провожать своих пациентов.

— Всего хорошего, мой дорогой, уладьте там, пожалуйста, на этих Гранатовых все, что можно. Вы нам привозите мир, а мы в обмен ставим на ноги Ингу. Поцелуйте ее от меня.

Последние слова врач говорил уже в коридоре, поправляясь в другую комнату к следующему пациенту и вытирая руки спиртовой салфеткой. Лицо было строгим, даже мрачным. Но прежде чем открылась следующая дверь, он уже произносил с лучезарной улыбкой:

— Здра-авствуйте, моя дорогая. Ну и погодка сегодня, скажу я вам!

«Центральное разведывательное управление» — эта надпись была выложена разноцветными плитками на полу. Ее пересекли чиновничьи штиблеты на крепких подошвах. Быстрым шагом они проследовали по коридору и вошли в открытую дверь кабины лифта. Чиновник в темном костюме спустился на несколько этажей и, выйдя из лифта, оказался в спортивном зале.

Высокий седой, хорошо сложенный мужчина в шортах играл там в теннис.

Чиновник не решился пересечь линию корта, не решился прервать игру, но всем своим видом выразил озабоченность и нетерпение, правда, почтительное нетерпение.

Между двумя ударами седой человек скосил глаза на пришельца, послал отличный мяч партнеру и, убедившись в выигранном очке, сказал:

— На этом спасибо.

Взял маленькое полотенце, вытер разгоряченное лицо, только тогда обернулся к чиновнику:

— Да?

— Они решили послать на остров группу журналистов.

Быстрыми шагами седой человек в шортах шел к лифту. За ним — чиновник. Закрылась дверь.

— Кто в группе?— спросил теннисист уже в кабине.

— Известные имена. В том числе Фрэдди Кларк.

— Они будут на Баланге?

Лифт открылся, оба вышли из него и оказались в большом кабинете, посреди которого стоял огромный полированный круглый стол.

— Да, господин директор.

Третьего, Пятого и Седьмого ко мне, — отдал распоряжение директор, проходя в маленькую личную комнату, соединенную с кабинетом. И уже оттуда, начиная раздеваться, чтобы принять душ, крикнул:

— И включите телевизоры. Скоро семь. Послушаем, что они нам скажут.

Катлен нашла прямоугольный черный брусок с блестящими кнопками, нажала одну. В комнате вдруг оглушительно запели мужчина и женщина:

Селедку в сметане

Не едят пуритане...

— Ты что?— даже привскочил Морр.

Катлен нажала другую кнопку, звук стих, в углу комнаты засветился экран телевизора, красноватый отблеск упал на лица Катлен и Эдварда.

— Семь часов,— объяснила она, — вечерние новости. Послушаем что скажет Кларк.

— Конец света!— только и нашел что сказать Mopp.

Катлен деловито закурила сигарету, нажали поочередно еще несколько кнопок. На экране телевизора запрыгали программы. Наконец она нашла нужную.

Диктор произнес: «Вечерние новости с Фрэдди Кларком. А также Билли Брус в Вашингтоне, Майкл Стеффенсон в Государственном департаменте, Стив Маршалл в Тегеране ...»

На экране появился Кларк.

«Здравствуйте. Американский делегат полностью отрицал вмешательство Соединенных Штатов в дела Республики Гранатовых островов,— сказал он. — Заседание Совета Безопасности отложено на десять дней. На это время в Республику Гранатовых островов будет послана группа журналистов для сбора информации».

Катлен и Эдвард, лежа на кровати, внимательно слушали Кларка.

На экране возник Председатель Совета Безопасности Он выступал перед журналистами.

«Формируя группу, мы не соблюдали принципов представительства ни идеологий, ни социально-политических систем, ни даже географического или национального. Мы просто посылаем туда известных журналистов, которым, мы полагаем, верят читатели и телезрители. Вот они».

Нa экране появились улыбающиеся лица. Председатель называл имена:

«Катлен Габю...

— А я ничего,— сказала довольная Катлен.

— ... Гарри Максвелл,— продолжал председатель, — Эдвард Mopp, Джон Стэннард, фоторепортер Артур Хольц, ну и всем известный нам Фрэдди Кларк. Многие считают его эталоном честности среди телевизионных обозревателей. Если хотите, это группа, которую можно назвать «Совесть мира».

— О,— сказала Катлен и надула щеки.

На экране снова появится Фрэдди Кларк. Уже в качестве ведущего программы новостей.

