Морально испорченная

Глава 24

Тео

После событий прошлой ночи, признаюсь, что спал хуже некуда. Услышать все из уст Бьянки было как удар в самое нутро.

Все утро я пренебрегал работой. Вместо этого я просматривал в интернете информацию о социопатах.

Чем больше я читал, тем больше понимал, как все совпадает — наркотики, насилие, ложь.

Больше всего мне разбило сердце то, что социопаты не способны чувствовать любовь. Они могут притворяться, но в конце концов всегда будут ценить себя превыше всего. Бьянка говорила, что хотела меня. И поэтому она сделала все, чтобы заполучить меня, нарушив при этом все возможные моральные и некоторые юридические законы.

Теперь вопрос заключался в том, что делать дальше... Марсель был единственным, кому я рассказывал о своих проблемах с Бьянкой, и я еще не говорил с ним о нашем разговоре. Учитывая все, во что она была вовлечена, естественным ходом событий было бы сдать ее.

Она, в конце концов, убийца.

Разум говорит мне, что такого человека нельзя оставлять на свободе, но сердце не может даже представить, что Бьянку посадят за решетку за непредумышленное убийство... если не еще хуже. Что это говорит обо мне, я не знаю. Я занимаю высокое положение в полиции Нью-Йорка и, по сути, поощряю убийцу.

Много раз я бросал взгляд на телефон, готовый сделать звонок. Но я просто не могу. Кажется, сколько бы я ни пытался жить праведно, я всегда сдаюсь.

Около полудня звонит телефон.

— Мистер Гастингс, к вам мистер Куинн Галлагер — сообщает мне мой секретарь. На секунду я замираю, и моим первым намерением было не встречаться с ним. Но учитывая обстоятельства, было бы полезнее узнать, что именно он знает или думает, что знает.

— Впустите его, — отвечаю я и прерываю соединение.

Я действительно не знаю, как я все еще функционирую, находясь между своим долгом и мафией, Хименесом, стреляющим в меня, и моей женой, оказавшейся гребаной социопаткой.

Честно говоря, если бы я только смог заставить себя сдать ее, я бы избавился от двух проблем... и от мафии, и от нее. И в этом кроется проблема.

Я не могу.

Поднимаю глаза и вижу, как в мой кабинет входит Куинн Галлагер, выглядящий так же грозно, как и в воскресенье. Его темно светлые волосы выглядят непричесаными и взъерошенными. Впрочем, думаю, такая длина должна скрывать многочисленные шрамы на его лице. На нем простая чёрная футболка, подчеркивающая его внушительные мускулы, и непримечательные джинсы. Он был бы красивым мужчиной, если бы не выглядел как сбежавший из тюрьмы. А может, и сбежавший, кто знает.

— Мистер Галлагер. — Я приглашаю его присесть. Он ничего не говорит, только пялится на меня своими светло-голубыми глазами. Наконец он кивает и садится.

— Чем я обязан этому визиту? — спрашиваю я, складывая руки перед собой. Губы Куинна медленно тянутся вверх.

— Думаю, ты прекрасно знаешь, чем, — отвечает он.

— Я не могу сказать, что знаю. — Я притворяюсь невеждой.

Куинн фыркает, прежде чем добавить:

— Конечно... Барнетт. — Мое выражение лица застывает при этой фамилии. Я не слышал ее уже более десяти лет.

— Барнетт? — медленно спрашиваю я, стараясь, чтобы мое лицо не выдало, насколько я встревожен.

— Стоп! — Он поднимает руку, и закрывает глаза, будто он на грани. — Давай пропустим всю фазу отрицания. Я знаю, кто ты. Или... — Он смотрит на меня сверху вниз. — Кем ты был.

Я поджимаю губы.

— Я не знаю, что вы хотите здесь узнать...

— Знаешь... когда я увидел тебя, я сразу понял, что это не в первый раз. Но мне пришлось хорошенько подумать, чтобы вспомнить, откуда я тебя знаю. — Он ухмыляется, вероятно, зная, что я уже у него в руках. Это то, чего я боялся все это время. Затем он идёт еще дальше и подталкивает ко мне фотографию.

