Монахиня и Оддбол (СИ)

Часть 13 Глава 1

Прибывших в здание епископата Фредерика, Дору и Элизабет проводили в приёмную залу, за дверями которой должно было скоро начаться заседание церковного трибунала. В этой зале к тому времени уже находилась леди Элинор, одетая на сей раз довольно скромно. Никаких крупных драгоценностей, вычурной шляпы и мехов, с которыми она появлялась в замке Фосбери, на ней не было. Тёмно-серое платье в расплывчатую крупную клетку из хорошей, впрочем, ткани и небольшой, явно фамильный перстень на пальце составляли её сегодняшний наряд. В руках она держала предусмотрительно заготовленный платочек для утирания готовых скоро пролиться слёз.

Через некоторое время в залу вошла семья Оддбэй в составе важно ступавшего лорда Вилея, строго глядящей леди Эстер и сосредоточенного Майкла. Все раскланялись друг с другом, в том числе с леди Элинор, не снимающей несколько презрительной гримаски с лица.

Сопроводивший их служащий, назвавшийся викарием, или официалом церковного трибунала, рассказал присутствующим о правилах поведения в суде, особо отметив недопустимость громких речей или скандалов в приёмной зале, поведал о том, как надо обращаться к судьям, когда и как подавать реплики, представлять доказательства и прочее.

Сам суд был закрытым, и сторонам в нём предстояло выступать по отдельности. Свидетелей же полагалось заслушивать по очереди уже в присутствии и истицы и ответчиков, каковыми поименовались тут леди Элинор, лорд Фредерик и Дора. Все участники заседания обязались хранить тайну того, что будет ими услышано, равно как и сами материалы дела должны были оставаться в церковных архивах и не разглашаться в миру без необходимости.

Первой на суд была приглашена леди Элинор. С лицом, выражавшим полную решимость, она шагнула за плотно закрытые, не пропускавшие ни звука, двери. В приёмной зале царила тишина, лишь прерываемая тяжёлыми вздохами, которые иной раз издавали почти все присутствовавшие. Граф Фосбери сидел на диване между Дорой и Элизабет, которые держали его за руки, каждая со своей стороны. Майкл явно старался не смотреть на Дору и на то, как она сейчас поддерживает мужа, он стоял у окна и хмуро пересматривал какие-то свои записи.

Леди Элинор опрашивали не менее полутора часов. Когда она, наконец, вышла, лицо её было залито слезами, но быстрый взгляд, который она кинула в сторону лорда Фредерика и Доры, был торжествующим. Было очевидно, что она уверилась в том, что её слова смогли произвести впечатление на высокий суд. После этого пригласили графа Фосбери. Молчание в приёмной зале стало ещё более тягостным — от леди Элинор веяло тяжёлой враждебностью, которую Дора внутренне ощущала как исходящее и направленное на неё зло. Дора поёжилась, будто почувствовав холод, и инстинктивно пересела поближе к леди Элизабет. Казалось бы не смотревший до этого в их сторону Майкл Оддбэй предложил им обеим переместиться ближе к огромному камину, в котором горели дрова, что они и сделали.

Наконец, лорд Фредерик вышел из зала суда и сообщил, что в заседании объявлен перерыв на два часа. Граф Оддбэй пригласил семью Фосбери на обед к ним, так как их столичный дом был расположен ближе к зданию епископата. Леди Элинор, понятное дело, никто из них приглашать не стал, и вопросом о том, где она будет обедать и будет ли вообще, не задавались.

Во время обеда лорд Фредерик сообщил всем, что он рассказал всё как было, ничего о себе не скрывая. Было видно, что он утомлён, но что, однако, и испытывает будто облегчение оттого, что уже нет необходимости скрывать что-либо и что от него в этом процессе больше почти ничего не зависит.

Дору пригласили в зал суда следующей. Она тоже выступала в одиночестве, как соответчица графа Фосбери и как лицо, имеющее самостоятельный интерес в данном деле. Когда Дора направилась к двери зала суда, она поймала прямой, внушающий уверенность, взгляд и кивок Майкла Оддбэя.

Дора прошла по широкой ковровой дорожке к длинному несколько возвышающемуся столу, за которым сидели четверо мужчин в церковных одеяниях. Официал суда доложил имя и титул Доры, а также для неё назвал членов церковного трибунала. Председательствовал в суде епископ, который в заседании имел должность Поборника справедливости и Защитника брачных уз. Другой судья имел должность релатора, то есть докладчика по делу, третий судья именовался Защитником уз, а четвёртый судья был назван ещё нотариусом.

Дора дошла до места, специально ограниченного коротким полукруглым барьером, и низко поклонилась.

— Вас обвиняют в том, что вы вышли замуж за графа Фредерика Фосбери, хотя знали о том, что он незаконно прекратил свои брачные отношения со своей женой Элинор Фосбери, — сказал председательствующий, — что вы можете сказать в ответ на эти обвинения?

— Ваше преосвященство, я не принимала решения о своём браке. Я дала лишь согласие на брак с человеком, которого мне назначили в мужья мой отец герцог Витаус Крэйбонг и Его Величество Седрик Второй. О прошлом браке графа Фосбери я узнала от своего отца лишь то, что он длился семь лет и был расторгнут церковью по причине бездетности.

— Вас также обвиняют в том, что вы, полагая своего мужа бездетным, зачали ребёнка вне брака, совершив супружескую измену.