«Одним словом,— говорил он, чуть улыбаясь,— туда летят люди, которым вы можете доверить свою зубную щетку. Но если всерьез, то иногда поражаешься, как незаметно и быстро может подкрасться ко всем нам война...»

— Это глупо насчет зубной щетки, при чем тут зубная щетка? — заметил Mopp.

— Это как раз то, что ты запомнишь на всю жизнь,— сказала Катлен, улыбнувшись. — Не ревнуй, ты ведь тоже «совесть мира».

— И называть Кларка эталоном честности... Врет, как все другие.

— Все-таки гораздо меньше, чем другие.

— Нельзя врать меньше или больше,— сказал Mopp наставительно. — Можно врать или совсем не врать. А много или мало — никакой разницы.

«У нас еще много интересного для вас, — сказал Кларк с экрана.— но об этом после рекламного ролика. Не выключайте телевизор».

И сразу на экране появилась девица, спросившая в упор: «Так какой помадой все же вы красите губы?..»

В кабинете директора ЦРУ один за другим погасли три телевизора, стоявшие вдаль стены. Директор поднялся с кресла, подошел к столу, возле которого уже собрались люди, вызванные им.

— Дайте карту,— потребовал он.

Часть стола раздвинулась, и в середине его возникла светящаяся карта островного архипелага.

— Маршрут.

На карте вспыхнула ломаная линия, обозначавшая маршрут поездки журналистов.

— Так... Когда они будут а Баланге?

— Последний день поездки,— ответил чиновник. — Утром двадцать восьмого февраля прилетают и вечером того же дня улетают

— Дернула же их нелегкая придумать эту затею, — раздраженно сказал Седьмой. — Неужели придется все отменять?

— Не знаю, кто дернул их,— спокойно ответил директор,— но нам дергаться вредно.

Он отошел от карты и, приблизившись к своему рабочему столу, сел в кресло. Откинулся на спинку, чуть прикрыв глаза, несколько секунд думал.

— Отменять операцию не будем,— сказал он наконец.— Мы просто переносим ее. Причем с выгодой для нас. Они улетят из Баланга вечером двадцать восьмого в абсолютной уверенности, надо полагать, что никакого нашего вмешательства в дела Республики Гранатовых островов нет. И вот тут, буквально через несколько минут после того, как уйдет их самолет, мы высаживаем наших людей. За сутки, пока журналисты доберутся в Нью-Йорк, умоются, побреются и прибегут на заседание Совета Безопасности, чтобы устроить свою пресс-конференцию, переворот на острове должен быть начат и закончен. Именно в этот момент они будут свидетельствовать перед всем миром, что не видели там ни одного американца. Психологически это может оказаться очень точным ударом.

— Вы превратили беду в выигрыш,— восхищенно сказал Седьмой.

— Грубая лесть — самая тонкая штука a мире,— снисходительно заметил директор. — Вы далеко пойдете, Седьмой. Даже полетите, сказал бы я.

Седьмой встревоженно вскинул глаза на директора.

— Нет, нет, я в переносном смысле,— успокоил тот. — Поскольку ситуация усложнилась, вам предстоит руководить операцией «Глобус» на месте. Вылет сегодня.

— Слушаю,— ответил Седьмой.

— Сожалею, вам, видимо, не удастся постучать там в теннис,— одними губами улыбнулся директор.

Собравшиеся и столом облегченно засмеялись, задвигали стульями.

В квартире Кларка Инга укладывала мужу чемодан.

— Ты читал сегодня в «Таймсе», этот Терни написал, будто обозревателю Кларку настолько верят телезрители, что, реши он сегодня выставить свою кандидатуру в президенты страны, его выбрали бы единогласно, — сказала Инга и засмеялась. — Ты не хочешь, чтобы я стала женой президента США? Первой леди, а? Почему тебе так верят?

— Очень просто. Я сейчас самый старый на телевидении. Каждый вечер я бываю в домах у людей. А вещи их целы. Понимаешь? Я не стою им денег и ничего у них не краду. Кроме времени, может быть. А стану президентом — придется повышать налоги и врать.

— Почему ты грустен? — спросила Инга.

— Я?— Кларк сделал большие глаза.— Просто устал.

— От усталости ты грустишь иначе. Еще не стал президентом, а уже обманываешь. Что-нибудь стряслось?

— Да откуда ты взяла?

— Ты вернешься оттуда первого марта? Не позже?

— Не позже и не раньше Нам приказано строго соблюдать маршрут и сроки пребывания. За этим, понимаешь ли, следит весь мир. А почему ты спрашиваешь?

