Астахов лежал неподвижно на кровати, глаза его были закрыты, только по подрагивающим векам можно было понять, что он жив. Мэри трясущимися руками выжимала салфетки, окуная их а тазик с холодной водой, и прикладывала к груди Астахова, массировала ему кисти рук. Растерянный Игорь сидел рядом.
— Господи, боже мой, пресвятая дева богородица,— бормотала Мэри,— да что же это такое?!
В дверь постучали. Игорь поднялся, щелкнул замком и увидел перед собой все тех же журналистов с блокнотами.
— Кто вы по званию?— спросил Mopp, стоявший впереди.
Игорь с силой рванул к себе дверь, но Mopp успел протиснуть между дверью и косяком плечо.
— Что вы с ним сделали?— спросил он громко, заглядывая в комнату.—Имейте в виду, мы не дадим вам расправиться с ним.
Стэннард и Хольц навалились на дверь, не давая Игорю закрыть ее. Mopp побежал к часовому.
— Арестуй его, немедленно арестуй,— показывал он в сторону Игоря и соединял кисти рук, будто на них уже были надеты наручники.— Иначе он убьет его и всех нас перестреляет!
Часовой, уже привыкший к выходкам Морра, не обращал на него внимания.
Большую, сплетенную из бамбука и покрытую пальмовыми листьями хижину освещали несколько висячих ламп «летучая мышь», прикрытых сверху металлическими козырьками. У одной из стен спали на циновке четверо черноголовых смуглых ребятишек лет, наверное, пяти-шести. Над ними болтались на стебле какого-то растения деревянные фигурки божков, приносящих спокойствие и счастье дому.
Но спокоен здесь был разве только старик, сидевший подле ребят с толстой бамбуковой трубкой в руке. Когда старик затягивался глубоко, было слышно, как в трубке булькала вода — мирно и как-то очень древне.
В хижину то и дело входили люди — в городской одежде, в военной, в крестьянской. Они переговаривались вполголоса, получали какие-то распоряжения, снова уходили.
В середине хижины на циновке, постеленной на земле, полулежал над картой взъерошенный, похожий на нахохлившегося воробья человек. Одну руку он держал на груди, как младенца, время от времени кося глазом на клубок окровавленных бинтов, которыми она была обвязана. Какая-то женщина, проходя мимо, заботливо накрыла ему плечо пилотской кожаной курткой. Человек этот и был пилотом того самого несерьезного самолета, перевязанного ленточками, на котором более чем сутки назад пытались улететь с острова Баланг журналисты. Только лицо его было сейчас серым от усталости и боли.
— Ну, что у тебя?—спросил он, не поднимая головы от карты.
Молодой парень, которому пилот задал вопрос, бился над небольшой походной рацией.
— Я все проверил,—сказал он.— Рация в порядке.
— Тогда что же?
— Думаю, с крейсера накрыли весь остров. Радио-экран. Не пробьешь.
— Ну, навалились! — неожиданно, как-то даже весело сказал пилот и тут же сморщился от боли в руке.— Почему же городское радио работает?
— Там короткие волны...
В хижину быстро вошел человек, покрытый грязью с ног до головы, и сразу направился к пилоту.
Тот приподнялся радостно, но сразу все понял по выражению лица вошедшего. Спросил негромко, укачивая раненую руку:
— Нет?
— Нет.— Ответил вошедший.
— Так что, погиб Абу или схватили его?
Вошедший пожал плечами и, с усилием сорвав с шеи пиявку, бросил ее в ведро с водой.
— Ладно,— пилот говорил сквозь зубы, рука, видно, очень болела.— Смену часовых в отеле определили?
— Да, первая — в семь утра.
— Успеешь?
— Да.
— Абу говорил, там этот, сын управляющего, вроде хороший парень.. Но главный для нас — Кларк его фамилия, запомнил? С усиками. Седой...
Рассвет застал журналистов на чердаке отеля.
— Это какое-то наваждение!— растерянно говорил Игорь, стоя возле чемодана с рацией.— Я совсем недавно очищал чердак. Да утром мы были здесь с господином Хольцем! Ведь тут ничего не было. Правда?
— Стояло что-то, накрытое брезентом, но я не обратил внимания,— спокойно ответил Хольц.
