В дни после вынесения приговора церковного суда Дора чувствовала себя словно в невесомости. Куда-то вдруг исчезли, как оказалось, давившие на неё обязанности, связанные со статусом жены графа Фосбери и матери чужого ребёнка. "Ласточки" и даже Капризная были сейчас далеко и в пространстве и даже во времени — до совершения паломничества все другие дела Доры откладывались. Не было обязанности выходить в свет и посещать чьи-то дома по приглашениям, управлять хозяйством дома и прислугой, словом — полная свобода действий или бездействия.
В тот же день, когда был зачитан приговор, виконт Оддбэй пришёл к ним на ужин по приглашению Брайана. Дора впервые позволила своему сердцу сладко таять от присутствия Майкла и понимания, что он пришёл говорить с её отцом о браке с ней. Конечно, в предыдущие дни она не забывала о том, что заявил Майкл о ней во всеуслышание в трибунале, но она как бы запретила себе в то время думать об этом, сосредоточив все свои душевные силы на том главном, что считала своим долгом донести до высокого суда. И вот теперь, когда гнетущая её мысль о несправедливости в отношении несчастных детей сменилась ощущением победы, Дора словно открыла в своей душе шлюзы для дум и чувств о сокровенном для неё самой. Она позволила себе мечтать, и даже не просто мечтать — надеяться на личное счастье с любимым человеком.
После ухода Майкла отец вызвал Дору к себе. Он сообщил ей о том, что виконт Оддбэй просил её руки и с улыбкой спросил, желала бы она сама дать согласия на этот брак. На что Дора сразу просто ответила:
— Я стану женой Майкла Оддбэя, или я больше не стану ничьей женой, отец.
— А если Его Величество решит иначе? — спросил герцог.
— Даже король не сможет заставить меня сказать "да" при венчании в храме с другим человеком.
— Смотрю на вас с виконтом и думаю, — покачал головой Витаус Крэйбонг, — Может, это и хорошо, что у вас был этот год в разлуке друг с другом? И он, и ты теперь стали гораздо более убедительными в своём желании вступить в брак.
— Я приучена к смирению перед судьбой, и только поэтому не стану сейчас возражать вам, отец.
— Можно подумать, для тебя брак с графом Фосбери оказался адом, — обиделся герцог.
— Нет, конечно нет. Но… я ни дня не была счастлива с ним рядом.
Герцог вздохнул.
— Тогда может и хорошо, что у вас ним не было детей… Кстати, о детях, — оживился герцог, — Скоро приезжает Питер. Хватит с него заграничной жизни, совсем там от рук отобьётся, без пригляда.
— Это замечательно, — просияла Дора.
— После моего обсуждения твоей помолвки с Его Величеством готовься к своему паломничеству. Пока не исполнишь наложенную на тебя епитимью, никакие праздники тебе не полагаются.
— Вы ведь передадите Его Величеству мои слова? — осторожно спросила Дора.
— О том, что ты не желаешь никого другого в мужья кроме виконта Оддбэя? Передам, — усмехнулся герцог, — и добавлю от себя, что поддерживаю твой выбор.
Дора шагнула к отцу, обняла его и поцеловала в щёку.
— Спасибо.
После этого разговора Дора летала по дому как пушинка. Она улыбалась слугам, конюхам, которые выделили ей новую лошадь для катания верхом, а в разговоре с братом часто звонко смеялась. Все в доме герцога ощущали словно бы поселившуюся у них солнечную погоду — настолько её настроение было заразительным. Весть о том, что Его Величество согласился выдать Дору за любимого ею человека очень обрадовала всех — ей искренне желали счастья.
Через три дня после ужина у них в гостях к ним снова пришёл Майкл, который накануне узнал эту новость из первых рук, от самого короля. Только на этот раз он пришёл уже как почти официальный жених Долорес-Софии, и им предоставили возможность побеседовать наедине.
Едва Дора вошла в гостиную, где её ждал Майкл, они оба сразу кинулись друг другу навстречу. Объятия и поцелуи, перевод дыхания, счастливый смех, попытки что-то сказать и вновь поцелуи…
— Мы же официально ещё не помолвлены, — сказала раскрасневшаяся Дора.