— Просто так... Чтобы знать...

— Чтобы вовремя спрятать под кровать любовника?

— Я его прячу не под кровать, а под подушку,— засмеялась Инга.

— Как ты себя чувствуешь? — вдруг спросил он.

— Я? Отлично А почему ты спрашиваешь?

— Хороший у нас получается разговор, — улыбнулся Кларк. — Каждый старается понять не что говорится, а почему говорится.

— Я рада, что Максвелл летит с тобой.

— Да, вспомним старое.

— А эта, как ее, Дуду... Гугу?..

— Габю,— засмеялся Кларк

— Ты смотри там. — Она погрозила ему пальцем.

— Понимаю... Смотри, но не на нее. Да, плохи твои дела, красотка,— сказал Кларк,—как известно, а Белый дом лучше всего идти с молодой подругой...

Кабинет шефа международных новостей крупного телеграфного агентства был отделен от редакционного зала стеклянной стеной одностороннего вида. Шеф мог видеть все, что творится в огромном шумном зале, беспорядочно, на первый взгляд, уставленном столами.

Там по лабиринту проходов двигался Эдвард Mopp, красавец Mopp, молодой, но уже весьма известный корреспондент.

— Привет... здорово... салют... — раскланивался он на ходу с коллегами.

— Когда летишь?

— Через час.

— Когда первая телеграмма?

— Хотел бы я знать,— пожал плечами Mopp.

— Будем дежурить круглосуточно!..

— Валяйте,— ухмыльнулся корреспондент.

— Везунчик, — сказал кто-то.

Шеф видел, как одна из секретарш перестала стучать на машинке, зачарованно провожая высокого, широкоплечего Морра взглядом.

В кабинет к директору он вошел с самым серьезным выражением лица.

— Вас все еще любят, несмотря на ваш успех,— сказал шеф, здороваясь. Он был без пиджака, рукава рубашки завернуты на одну манжету.

— Какой там успех! Просто везет с вашей помощью,— ответил Mopp.

Шеф оценил скромность

— Ну что ж, я хочу помочь вам еще раз. Вы действительно вытащили крупный выигрыш. Лететь с такой миссией на Гранатовые острова сейчас — это каждому из вас будут помнить всю жизнь. Редкий трамплин. Ну так вот.— Шеф постучал пальцами по столу, испытующе приглядываясь к Морру. — Не знаю, когда и как, но в какой-то решающий момент ваш материал оттуда должен быть первым.

— Но мы условились, что передаем все вместе, одновременно.

— Знаю, что вместе, — кивнул шеф. — Знаю, что профессиональная этика. Но послушайте меня. Если вы там откупорите серьезную новость и пришлете ее хотя бы на четверть часа раньше, чем другие,— ваше имя, а в скобочках — наше агентство отштемпелюют газеты всего мира. Оценю это не только я.— Шеф ткнул пальцем в потолок. И, показывая, что серьезный разговор окончен, улыбнулся. — Один совет старого волка. В тропиках всегда бойтесь трех местных факторов: местной еды, местных змей и местных женщин. Два последних фактора часто совпадают.

Журналисты шли по коридору здания аэровокзала в толпе других пассажиров мимо разноцветных и разноязыких пожеланий счастливого пути, выложенных на бесконечной белой стене буквами в человеческий рост. Каждый нес в руке небольшой чемоданчик, пишущую машинку. Хольц — два кофра с фотоаппаратурой.

Кларк, поотстав, шел под руку с Ингой.

Группу «Совесть мира» снимали фотокорреспонденты. Один из репортеров подбежал к Кларку.

— Скажите, мистер Кларк, что самое главное в работе журналиста?

Кларк, не задумываясь, ответил:

— Жена.

Инга, довольная, подмигнула корреспонденту.

— Нет, серьезно,— запротестовал репортер.

— Я очень серьезно,— подтвердил Кларк.

Они подошли к пункту проверки, где ручные вещи бросали на конвейер под рентген, а самих пассажиров пропускали через магнитную подкову.

Дальше провожающим путь был закрыт.

— Ну вот,— вздохнула Инга.

Кларк старался держаться бодро.

Тревожно заверещал звонок магнитной установки. Дежурный, стоявший рядом с ней, остановил Стэннарда.

— Что такое? — встревожился тот.

— У вас есть что-то металлическое,— сказал дежурный. — Посмотрите в карманах, может быть, мелочь, ключи.

— Это звенит его железная воля,— улыбнулся Кларк.

— Ты сегодня остришь напропалую,— заметила Инга,— с чего бы это?

