Морально испорченная

Глава 46

Бьянка

Я крепко держу за руку Адриана, пытаясь удержать его от глупостей, особенно когда другой мужчина все еще держит пистолет.

Я понимаю его страдания, но не потому, что тоже их испытываю, а потому, что осознаю последствия смерти Хименеса.

Но есть ли мне кого винить, кроме себя?

Когда Хименес привел меня в эту комнату, он был очень любезен и начал рассказывать мне о своих грандиозных планах по захвату Нью-Йорка. Он начал с рассказа, как ему удалось войти в доверие Галлагерам. Его отец, Диего Хименес, был чрезвычайно богатым человеком в Колумбии, тесно связанным с Эскобаром³⁴. Сами Галлагеры уже давно укоренились в криминальном мире в Бостоне.

В частности отец Мэттью Галлагера, укрепил основу для их империи незаконных боев. Однако в какой-то момент у него начались серьезные неприятности с мексиканским картелем, который, по совпадению, также был врагом Диего. Поэтому Галлагеры попросили убежища у Диего Хименеса в Колумбии. Сам Хименес познакомился с Мэттью еще в детстве, и они быстро сдружились. Так зародились близкие отношения, порожденные долгом. Хименес быстро воспользовался этим, когда захотел распространить свое влияние на Бостон и Восточное побережье. Используя многочисленные связи, которые он наладил в Принстоне, он собрал сеть от самых низких посредников до самых высоких государственных чиновников.

Список, который Мартин так тщательно оберегал? В нем была лишь малая часть людей, которые были должны Хименесу.

— Ключ к долголетию в этой жизни — руководить из тени, — гордо рассказывал Хименес. — Вы поступили умно, проверив фотоальбомы. — На мое небольшое «ах» он усмехнулся. — О, ты думаешь, я не знал? Это все вина разочарования моего сына. Он просто не мог держать рот на замке. Из-за его неосторожности нам пришлось ускорить все наши планы, включая избавление от Агости.

— Почему ты не избавился от альбомов, раз ты такой умный? — дерзко спросила я.

— Это моя единственная ошибка. После того, как я стал Эндрю Галлагером, это казалось излишним. Имя Хименес использовалось только для того, чтобы внушать страх. На самом деле никто не знал, кто я такой. — Казалось странным, что такой гордый человек, как Хименес, признает свою ошибку. Но вскоре я убедилась, что он не только умен и хитер, но и саморефлексивен.

Возможно, именно поэтому его жестокость была настолько сильной, потому что она была порождена аналитическим умом. Не имея никого, кто мог бы его узнать, он смог медленно укрепить свою империю и присоединить к ней все соседние более мелкие державы. Он играл со всеми, но только один он знал правила.

Хотя он не сказал мне точную причину, почему он взял личность Эндрю Галлагера, он раскрыл достаточно, чтобы я поняла, что Галлагеры вскоре оказались под его властью. Возможности были безграничны, главным образом потому, что Хименес медленно, но эффективно готовился к захвату Нью-Йорка. У него было только одно препятствие — итальянцы.

Пять семей были уже не те, что раньше, с удовольствием вспоминал он. Они поделили территорию между собой, и чаще всего они вцеплялись друг другу в глотки, используя любую возможность, чтобы развязать войну между собой. Хименес просто сыграл на их слабостях, посеяв немного разногласий здесь, немного там.

Вскоре семьи оказались изолированы и искали поддержки у посторонних.

Всё было очень тщательно спланировано. Изучение характера дало Хименесу необходимую цель: он поставил ставку на стремление Энцо Агости к монополии и использовал его чрезмерную гордость.

— Энцо... был стратегом, как и я. Когда ты сталкиваешься со своим подобием во всех отношениях... Ну, легко найти слабые места, — сказал Хименес, подразумевая, что Энцо, вероятно, уже мертв.

— А с уходом Агости, большая часть Нью-Йорка уже моя. — Он улыбнулся перспективе.

Я была настолько поглощена его рассказом, что даже не подумала, когда приняла от него напиток. Не тогда, когда рот был воспалён и сухим, а язык все еще болел от последствий моего не слишком блестящего плана.

