Такой взбучки, которую получил Майкл вместе с подчинёнными от графа Вилея Оддбэя, он не мог припомнить даже в своём иномирном прошлом. Не успел Майкл войти в кабинет графа и начать говорить фразу о том, что он рад выздоровлению отца, как на их головы обрушились обвинения в немыслимой растрате графской казны, а также сопутствующих преступлениях — нарушению целостности стен замка, ненужному усилению строительства пристани, организации каких-то странных пищевых производств, долгому отсутствию помощников на месте службы. Не стесняясь присутствия управляющего с секретарём, граф также упрекнул Майкла в отмене смертных приговоров, и даже в неудачном сватовстве к дочери герцога Крэйбонга. При этом он периодически гневно потрясал здоровой рукой с теми бумагами, которые были у него на столе и должны были, видимо, свидетельствовать неоспоримую вину присутствующих.
Майкл, в свою очередь, тоже был взбешён, встретив такой приём. Он резко сказал:
— Я сейчас слишком устал, чтобы выслушивать всё это в свой адрес. Поэтому я пойду мыться и спать. Прошу вас только об одном — отпустить сейчас для того же мистера Фитцберга и мистера Парсона. А завтра, если у вас будет такое желание, вы сможете выслушать и получить все объяснения от меня.
С этими словами Майкл, не прощаясь, вышел из графского кабинета. По пути до своих покоев он испытал большое желание что-нибудь расколошматить. Но зверская усталость, которая им владела, вскоре обеспечила быстрое засыпание и крепкий сон на всю ночь.
За завтраком граф молчал и с любопытством посматривал на Майкла. Было очевидно, что он успел всё-таки переговорить с управляющим и был заинтригован сообщением о заключении большого контракта с королевской армией.
Позднее он почти без комментариев и вопросов со своей стороны выслушал Майкла и изъявил желание посмотреть своими глазами на открытый им завод.
После осмотра завода и большого постепенно заполняющегося склада готовой продукции граф с сыном проехали к находящейся поблизости новой пристани. Эта пристань была довольно большой и имела возможность для приёма сразу нескольких судов с самым большим водоизмещением, которые были известны на реке Северн. По сути, это был уже речной порт, так как были возведены и конструкции для приёма груза и для отгрузки дров, которыми в это время топились речные пароходы и баржи, и склады для хранения товара.
Лорд Вилей, приосанившись, осматривал с возвышения на холме их с графом Фосбери детище, на котором сейчас шли завершающие работы.
— Я осмелился пригласить Его и Её Величество к нам на торжественное открытие пристани, — сказал Майкл, — и не услышал возражений от короля, а королева практически согласилась прибыть, так как заодно захотела покататься по реке вместе с придворными. Если будет на то ваша воля, мы сможем определиться с конкретной датой открытия и известить об этом королевскую канцелярию.
— В таком случае не мы должны определиться с датой открытия, а Его величество с датой прибытия, к которой мы и приурочим наше торжество, — назидательно проворчал граф Оддбэй, но было видно, что он весьма доволен услышанной новостью.
После некоторой паузы граф вдруг решил объясниться:
— Майкл, ты можешь себе представить, каково это — прийти в себя после долгого нахождения без сознания и обнаружить, что ни сына, ни секретаря, ни управляющего в замке нет и неизвестно, когда они будут, а казна графства практически вычерпана. А тут ещё и вдруг раздаются удары по стене, мол, их милость виконт так велели. Вот и накопилось к вашему приезду…
Граф вздохнул.
— Теперь-то я, конечно, вижу, что твои начинания вовсе не пустое растранжиривание денег. И если всё получится по твоим замыслам, то это приведёт графство к невиданному раньше процветанию. И эту дочку герцога Крэйбонга я видел, красивая дама, юная совсем. Конечно, как на такой не захотеть жениться… Фредерик даже светится от счастья. В общем, ты не держи зла на отца, за что я так погорячился вчера.