Кларк притянул ее к себе, поцеловал.

— Они все мне завидуют,— объяснил он, кивая на друзей. — Мы договорились, что жены провожать не будут, но у меня хватило смелости стать предателем. Ты сегодня очень хорошо выглядишь.

— Ладно, ладно, «совесть мира».

Подошел Максвелл, тоже обнял и поцеловал Ингу.

— Веди себя прилично,— сказал он ей и хлопнул по плечу Кларка: — Ну, пошли.

— Айда,— ответил Кларк, и они прошли за стеклянную перегородку.

Инга прислонилась к ней и смотрела, как удаляется Кларк. Раза два он обернулся и помахал шляпой.

Сквозь магнитную подкову прошел человек с портфелем «атташе» в руках. Он тоже обернулся и внимательно посмотрел на Ингу, прижавшуюся к стеклу.

Это был Седьмой, руководитель операции «Глобус».

В просторном салоне первого класса Кларк смотрел в окошко иллюминатора.

Его тронул за плечо Максвелл.

— Инга у тебя сегодня великолепно выглядит

— Правда? — сразу оживился Кларк.— По-моему, тоже очень хорошо выглядит.

Взгляд его упал на портфель «атташе», который лежал на коленях у соседа.

— Будьте любезны положите ваш портфель под сиденье, — сказала стюардесса нежным голосом и с такой обворожительной улыбкой, будто просила пассажира купить ей манто за двадцать тысяч долларов. — Или, если хотите, я поставлю его в багажное...

— Нет, нет,— сказал пассажир. — Я положу его тут. — Он вскинул глаза на Кларка.— Всегда мечтал с вами познакомиться, господин Кларк. Меня зовут Джимми Браун.

— Очень приятно, мистер Браун,— с давно вылепленной для таких случаев улыбкой ответил Кларк. Он привык к подобным знакомствам.

— Вы на Гранатовые острова?

— Да.

— Ох, беспокойное место. Насчет зубной щетки вы отлично сказали. Такой неожиданный образ.

— Спасибо,— улыбнулся Кларк.

Гигантский «Боинг-747», похожий на летающего дельфина, под крутым углом уходил в небо, таща за собой длинные хвосты густого черного дыма.

B квартире Кларков Инга на кухне готовила себе кофе. Налила из стеклянного кофейника черной жидкости а чашку. Посмотрела на часы. Подошла к телевизору. включила его. Послышалось окончание какой-то рекламы, затем диктор сказал: «Вечерние новости с Беном Морганом, заменяющим Фрэдди Кларка. А также Билли Брус в Вашингтоне, Майкл Стеффенсон в государственном департаменте, Стив Маршалл в Тегеране. На экране появился Бен Морган. Он говорил быстро и четко: «Здравствуйте. Сегодня истекает десятый, последний день поездки по Республике Гранатовых островов группы журналистов «Совесть мира», в состав которой входит наш известный комментатор Фрэдди Кларк».

На экране появился Фрэдди Кларк. Инга рукой, в которой держала чашку кофе, сделала движение,будто чокнулась со своим мужем.

«Откровенно говоря, я не могу сообщить вам ничего нового о положении здесь,—сказал Кларк. — Оно сложное. Страна переполнена слухами. Со дня на день, например, ожидают высадки иностранных вооруженных сил, причем в открытую говорят об американских силах. Но когда высадка, где — неизвестно. Прямых доказательств, что она будет, мы не встречали. Однако положение здесь все-таки чрезвычайно тревожное. Ведь даже гражданская война а этом одном из самых напряженных районов земного шара, где перекрещиваются интересы слишком многих государств, чрезвычайно опасна для всего мира».

На экране возникли кадры бурной уличной демонстрации. Голос Кларка продолжал комментировать: «Конечно, эмоции этих людей неподдельны. Они требуют прекращения вмешательства Соединенных Штатов в дела страны. Но вот что сказал нам сегодня американский посол в Республике Гранатовых островов...»

На экране — кабинет американского посла. Он сидел за кофейным столиком, спокойный, улыбчивый, респектабельный. Вокруг него расположилась вся группа «Совесть мира».

«В наше время, — говорил посол,— не очень образованные люди предпочитают объективной информации стереотипы. В этой стране стереотип ходит такой: «Все, кто не согласен с нынешними порядками в стране, все связаны с ЦРУ». Причина тут не только в коммунистической пропаганде, но и, как бы сказать мягче, в не очень интеллигентных, что ли,— посол улыбнулся и отхлебнул кофе из чашечки,— действиях ЦРУ в различных регионах в прошлом. И хотя все это, повторяю, в прошлом, стереотип мышления остался».

