Огромный вертолет на бреющем полете пронесся над зданием радиостанции. Солдат в шлеме с наушниками и в летных очках, закрывающих половину лица, пробороздил из спаренного крупнокалиберного пулемета всю стену здания, крышу, сорвал жалюзи. Вниз, на землю, будто при горном обвале, поползла, посыпалась красная черепица.
Часовые, охранявшие радиостанцию, бросились врассыпную.
Игорь выскочил на улицу через подземный лаз в стене и, воспользовавшись замешательством, перебежал на другую сторону и скрылся в подъезде только что обстрелянного дома радиостанции...
Из отеля сквозь разбитые окна радиостанции, с которых пулями были сорваны жалюзи, стала вдруг видна комната-студия. Виден стал Кларк с микрофоном, виден Максвелл у пульта передатчика. Видно было, как часовой открыл дверь, и к ним присоединился Игорь. Часовой дал ему в руки автомат, взятый, вероятно, у оператора студии, который вое еще лежал на полу.
К радиостанции подскочил «джип». Из него выскакивали американские солдаты, на ходу стреляя по окнам, откуда говорил Кларк.
Падали разбитые стекла, отлетела штукатурка, на потолке над Кларком в испуге юркнула в щель ящерица.
Кларк продолжал говорить в микрофон. И голос его, набирая силу, продолжал звучать в слушающем мире:
— Вы слышите выстрелы. Стреляют по мне мои соотечественники. Стреляют мои и ваши враги, стреляют из оружия, присланного сюда из моей страны.
Директор ЦРУ — с лицом серым, постаревший за эти минуты на десяток лет, повернулся к сотрудникам, которые специально собрались в его кабинете, чтобы послушать выступление Кларка.
— Срочно передать по радио Седьмому: стрельбу немедленно прекратить. Отозвать всех! На свертывание операции «Глобус» дается один час.
— Открытым текстом?— ужаснулся помощник.
— Открытым.
— Мы, шестеро журналистов, были свидетелями трагедии на Баланге,— продолжал Кларк,— не все из нас оказались сильными до конца. Я тоже оступился, но сейчас я говорю правду, только правду, ничего, кроме правды. Как тридцать пять лет назад, в джунглях этой же страны... Фашизм рождается на маленьких сделках с собственной совестью...
В холле отеля у окна стоял обессиленный Калишер, смотрел на противоположную сторону улицы. Ему было видно, как из окна радиостудии отстреливался из автомата часовой, который привел на радио Кларка и Максвелла. Видно было, как к часовому присоединился Игорь — тоже с автоматом а руках. Калишер видел, как, держа микрофон в руках, все еще продолжал говорить Кларк.
В холл вошел Хольц, увидел в руке Калишера пистолет, сказал:
— Вам бы стоило застрелиться...
Калкшер ответил почти спокойно:
— Не заряжен.
— Жаль,— сказал Хольц,— а то бы я...— Он взял пистолет из рук Калишера, поднял и, прицелившись через улицу в Кларка, которого было видно сквозь разбитое окно, нажал курок. Раздался выстрел.
Микрофон выпал из рук Кларка, и сам он медленно повалился на стол. К нему бросился Максвелл.
— Вы же сказали — не заряжен...— пожал плечами Хольц и, вернув пистолет оторопевшему Калишеру, прошел в комнату, где сидели журналисты.
— Что там? — спросил Стэннард.
— Почему он замолчал? — спросил Mopp.
— Не знаю,— ответил Хольц.— Может быть, ранен. Мне будет жаль Кларка, если что. Он все-таки стоящий малый. Ему действительно можно было доверить зубную щетку...
Стрельба на улице прекратилась совершенно неожиданно.
Американский сержант, выслушав какое-то распоряжение по «уоки-токи», кричал:
— Назад.. Назад! По машинам!.. Конец!
И складывал перед лицом руки крестом.
На радиостанции микрофон взял в руки Максвелл.