Я бросаю на неё взгляд, и вдруг перевожу вопросительный взгляд на него.

— Представь себе мое удивление, когда я наткнулся на эту фотографию. Ты был любимым чемпионом моего дяди. — Он кивает в сторону фотографии, на которой изображен окровавленный человек в синяках рядом с мужчиной в костюме, позирующим перед камерами.

— Я оставил ту жизнь позади, — кратко отвечаю я, но он продолжает.

— Глядя на твои обстоятельства сейчас, не похоже, что ты это сделал. А еще эта твоя жена... Она знает о твоём прошлом? Думаю, что нет. Хотя, судя по тому, что я слышал, вы оба из одного теста.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — говорю я, пытаясь понять, что он знает о Бьянке.

— О, да ладно, думаю, ты нашел единственную женщину, которая совершила свое первое убийство в десять лет. Скажи, вы обмениваетесь записками о своих жертвах? — Я прекрасно понимаю, что он делает это специально, чтобы разозлить меня, поэтому я молчу.

— Не осуждаю. — Он пожимает плечами. — В нашем мире редко руки бывают чистыми от крови. Мне просто любопытно, как вы развиваетесь. — Он делает паузу и изучает меня. — Не каждый день увидишь такую пару, как ваша. Черт, если бы моя жена была такой, я бы не провел последние несколько лет за решеткой. — Куинн указывает на несколько татуировок на своей руке, вероятно, чтобы доказать мне, что он провел годы за решеткой. Похоже, мое первоначальное впечатление оказалось верным. Он действительно отсидел.

— Ваша жена отвернулась от вас? — спрашиваю я, и его глаза, кажется, темнеют при ее упоминании, но он просто пожимает плечами.

И вот так я вернулся к своей первоначальной дилемме. Даже если бы я смог выдать Бьянку, я был бы просто лицемером, ведь мои руки тоже испачканы кровью.

— Мне интересно, что случилось с настоящим Теодором Гастингсом, — меняет он тему.

— Он мертв, — отвечаю я, и он подозрительно поднимает брови.

— Не думал, что вы такой вероломный тип, мистер Гастингс, — ударение на моей фамилии не осталось не замеченным, но я чувствую себя вынужденным уточнить.

— Не от моей руки. Вы, наверное, понимаете, как он оказался мертв.

— Верно... теперь, когда я об этом думаю... — Он оглядывает меня с ног до головы — Мой дядя восторгался тобой. Тихий, трудолюбивый. Ты никогда не доставлял ему проблем... до того, как ты исчез.

Я поджимаю губы, мне не нравится, к чему все идет.

— Ты ведь понимаешь, что мой дядя все еще владеет тобой? — скучающим тоном спрашивает Куинн, и мои руки сжимаются в кулаки.

— И что ты собираешься делать? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. Он знает, что у него на крючке я, поэтому его улыбка — чистое зло.

— Эх, — он машет рукой. — Я этого не потерплю. Ты нам больше нужен в костюме, чем на ринге. Моему дяде придется смириться с разочарованием. С другой стороны, ты... скажем так, веди себя прилично.

— Так вот зачем вы сюда пришли? Чтобы угрозами заставить меня подчиниться?

— Вовсе нет. Я просто хотел напомнить тебе, что вещи редко остаются по-настоящему погребенными под землей. Ты можешь наслаждаться тем, что у тебя есть сейчас, или... можешь потерять всё это. — Говоря это, он поднимается на ноги.

— Полагаю, скоро увидимся, мистер Гастингс. Было приятно поболтать. — Он наклоняет голову и выходит из моего кабинета.

Я остаюсь один, и мои мысли возвращаются к той ночи, когда я нашел своих родителей убитыми на кухне. Не могу не спросить себя, стоит ли месть всего, даже продажи души дьяволу. Но одной только картины моей матери с простреленной головой и отца, лежащего в луже крови, достаточно, чтобы напомнить мне, за что и почему я борюсь. Я могу вынести все, что они мне подсунут, лишь бы получить голову Хименеса на блюдечке.

Меня никогда особо не волновала моя нынешняя жизнь, разве что как средство для подготовки мести.

Во всяком случае, до Бьянки.

Теперь терять уже нечего.