На экране снова появился Бен Морган.

«Весь сегодняшний день группа «Совесть мира» провела на острове Баланг — в последнем пункте своего маршрута. Оттуда вечером она вылетает на местном самолете в столицу республики, где на аэродроме ее ждет «Боинг-747». Он немедленно доставит журналистов в Нью-Йорк. Завтра 1 марта, вечером в здании ООН состоится их пресс-конференция. А после нее начнется заседание Совета Безопасности. У нас есть еще много интересного для вас, но после очередного рекламного ролика. Не выключайте своих телевизоров.»

Инга отвернулась от экрана и с чашкой в руках пошла из кухни. Вдруг остановилась, выронила чашку, попыталась удержать равновесие, но не смогла и медленно опустилась на пол...

В комнате пел развеселый дуэт:

«Селедку в сметане

Не едят пуритане...»

Аэродром в Баланге был маленьким и пыльным. Травы совсем не было видно, а земля потрескалась. Даже сквозь подошвы ботинок ощущался горячий асфальт. Журналисты из «Совести мира» шли к самолету. Они изменились за эти десять дней. Загорели, похудели и были одеты на тропический манер — в рубашках, легких брюках, шортах. Почти на всех были темные очки.

Несколько местных официальных лиц подвели журналистов к самолету, быстро распрощались и ушли: никому не хотелось томиться на жаре.

Самолет был маленький и старый. На плоскостях болтались какие-то подозрительные тряпочки и ленточки. То ли самолет ими украшали, то ли перевязывали.

— Боже мой, какая прелесть!— восхитилась Катлен и даже всплеснула руками.— Где вы достали эту птичку? В магазине подержанных воробьев?

Возле самолетика стоял пилот в кожаной куртке. Он тоже был маленький и весь какой-то взъерошенный. Но держался с достоинством.

— Воробей,— птичка маленькая,— сказал он спокойно,— но у него все есть, мадемуазель... Самолет как самолет. Долетим.

По хлипкой алюминиевой лесенке они полезли в салон. Там оказалось как раз шесть мест. Точнее, пять, потому что Кларк сел в кресло второго пилота.

— Да тут и лететь-то всего два часа,— сказал летчик.

— Боже мой, два часа! — завала глаза к небу Катлен.

Mopp дотронулся до обшивки самолета и принялся дуть на палец.

— Если мы не взлетим немедленно,— сказал он,— то через пять минут превратимся в печеную «совесть мира». Кто-нибудь когда-нибудь пробовал запеченную совесть?

— Преснятина,— предположил Стэннард.

— А получше драндулета нам не нашлось?— спросил Максвелл.

— Драндулеты получше сейчас нужны для другого,— строго ответил пилот,— вы же знаете, какое у нас положение.

— Два часа до столицы,— примялся считать Максвелл, глядя на часы,— час пересадка, еще десять часов до Нью-Йорка, час от аэродрома до города, час на мытье шеи. Наша пресс-конференция через восемнадцать часов.

— Д о л ж н а быть — поправил суеверный Стэннард.

— Я двадцатый,— сказал пилот в микрофон.— Прошу разрешения на взлет. Прием.

Диспетчер в здании аэропорта взглянул на летное поле, на безоблачное жаркое небо и ответил в свой микрофон:

— Двадцатый. Взлет разрешаю.

У стеклянных дверей скромного здания аэровокзала стоял человек, национальность которого трудно было бы определить. Его можно было принять и за европейца-южанина и за местного. Звали его Билл Фарадж. Фарадж видел, как игрушечный самолетик разбежался по взлетной дорожке, замелькав разноцветными ленточками и тряпочками, и поднялся в воздух. Он подождал, пока самолетный крест вначале стал крестиком, затем растаял в небе. После этого быстро прошел к стойке, над которой висела вывеска «Телеграф и телефон», сунул голову о пластмассовую полусферу на стене, похожую на открытую пасть льва, снял трубку телефона, висевшего там, и набрал номер.

В салон командира крейсера нашел морской офицер и, откозыряв, сообщил:

— Они улетели.

— Это точно? — спросил Седьмой, поднимаясь со стула. — Ошибки быть не может?

— Визуальные данные продублированы. Они в воздухе уже восемь минут.— Офицер посмотрел на часы.— Через десять секунд выйдут из зоны по северному направлению.