— На этом месте?!— поразился Игорь.— Вы же сами сказали, что танцевать можно...
— Да, на этом самом месте,— твердо повторил Хольц.—И не устраивайте здесь балагана.
— На этом месте или не на этом, Игорь, какая разница,— сказала Катлен.— Дело сделано.
— Кто-то поставил ее сюда!— не сдавался Игорь.
— Конечно, кто-то!—усмехнулся Mopp, роясь в шифровальных блокнотах.— Не сама же прилетела.
Кларк пожал плечами и недоверчиво посмотрел на Игоря.
— Может быть, вы действительно не знали...
— Да чепуха!—возразил Игорь.—Как я мог не знать! Я каждую минуту был с ним все эти пятнадцать лет.
— Ну что ж, если вы действительно не лейтенант, в чем я сомневаюсь,—сказал Mopp,— то, значит, русские не доверяют даже своим сыновьям. Кстати, неплохой заголовок для репортажа об этой истории. «Русские не доверяют даже своим сыновьям...»
Свежевыбритый Калишер в это время разговаривал из радиостудии по телефону с Седьмым.
— В девять утра я не смогу быть у тебя на совещании секторов.
— Почему?— раздраженно спросил Седьмой.
— Я пришлю вместо себя Фараджа.
— Я спрашиваю, почему?— еще более раздраженно повторил Седьмой свой вопрос.
— И не забудь ровно в девять включить радио-приемник,— Калишер почти издевался над своим бывшим учеником.— Потому что ровно в девять Фрэдди Кларк, знаменитый Фрэдди Кларк, второй раз в жизни обратится ко всему человечеству. И прочтет нужное тебе заявление.
— Ты в этом уверен?— сухо спросил Седьмой.
— Можешь докладывать Первому.
— Я подожду.
— Я тебе говорю: докладывай. И приготовь им самолет. В девять тридцать.
— Они прилетят в Нью-Йорк и обо всем расскажут...
— Ну, когда-а они долетят до Нью-Йорка!..
— Ты хочешь сказать?..
— Я ничего не хочу сказать. Но на твоем месте я бы позаботился о безопасности их полета. После того, как Кларк сделает свое заявление по радио, у центрального правительства Гранатовых островов будут все основания отомстить и ему и всей этой «совести мира».
У лестницы на чердаке остались только Игорь и Катлен.
— И вы мне не верите?— спросил Игорь.
— Не знаю. Кажется, верю. Но не могу объяснить. Неужели он все это сделал, чтобы задержать нас? Но тогда откуда это?— Она кивнула на чемодан с рацией...— Ничего не поделаешь. Все передадут об этом. И я передам. Такими сенсациями не бросаются. Мне жаль вас, Маугли.— Она положила ему руки на плечи:— Слушайте, Маугли, кончится все, приезжайте ко мне в Нью-Йорк. Напишете книгу обо всем этом. Я вам помогу. Заработаете кучу денег.
Снизу из холла донесся радостный крик Морра.
— Идет! Калишер идет! Наконец-то!
Не дождавшись ответа, Катлен начала спускаться по лестнице.
Ко входу в отель подкатил заляпанный грязью джип. Рядом с шофером, толстый и с виду благодушный, как Будда — только глаза сосредоточенные и острые,— сидел Калишер под своим огромным черным зонтом. Дождь не прекращался.
Он вошел в холл отеля, сопровождаемый двумя автоматчиками в маскировочных комбинезонах. К нему бросился Mopp.
— Советский шпион,— заговорил он горячо — Он сознался! Он держал в руках здешнее правительство. Представляете? Мне нужна немедленная связь с редакцией. То есть нам всем, конечно, нужна.
— Кто сознался? Астахов?— спокойно спросил Калишер и не спеша поставил раскрытый зонт на пол сушиться.
Журналисты удивленно смотрели на него.
— У нас были подозрения,— объяснил Калишер.— Даже хотели брать его сегодня. Но никогда не думал, что сам сознается, да еще так скоро. Шкуру спасает...
Он подошел к стойке, выпил кока-колы.
— Уф, жарища, нет сил. И кому пришло в голову в такую погоду делать революцию? Где он?
Калишер вошел в комнату, где лежал Астахов, увидел его на кровати, подошел, взял руку, профессионально пощупал пульс, поставил диагноз:
— Сердце.