Вот как я оказалась сейчас смотрящая на затянувшуюся смерть, благодаря той же хитрости, которой я восхищалась всего несколько часов назад.

Адриан пытается отпихнуть мою руку и направиться к убийце Хименеса, но я прилагаю всю свою силу, чтобы удержать его на месте.

— Зачем? — С его губ срывается болезненный крик.

Но тут нападавший шокирует всех, когда смотрит на Марселя и иронично добавляет.

— Прости, fratello.³⁵



И Адриан, и я теперь смотрим на Марселя с открытым ртом.

— Марсель? — хрипит Адриан, и колючее чувство подсказывает мне, что эта ночь откровений еще не закончилась. Я украдкой бросаю взгляд на Адриана и вижу, как на его лице отражается огромное количество эмоций.

Мужчина смотрит на наши шокированные выражения и смеется.

— Ты хорошо справился, Марчелло. Лучше, чем это мог бы сделать я. — Тянет он. Марсель просто смотрит на него, будто увидел привидение.

— Кто ты? — спрашиваю я, и он язвительно смеется.

— Валентино Ластра. К вашим услугам. — Он делает имитацию реверанса своей тростью. — Брат Марчелло.

На вид Валентино около сорока лет, он худой и едва держится на ногах, нуждаясь в трости, чтобы держаться прямо.

— Ластра? — спрашивает Адриан, не сводя глаз с Марселя. — Марсель, что это значит?

— Прости, — шепчет Марсель, отводя взгляд.

— Прости? За что? — спрашивает Адриан.

— Ну же, Марсель. Скажи своим друзьям, за что ты сожалеешь. Или я должен?

Марсель молчит, его взгляд отрешенный.

— Марчелло был у меня в долгу. Огромном долгу, должен добавить, — выделяет Валентино. — И единственный способ оплатить было, чтобы он стал тенью в твоем стремлении отомстить. Я знал, что ты наиболее вероятный человек, способный выманить Хименеса. После чего, конечно же, долг Марселя будет заплачен.

Когда он это говорит, я начинаю вспоминать действия Марселя. Были времена, когда он вел себя подозрительно. Но тут мне в голову приходит другая мысль.

Список...

— Так вот почему ты скрыл имя Мартина в списке? Ты боялся, что он прекратит поиски Хименеса, если узнает, что это Мартин убил его родителей? — спрашиваю я обвиняюще.

Марсель краснеет, весь его облик говорит о его стыде.

Адриан бросает последний взгляд на Марселя, передающий разочарование, что он испытывает из-за предательства, а затем обращается к его брату.

— Почему? Почему Хименес был так важен тебе? — Адриан обращается к Валентино. — Зачем убивать его? — Он качает головой. — Ты не знаешь, что ты натворил...

Валентино насмехается.

— Натворил? Я избавился от чумы, бродившей по этой земле. Умоляю тебя... как будто без него всем не стало лучше. А зачем? Все очень просто. Он убил мою жену. И знаешь ли ты, зачем он это сделал? — Глаза Валентино выпучиваются, выражение лица почти маниакальное. — Чтобы обвинить меня в ее смерти, чтобы Рокко мог ополчиться против меня за убийство своей дочери.

— И теперь ты обрек мою жену на точно такую же участь. — Голос Адриана полон горечи.

Валентино хмурит брови.

— Хименес отравил ее, и только у него было противоядие. — Вмешивается Влад, его голос ровный и лишенный каких-либо эмоций.

Лицо Валентино на секунду опускается, но он быстро приходит в себя. Через долю секунды я оказываюсь на спине, а Адриан бросается к нему.

Он валит его на землю, устремляя кулаки прямо к его лицу. Мои глаза расширяются, и я подаю сигнал Владу, чтобы он помог мне его оттащить.

Мы, должно быть, слишком медлим, потому что в воздух пронизывает звук выстрела.