— Ну что ж, начнем? — Седьмой оглянулся на командира крейсера.

Тот поднялся со своего места.

Седьмой нажал кнопку переговорного устройства и сказал в микрофон довольно буднично:

— «Глобус». Десятисекундная готовность.

На разных мониторах замелькали цифры — 10... 9... 8...

— 7... 6... 5...

В кабине пилота военного самолета — 4... 3... 2...

В кабинете директора ЦРУ... — 1.. 0...

И сразу забурлила вода под кормой десантного судна. По взлетной дорожке разбежался и поднялся в воздух десантный самолет. За ним выруливал следующий.

Вдоль ребристой стены фюзеляжа сидели рядком парашютисты От каждого тянулся шнур к проволоке под потолком. Судя по лицам, десантники были из местных. Однако они были разбиты на пятерки. Пятеро местных, затем американец, снова пятеро местных и снова американец.

— Минутная готовность, — скомандовал штурман в микрофон.

Игрушечный самолетом, в котором летели журналисты, вдруг затрясло, как таратайку на ухабах.

— Что случилось? — спросил задремавший было Кларк.

— Грозовой фронт,— сказал пилот

— Вам разве не давали погоды? — спросил Кларк.

— Дали,— мрачно усмехнулся пилот. Только метеорологи — народ скрытный. Жене — и то правды не скажут.

Самолетик тряхнуло сильней. За иллюминаторами молния распорола темное небо. Журналисты тревожно прильнули к стеклам. По ним ползли водяные струи.

— Н-да, ничто так не украшает газетную полосу, как хороший некролог,— задумчиво сказал Стэннард.

— Ну, из нас слепят шикарный,— потирая ушибленную голову, отозвался Mopp. — Украшение для всех солидны газет. Интересно, сколько отвалят полос?

— Не обольщайся,— сказала Катлен. — Кларку — полосу. Максвеллу — три колонки, всем остальным — сто строк.

— У русских есть такое понятие — «братская могила»,— сказал Кларк,— это будет братский некролог.

— Жаль, я не оставила в редакции фотографию, где я в зеленой шляпке,— сказала Катлен.

Так они острили, не очень представляя себе размеры опасности, а не на шутку встревоженный пилот твердил в микрофон:

— Я двадцатый... Вызываю триста... Я двадцатый... Вызываю триста... Прием...

— Здесь триста, — раздался в ответ металлический голос, прерываемый разрядами, —вас плохо слышно, вас плохо слышно, здесь триста. Прием.

— Я двадцатый, попал в грозу, попал в грозу!—кричал пилот...

Еще раз ударила молния, самолетик тряхнули сильней, чем прежде, и треск в наушниках прекратился.

— Я двадцатый! Я двадцатый!..

Пилот снял наушники, тряхнул для верности, еще раз приложил к уху и объявил:

— Рации капут. Будем возвращаться.

— Нам нельзя возвращаться, — сказал Кларк.— У нас все расписано по часам.

— Тогда садитесь на мое место и лезьте в тучу.

— А обойти? — предложил Кларк

— Что обойти? — поднял брови пилот.— Без рации? Тут бы обратно в Баланг попасть...

И он заложил крутой вираж.

— Завтра в Нью-Йорке наша пресс-конференция,— неприязненно глядя на пилота, сказал Кларк.

— Лучше отложить пресс-конференцию на послезавтра, чем навсегда, — ответил тот.

— Это, положим, верно,— согласился Mopp.

— Вот вам не надо было считать часы,— проворчал Стэннард.

— Везет мне с этими Гранатовыми! — в сердцах сказал Кларк.— Во время войны еле выбрался отсюда. Через тридцать пять лет попал, и снова...

— Значит, снова выберемся,— сказал Максвелл.

— Должны выбраться,— поправил Стэннард.

Пассажиры с тревогой смотрели то в иллюминаторы, то на пилота. Только Хольц кажется, не обращал внимания на происходящее. Прикрыв глаза, он продолжал дремать или делал вид, что дремал.

Катлен мельком взглянула на побледневшего Moppа.

— Конец света! — покачал головой тот, но все-таки заставил себя улыбнуться.

Штурман десантного самолета нажал кнопку, и в салоне, где сидели парашютисты, замигала синяя лампа. Открылась дверь фюзеляжа, и один за другим солдаты начали вываливаться в ночь.

Кто-то из местных испуганно уперся.

Командир пятерки — здоровенный американец, идущий вслед за ним, поднял его, как котенка, и выбросил из самолета. Послышался крик.