— Нет, Ваше преосвященство, я до сих пор не знаю доподлинно о бездетности своего мужа, и, конечно, никогда не изменяла ему.

— Истица заявляет, что она самолично видела, как вы прилюдно находились в объятиях виконта Майкла Оддбэя на улице города Дилкли, после чего вместе с ним проследовали в его карету. Домой вы вернулись лишь на следующий день.

— Это правда.

— Как вы сами расцениваете своё поведение и чем оно объясняется?

— В тот день я посетила в Дилкли леди Элинор Фосбери, чтобы выяснить у неё, зачем она сама накануне настаивала на разговоре со мной. Во время этого разговора я впервые услышала от неё, что она уверена в бездетности лорда Фреберика, в моих супружеских изменах, а также связанные с этим оскорбления в свой адрес. Я вышла на улицу, была потрясена и взволнована, и не могла остановить слёз. В это время ко мне подошёл проходивший мимо виконт Оддбэй и спросил о причинах моих рыданий. Я плохо помню, но, возможно, при этом виконт обнял меня за плечи. Потом он проводил меня к своей карете, где помог успокоиться, дав мне свой платок, и приказал кучеру отвезти нас в замок Оддбэй. По дороге я рассказала ему о состоявшемся разговоре с леди Элинор. Моего мужа и графа Оддбэя связывает давняя дружба, мы соседи и нередко встречаемся семьями. Граф и графиня Оддбэй любезно пригласили меня переночевать в их замке, а утром я отправилась домой.

— Почему с вами не было вашего мужа во время этого визита к истице?

— Он тогда уехал в Йорк, Ваше преосвященство, к архиепископу, чтобы рассказать ему о требованиях леди Элинор.

— Что вам известно о тех требованиях?

— Леди Элинор требовала от Фредерика, чтобы он добыл для неё разрешение на повторный брак с другим человеком, который ей сделал предложение об этом за границей, где она жила.

— Вы сами слышали от неё эти требования?

— Да, Ваше преосвященство. Леди Элинор угрожала скандалом и заявлением в церковный трибунал и Его Величеству в случае, если этот её брак не состоится из-за отсутствия такого разрешения.

— Следовательно, вы отрицаете, что изменяли своему мужу и что не он является отцом вашему ребёнку?

— Нет, Ваше преосвященство.

Дора почувствовала, как у неё вспотели ладони.

— Объясните.

— Мой муж не является отцом нашему ребёнку, как и я не являюсь его родной матерью.

— Кто же является его родителями?

— Его матерью является моя подруга Бригитта, с которой мы вместе воспитывались в монастыре. Она родила сына, не будучи замужем.

— А отцом?

Дора молчала.

— Напоминаю вам, ответчица, что заседание этого суда является тайным и никто не узнает о ваших признаниях помимо тех, что потребуют вмешательства мирской власти, — строго сказал ей судья-релатор.

— Отцом ребёнка является мой родной брат Питер Крэйбонг.

— Вы знали о том, что ваш брат и ваша подруга находятся в предосудительной связи?

— Я впервые узнала об этом одновременно с тем, что Бригитта беременна.

— Значит, вы солгали служителю церкви, проводившему обряд крещения младенца?

— Да, Ваше преосвященство, — тихо сказала Дора.

— Расскажите, почему вы это сделали.

— Моя подруга просила меня позаботиться о моём племяннике, когда он родится, если это откажется сделать сам Питер, и я обещала ей сделать это, ещё не зная, в чём будет выражаться моя забота. Потом Питер приехал к нам и сказал, что его отправляют работать за границу, а Бригитта отказывается выйти замуж за простолюдина, который возьмёт её за себя беременной или отдавать ребёнка в приют. Тогда я просила Фредерика усыновить этого ребёнка. Он сначала отказывался, но… я очень настаивала на этом.

— Кто принял решение объявить это дитя вашим с мужем собственным законным ребёнком?

— Я не знаю, как было принято это решение. Мне оно было доведено моим мужем, и к тому времени уже было известно Бригитте.

— То есть вас никто не заставлял это сделать — ни муж, ни брат Питер Крэйбонг, ни ваш отец герцог Крэйбонг?

— Нет, Ваше преосвященство. Я согласилась с этим решением, хоть и понимала, что оно содержит ложь.

— Вам известно, что церковь отказывается проводить обряд крещения над детьми, рождёнными вне брака?

— Да, Ваше преосвященство

— Почему же вы решились на нарушение церковных законов?

— Я… Я считаю их неправильными, — сказала Дора и увидела, как все судьи с удивлением и возмущением уставились на неё.

— Вы почти семнадцать лет воспитывались в традициях нашей церкви в стенах монастыря святой Агнессы. Настоятельница монастыря и сёстры были все эти годы вашей семьёй и учили вас, не щадя своих сил и времени. В полученной оттуда характеристике вы рекомендуетесь абсолютно смиренной послушницей. Как же вам пришло в голову не только усомниться, но и сознательно противиться церковным устоям?! — загрохотал под сводами судебной залы натренированный в церковных службах голос епископа.

Дора почувствовала лёгкое головокружение от того давления, которое на неё сейчас было оказано. Но она давно и много думала на всем, что произошло и строго оценивала свои действия, и поэтому она не упала на колени в смиренной мольбе о прощении. Наоборот, она расправила плечи для того, чтобы сказать то, что считала необходимым выслушать высокому трибуналу.