Мы оба останавливаемся на месте и с ужасом смотрим, как Валентино отталкивает от себя Адриана, тяжело дыша. Лежа на спине, Адриан стонет от боли, но я вижу только красное пятно на его виске.

— Нет! — кричу я и бросаюсь к нему. — Нет... этого не может быть... — Мои руки тянутся к его ране.

Рана на голове... Я лихорадочна в своих движениях, не зная, что делать. Я подношу руки к своей рубашке и отрываю значительную ее часть, используя, чтобы обернуть вокруг его головы и остановить кровь.

— 911... звоните 911. — Я не узнаю свой голос, глядя на его поверхностное дыхание.

Пожалуйста, Адриан, пожалуйста! Останься со мной!

Валентино поднимается на ноги, на его лице выражение ужаса.

— Я не хотел... Оно выстрелило... — Он продолжает качать головой в шоке.

Затем, бросив последний взгляд на Марселя, он крепко сжимает пистолет и подставляет его себе под подбородок.

Остается только голос Марселя, когда он бежит к нему, прежде чем Валентино нажимает на курок, взрывая его мозги на глазах у всех нас.

Его тело падает на землю, и мы все ошеломлены от такого поворота событий.

Марсель издает болезненный вопль, спеша к брату. Его лицо теперь неузнаваемо, на лбу большое отверстие, мозги вытекают наружу.

Влад единственный относительно спокойным во всем этом, но даже он отводит глаза, когда видит, сколько крови заливает комнату.

Размеренными шагами он подходит к Марселю и кладет руку ему на плечо. Марсель слегка вздрагивает, но он слишком занят оплакиванием брата.

— Он все равно умирал, — комментирует Влад. — У него был рассеянный склероз.

— Ты знал? — Грозный взгляд Марселя не пугает Влада, и он продолжает.

— Валентино с самого начала знал, что умрет. Но сначала он хотел отомстить за Ромину и очистить свое имя.

Адриан задыхается, с трудом удерживая глаза открытыми.

— Шшш... все в порядке — пытаюсь сказать ему я, сосредоточив свои силы на его кровоточащей ране.

— Держись, пожалуйста, — снова умоляю я, и Влад кивает мне в знак заверения.

— Скорая помощь скоро будет, — говорит он и выходит из комнаты.

Я прижимаю голову Адриана к своей груди, а Марсель скорбит по своему уже ушедшему брату.

После приезда парамедиков я не совсем понимаю, что происходит. Они пытаются разлучить меня с Адрианом, а я просто не могу отпустить его.

— Мисс, пожалуйста, позвольте нам сделать нашу работу, — говорит мне кто-то, но я просто качаю головой.

— Нет...

— Мисс, — повторяют они и отталкивают меня от Адриана. Его глаза закрыты, и я не вижу никаких признаков жизни на его лице. Мое дыхание становится затрудненным.

— Пожалуйста, помогите моему мужу, — говорю я между попытками вздохнуть, и один из парамедиков отводит меня в сторону, пока они грузят Адриана на носилки.

— Мисс, посмотрите на меня. — Мои глаза расфокусированы, а грудь сжимается. В голове стоит слабый шум, и все вокруг искажается.

— Мисс, пожалуйста, дышите. У вас паническая атака. — Я не могу сосредоточиться на его словах. Я не могу сконцентрироваться ни на чем, кроме мысли о смерти Адриана. Мысли о мире без него. Мое дыхание становится еще более редким, и одной рукой я цепляюсь за свою грудь, а другой впиваюсь в руку парамедика.

— Мисс, остановитесь, или мне придется дать вам успокоительное, — не знаю, что происходит, но я не могу остановиться. Единственный раз, когда я перевожу дыхание, это выкрикнуть имя Адриана. Я так сосредоточена на том, чтобы добраться до него, убедиться, что с ним все будет в порядке, что не замечаю, как мне что-то вводят. Вдруг мои веки становятся тяжелыми, и я погружаюсь в темноту.



Мои глаза распахиваются. На секунду я дезориентирована, прежде чем все возвращается ко мне. Адриан!