— Я могу понять вас, отец. И действительно рад тому, что вы очнулись. Мы с матушкой очень ждали и надеялись на это. Его Величество при нашей беседе тоже проявляли беспокойство, справлялись о вашем самочувствии.
— Рано мне ещё, видно, покидать этот мир и оставлять на тебя графство.
— Конечно, отец. У меня ещё есть замыслы по новому производству консервированных продуктов, и делами всего графства заниматься совсем некогда было. Я и приём жителей с жалобами да ходатайствами к себе запретил и даже не знал, когда и как к ним подступиться.
Граф важно покивал.
— Что ж, придётся мне разгребать накопившиеся дела. И для начала велю-ка я Парсону составить наше общее с графом Фосбери письмо королю о готовности пристани к приёму.
— Думаю, самое время это сделать, — кивнул Майкл.
Выяснилось однако, что графа Фосбери с семьёй сейчас нет в графстве, и лорд Вилей отправил составленное письмо другу в столицу, с тем чтобы Фосбери уже там подписался под ним и передал его в королевскую канцелярию.
По случаю выздоровления графа и возвращения виконта из столицы с успешной коммерцией в графском замке был дан бал для местной знати. Граф Оддбэй был центром внимания гостей и непрерывно подвергался вопросам о самочувствии, о построенных заводе и пристани, о большом заказе на консервы для армии, об ожидающемся приёме у них монаршей четы. Майкл затанцевал всех присутствовавших девиц, и даже графиня нарядилась по такому случаю в яркий наряд и с полным правом наслаждалась успехами мужчин своей семьи.
Аарон Фитцберг, оставленный графом на должности управляющего графством, составил в следующие дни компанию Майклу по осмотру овощных посадок на огородах замка и у крупных фермеров. Там Майкл взял на заметку тех, кто выращивал помидоры и огурцы. При этом он удивил своего управляющего тем, что особое внимание Майкл уделил тем сортам, которые сами фермеры считали неудачными в связи с мелкостью получаемых плодов. Заготовками на долгое хранение этих видов овощей было соление в бочках. Огурцы при этом нередко становились мягкими и нередко покрывались плесенью, которую вылавливали из бочек и выкидывали хозяйки. Вкус помидоров, по мнению Майкла, тоже оставлял желать лучшего. Именно этим лучшим Майкл и решил заняться.
Он приказал изолировать на заводе ту линию, которая ранее занималась затариванием рыбных продуктов в стеклянные банки и сообщил рецепт маринада с использованием винного уксуса, который и велел заготовить в изрядном количестве. Потом просил фермеров поставлять на завод завязь огурцов всего лишь от двух до пяти дней роста, а также более "взрослые" огурцы соответствующих мелких размеров, и самые мелкие плоды томатов.
Фермеры графства были только рады увеличившимся объёмам сбыта своего продукта и возможности увеличить благосостояние, а также расширить свои огороды.
Получившиеся в результате консервы в прозрачных стеклянных банках Майкл назвал "корнишоны" и "черри" и повелел не сбывать их на сторону до торжества по открытию пристани, а складировать.
Сам же завод с этого времени был переименован с "рыбного" на "консервный". Майклу пришлось распорядиться об усилении охраны завода и складов, а также о найме дополнительных работников, в котором, впрочем, не было проблем — на этот завод с хорошей оплатой труда хотели устроиться многие жители окрестностей.
Так насыщенно проходили дни Майкла, когда однажды в своей спальне он увидел задержавшуюся с перестиланием постели молодую симпатичную горничную. Она кокетливо наклонялась, расправляя складки на покрывале и постреливая глазками на виконта. Майкл правильно понял этот призыв, чем и воспользовался. После этого, доставая серебряную монетку, он спросил, как её зовут.
— Долорес, Ваше сиятельство, — отвечала горничная.
— Так, всё, брысь. Уходи к себе, — разозлился отчего-то Майкл.