В черном небе при вспышке молний возникали силуэты парашютов. Один за другим приземлялись десантники. Вместе с ними падали на землю первые крупные капли дождя. Через несколько секунд он уже лил, как выражаются американцы, с кошками и собаками, быстро гася шелковые купола.

Уткнулась в берег десантная баржа, из нее выскочили солдаты, за ними выехала несколько «джипов», затем из чрева баржи выполз легкий танк.

Часовой у здания аэропорта беспокойно вертел головой. Что-нибудь увидеть или услышать отчетливо ему мешала плотная пелена дождя. Неожиданно две руки сзади набросили ему на горло тонкую нейлоновую нить, и голова его безжизненно повисла.

По залу аэровокзала бежали с автоматами наперевес солдаты. Американцы и местные вместе. С них текла вода.

Несколько команд, и зал оцеплен. Кучку людей — пассажиров и служащих аэропорта — загнали в угол, заставили лечь на пол, направили на них дула автоматов. Все это без выстрелов.

Группа автоматчиков бесшумно ворвалась в диспетчерскую аэропорта. Диспетчер испуганно обернулся, бросился к радиопередатчику. Один выстрел из пистолета, и диспетчер повалился на пол.

Там что-то происходит,— сказал пилот, сидевший рядом с Кларком, вглядываясь вниз, где должен был быть аэродром Баланга.— Не понимаю, что, но что-то там происходит!

Игрушечный самолетик, освещал себе дорогу слабыми фарами, шел на посадку. Вот он коснулся земли.

Высокий американский сержант в каске, покрытой веревочной сеткой, и в масккомбинезоне озабоченно говорил в «уоки-токи»:

— Да я и сам не понимаю, откуда тут мог взяться самолет. Что?.. Да, сэр... Слушаю, сэр!

И, сделав знав солдатам следовать, за ним, побежал к месту посадки.

— Фрэдди Кларк,— выпалил сержант радостно и тут же спохватился. — То есть нет, я не знаю ... кто такие?

— Узнал, — сказал Кларк. — И я тебя узнал, дорогой мой соотечественник. — И уже властным тоном продолжал. — В общем, так, ты меня знаешь, мы журналисты. Посланы сюда с важной миссией, веди нас немедленно на телеграф.

— Но я...

— Никаких но. Ты что, не видишь, кто я?

— Вижу.

— Веди.

— А они? —показал он автоматом на других.

— Со мной,— сказал Кларк. — Журналисты.

— Все?

— Все.

Под дулами автоматов они пошли к зданию аэропорта.

— Смотри ты,— сказал одни из американских солдат другому. — Сам Фрэдди Кларк с нами.

— А говорили — полная секретность,— пожал плечами другой.

— Значит, так задумано, — многозначительно сказал третий.

Отставший сержант говорил в «уоки-токи»:

— Или я сошел с ума, или к нам прилетел Фрэдди Кларк, ну, этот ... телевизионный ... знаменитый...

Mopp незаметно толкнул в бок Максвелла.

— Надо с ним что-то делать,— шепнул он, показывая глазами на пилота, который шел вместе с ними.

— Молчи, иначе его убьют,— одними губами ответил Максвелл.

— Ты посмотри на него,— не унимался Mopp — Если он вдруг начнет стрелять — нам всем каюк.

Он поотстал немного от Максвелла, приблизился к пилоту и сделал чуть заметный знак рукой — беги, мол.

У самого здания аэропорта пилот вдруг резко прыгнул я сторону и побежал.

Сержант, выхватив пистолет, выстрелил несколько раз вслед. Один из солдат побежал за пилотом Но, сообразив, что догонять в этой стене проливного дождя бессмысленно, остановился и с остервенением принялся нажимать курок автомата, посылая в дождь очередь за очередью, пока там впереди не раздался человеческий крик...

Рассвело.

В холле скромного двухэтажного отеля, в котором по приказанию директора были изолированы журналисты, сидели все они, осунувшиеся, невыспавшиеся, усталые.

Сын управляющего отелем, восемнадцатилетний Игорь, показывал Катлен фотографии острова. Одни великолепный пейзаж сменялся другим.

— Боже мой, никогда не видела такой красоты,— сказала Катлен. — Где это?

— В пяти милях отсюда,— ответил Игорь.

— И мы не съездили туда вчера?! — укоризненно посмотрела Катлен на Moppа, который стоял рядом.

— Вчера, милая моя, мы были свободными людьми,— ответил тот.— Свободному человеку зачем ездить? Сегодня же мы под арестом, вот тебе и захотелось на природу.