— Говорит Гарри Максвелл. Только что убит Фрэдди Кларк. Пуля попала ему в затылок. Так стреляли в гитлеровских лагерях смерти... Мы найдем, кто убил его. Я обещаю вам. Мы найдем...
С микрофоном в руке Максвелл подошел к часовому и Игорю, стоявшим у окна. Они уже не стреляли. Было видно, как на улице американские солдаты быстро садились в машины, вскакивали в них уже на ходу. За ними бежали солдаты из местных... Некоторые на бегу стаскивали с себя военную форму, бросали в пыль автоматы...
Пластинка на проигрывателе продолжала крутиться, передавая в эфир «Последнее танго».
Несколько черных одинаковых лимузинов на большой скорости неслись по шоссе Гранд Сентрал, ведущему от аэропорта Кеннеди к Манхэттену. Впереди уже был виден растущий спичечный коробок здания Организации Объединенных Наций над Ист-ривер.
В салоне одной из машин Mopp наклонился к Махсвеллу:
— Я думаю, мы должны держаться одной линии, Гарри... Все герои. Одинаково.
Максвелл пожал плечами довольно равнодушно.
— Бери пример с Кларка. Он не сказал по радио ни одного плохого слова ни об одном из нас...
Максвелл молчал.
— Смотри, а то ведь заклюем, братец, героя-одиночку, заклюем...— И Mopp улыбнулся дружелюбно, показывая, что он, конечно, шутит...
В Совете Безопасности шло заседание. Перед микрофоном выступал делегат, возле которого стояла деревянная табличка с надписью: «Советский Союз».
— В заключение я хочу сказать вот о чем. Мир только что выкарабкался из тяжелого кризиса. Он продолжался всего два дня. Но это, как короткое замыкание в сплетении проводов,— от него мог вспыхнуть всеуничтожающий огонь. К счастью, на этот раз не вспыхнул. Но мир серьезно озабочен действиями тех сил в Америке, которые за спиной народа считают возможным идти на такие опасные, преступные международные авантюры. Наш мир — очень плотное сообщество. В нем давно уже нет далеких островов, на которых можно поиграть с огнем без риска вызвать мировой пожар. В мире нет чужих островов, нет чужих войн, как нет и не бывает чужого горя... Спасибо за внимание.
На лице оратора остановился крестик оптического прицела. Это Хольц из кабины фотокорреспондентов снимал заседание Совета.
— Мне чрезвычайно понравилась мысль советского делегата,— сказал в микрофон председатель Совета.— «В нашем мире нет чужих островов, чужих войн и чужого горя». Истинность этих слов доказали, кстати говоря, славные журналисты, честность и смелость которых помогли ликвидировать это короткое замыкание. Я еще раз хочу назвать их имена. Гарри Максвелл!..
Раздались аплодисменты. Гарри поднялся с места, и лицо его попало в крестик видоискателя Хольца. Щелкнул затвор камеры.
— ...Катлен Габю!
Она поднялась со своего места. Улыбнулась аплодисментам. В глазах ее стояли слезы.
— ...Эдвард Mopp!
Эдвард стоя поднял вверх переплетенные в благодарном пожатии руки, раскланялся.
— ...Джон Стэннард!
Стэннард поднялся, развел руками, отвечая на аплодисменты, сел.
— ...Артур Хольц!
Люди в зале крутили головами в поисках фото-корреспондента.
— Вон он, в кабине для фотографов,— подсказал председатель.
Хольц помахал оттуда рукой. Лицо, как всегда, оставалось невозмутимым.
— ...Ну и, конечно, Фрэдди Кларк. Великолепный человек, великолепный репортер. Трагически погибший Фрэдди Кларк. Одна из жертв кризиса, который удалось преодолеть...
Хольц навел крестик видоискателя на портрет Кларка, висевший на стене... Щелкнул затвором...
У дверей в зал, где проходило заседание, толпились дети. Обыкновенная ооновская экскурсия. Один из мальчишек дернул за косичку стоявшую перед ним девчонку. Та мгновенно обернулась и со счастливой улыбкой с размаху стукнула связкой книг другого мальчишку по голове...