— Я никому не позволю помешать нашей помолвке, — ответил Майкл.
— Мне нужно собираться в паломничество.
— Я поеду с тобой.
— Куда, в женский монастырь? — засмеялась Дора.
— Боюсь, туда меня не пустят, а так я бы не против, — улыбнулся Майкл, — Сначала сходим в Гластонбери, а потом я провожу тебя до монастыря святой Агнесс и сдам на руки монахиням. А через два месяца так же заберу.
— Ты говоришь так, словно я какой-то сундук с добром, — хихикнула Дора.
— Не сундук, но тоже, как оказалось, привлекательная ценность для кое-кого из дворца, — выдохнул Майкл.
— О чём ты говоришь?
— Его высочество вчера поделился со мной планами стать твоим любовником.
Дора фыркнула.
— Он и раньше делал мне намёки, вернее, даже почти прямо говорил об этом. Но я была замужем и отговорилась этим от такой "чести".
— Вот и он тоже отметил, что теперь ты не замужем, значит, мол, ему ничто не помешает…
— Он просто не понимает — ему всё помешает. И то, что я вообще ни за что не согласилась бы стать чьей-то любовницей, и то, что сам он мне очень не нравится, и моя любовь к тебе, и обещание, которое я даю сейчас — быть только твоей.
В Гластонбери они выехали верхом, в сопровождении капитана Дюгона, когда-то впервые привёзшего Дору из монастыря, и ещё пары воинов. Карету брать не стали. Как-то так показалось правильным сразу по нескольким соображениям — и чтобы не иметь возможности уединяться и создавать новую почву для слухов, и сам дух их поездки — покаянное паломничество — как бы предполагал преодоление тягот пути к святому месту.
Они устраивали отдых для людей и лошадей прямо в поле или на опушке леса по дороге, ночевали на земле, завернувшись в плащи. Во время привалов виконт удивил всех, вызвавшись готовить еду во время всего похода.
— Я и не знала, что ты увлекаешься кухней, — сказала ему Дора, когда он профессионально, быстро покачивая предварительно наточенным ножом, нарезал тонкие ровные ломтики сыра.
— Я полон сюрпризов. И это только один из них, — шепнул ей на ушко Майкл, чем вызвал покраснение щёк у своей будущей невесты.
На другой день, умываясь холодной водой из ручья, она сказала:
— Наказана только я, а ты вынудил себя преодолевать все тяготы пути со мной.
— Вынудил? Тяготы? Да для меня этот поход — счастье.
— Для меня тоже, — улыбнулась Дора, — да и в свой монастырь я давно мечтала съездить, так что это наказание получилось больше похожим на награду.
— Ну да, "только не в колючие кусты!"
— Что? — не поняла Дора.
— Расскажу по дороге.
Когда они уже ехали верхом, Майкл рассказал усечённый вариант сказки о том, как Братец Кролик перехитрил Братца Лиса. Прислушивавшиеся к сказке воины дружно смеялись.
Прибыв в Гластонбери, все преклонили колена и помолились у развалин монастыря. Дора рассказала, что именно здесь когда-то молился святой Иосиф Аримафейский, который положил в плащаницу снятого с креста сына Божьего. Этому монастырю он привёз в подарок чашу, грааль, с которой на Тайной Вечере причащался Спаситель. Здесь до сих пор растёт ливанский терновник, выросший от воткнутого в землю посоха святого, почитаемого и католической и православной церквями.
После этого Дора вместе с сопровождающими отправилась отбывать второе наказание в женский монастырь. В целом оказалось, что их путь по равнинной части Бригантии, по ласковой майской погоде, с покрытой всюду свежей зеленью, доставлял всем только удовольствие — и самой наказанной, и её сопровождающим, и ничего с этим невольным грехом поделать было нельзя.
В монастыре уже знали о скором приезде Доры и сразу открыли ворота, как только увидели её в маленькое окошко. Она помахала на прощание рукой Майклу и сопровождавшим её воинам, и с замиранием сердца пошла к такому родному зданию монастыря, на крыльце которого сияла улыбкой встречающая её сестра Августа.