У дверей холла стояли двое часовых, судя по лицам — из местных: распоряжения директора выполнялись с абсолютной точностью.

Максвелл повернул рычажок транзисторного приемника, оттуда раздался громкий голос диктора: «Говорит Баланг, говорит Баланг. Революционное восстание, поднятое вчера здесь местным населением, успешно продолжается. Отряды повстанцев движутся в глубь острова. Образовано временное повстанческое правительство во главе с полковником Фарутдином. В обращении премьер-министра к народу Гранатовых островов говорится: «Мы поднимаем наше знамя борьбы в интересах демократии против коммунистов...»

— Это уже было,— сказал Кларк.

Максвелл выключил приемник и спросил у управляющего отелем:

— Откуда они передают?

Управляющий отелем «Лунный свет» кивнул в сторону окна.

— Радиостанция напротив через улицу.

У окна стоял Хольц с фотоаппаратом. Оттуда открывался вид на типичную улицу небольшого зеленого тропического городка, но совершенно пустынную. Несколько одноэтажных домов были разрушены. Вдали показался отряд автоматчиков. Солдаты в американской военной форме, к касках куда-то бежали а сопровождении офицера. В проеме окне сгоревшего дома кошка кормила котят. Один лежал недвижимо в стороне. Кошка поднялась, ткнулась мордой в него, попробовала растормошить лапкой.

Где-то неподалеку раздалась автоматная очередь. Кошка бросилась с окна, за ней попрыгали котята. Через мгновение она вернулась к тому, что лежал неподвижно, взяла его о зубы и исчезла.

— Почему не снимаешь? Снимай!— тихо сказал Mopp.

Хольц поднял фотоаппарат, висевший на груди.

— Адан! — закричал один из часовых в холле и наставил на Хольца автомат. Хольц отскочил от окна. Плюнул с досадой, сел в кресло. Часовой занял прежнее место у двери.

— Чарлики! — вполголоса сказал Хольц.

— Н-да,— покачал головой Mopp.

Кларк уже в который раз снимал трубку телефона. Она безмолвствовала. Постучал по рычажку — никакого результата.

— Отрезаны по всем линиям, — сказал Максвелл.

— Шесть утра,— посмотрел на часы Mopp,— сколько же это еще будет продолжаться?

— Хотите я проведу вас на чердак? — предложил Игорь Хольцу.— Оттуда весь город видно.

— Бесполезно, наверное,— сказал Хольц.

На него с удивлением посмотрел Mopp.

— Ну хорошо, ведите,— нехотя поднялся с кресла фотограф.

Откинув люк а потолке, Игорь и Хольц поднялись по деревянной скрипучей лестнице на чердак.

— Чистенько у вас тут, танцевать можно,— сказал Хольц.

— Недавно выбросили весь хлам.

Они прошли к маленькому чердачному оконцу. Хольц осторожно выглянул из него. Но сразу увидел два автомата, направленные на него снизу часовыми. Те не кричали, просто целились. Похоже, ждали его.

Хольц отпрянул, как от выстрела, перевел дух.

— Под прицелом,— объяснил он к махнул рукой.— Да ну их, пошли...

Но мокрой от дождя палубе военного корабля несколько человек в плащах встречали спускавшийся на посадочную площадку большой военный вертолет. Вот он мягко дотронулся «лыжами» до корабельного металла, и сразу же в открывшейся двери показалась фигура громоздкого толстого человека в шортах и курточке с короткими рукавами. Помахав рукой встречавшим, он стал спускаться по металлической лесенке. Солдат в форме морского пехотинца подбежал к нему с зонтом, но человек обернулся, и из чрева вертолета ему подали его собственный зонт — черный, огромных размеров. Открыв его, Калишер двинулся навстречу Седьмому и командиру крейсера.

Они поздоровались за руку, что-то покричали друг другу — слов не было слышно из-за грохота мотора — и быстро пошли по палубе корабля. Ветер с дождем бил по их лицам, облепляя тела мокрыми плащами. Над ними рвались из рук и пытались улететь большие зонты.

Через несколько минут толстый Калишер, успевший уже переодеться и даже принять душ, входил в салон командира крейсера, на ходу заглатывая какие-то таблетки. Седьмой и двое его подчиненных поднялись навстречу вошедшему.

— Нет, такие перелеты больше не для меня,— ворчал Калишер.— Стар. Водички можно какой-нибудь? Запить эту гадость.

Седьмой сам налил содовой воды в стакан и протянул Калишеру.