— Где мой муж? — Я вскакиваю с кровати, на которой лежала и начинаю кричать. Осмотревшись, я вижу, что нахожусь в больнице. Вокруг несколько рядов кроватей, все они заполнены пациентами. Я смотрю на свою руку и замечаю капельницу, вероятно, с жидкостями. Я выдергиваю иглу из своей кожи и иду к одной из медсестер в конце участка.

— Я ищу своего мужа, — говорю я ей. Она скучающе оглядывает меня и только говорит.

— Не знаю, — а затем разворачивается, оставляя меня.

Я со всей силы дергаю ее за руку и впечатываю в стену.

— Где мой муж? — кричу я ей, а в ответ она зовет охрану. Они начинают тянуть меня за руку, чтобы отпустить ее, но я продолжаю взвывать. — Где мой муж?

Наконец, после того, как один охранник удерживает меня, приходит врач.

— Ваш муж Теодор Гастингс? — спрашивает мужчина, и я быстро киваю.

— Он все еще в операционной. Вот, позвольте мне. — Доктор бросает на охранника взгляд «все в порядке» и ведёт меня обратно к кровати.

— Скажите мне, — прошу я его, и он вздыхает.

— Ваш муж получил огнестрельное ранение в голову. К счастью, пуля только задела височную кость и не застряла внутри.

— Это хорошо, не так ли? — быстро спрашиваю я, надеясь на диагноз.

— Мы еще не знаем. Пуля поразила большую часть мозга. Мы пока не можем определить, как ранение повлияло на пациента, и очнется ли он.

— Что... вы имеете в виду, очнется ли он?

— Мозг — чувствительный орган. Как пациент будет восстанавливаться это индивидуально. Мы делаем все возможное, чтобы обеспечить наилучший уход за вашим мужем. Но вы должны в любом случае готовиться к худшему.

— Худшему...? — запнулась я.

— Его мозг может умереть... в любой момент, — профессионально говорит мне доктор.

Удар, но тем не менее, смертелен. Я, спотыкаясь, возвращаюсь на кровать, и моя рука тут же ложится на сердце. Я пытаюсь отрегулировать дыхание, когда врач продолжает.

— Мы видели его личное дело, и он является донором органов. Я хотел сообщить вам, что... — начинает он, но я отключаюсь. Донор органов? Ага, это похоже на моего мужа.

Но это значит... Я не могу с этим смириться.

Нет...

Моя рука вырывается и обхватывает горло доктора.

— Ты позаботишься о том, чтобы он выжил. Если нет, я выслежу всех, кто тебе дорог, и пущу им пулю в череп. Все ясно? — угрожаю я стальным голосом. Доктор бледнеет от моих слов и оцепенело кивает. Я отпускаю его, и он устремляется прочь.

О, Адриан...

Я не знаю, как я добралась до приемной на трясущихся ногах, но когда я это сделала, меня встретил Марсель, прислонившийся к стене.

— Ты! — Я выплевываю слово и смотрю, как Марсель вскидывает голову, его глаза расширяются от моего присутствия.

— Это ты все всем виноват, — обвиняю его я, бросаясь на него. Я даже не успеваю дотронуться до него, как Марсель бледнеет и отшатывается в сторону, успешно избегая моего кулака.

— Пошел ты! — Я снова бросаюсь на него, но на этот раз меня останавливает крепкая хватка, удерживающая меня сзади.

— Хватит, Би. — Влад шепчет мне в волосы.

— Ты знал... ты знал все. — Я кричу на него и начинаю бросаться беспорядочными ударами. Влад выдерживает минуту, прежде чем сдержать меня.

— Прекрати. — И я останавливаюсь... не потому, что хочу этого, а потому, что мое тело больше не выдерживает. Я приваливаюсь к нему и позволяю своим слезам свободно течь.

— Как ты мог? — всё повторяю я. Влад продолжает гладить мои волосы, позволяя мне выплеснуть свои чувства сквозь слезы.

Спустя некоторое время, когда я успокоилась, хирург, оперирующий Адриана, выходит, чтобы сказать нам, что операция прошла успешно.

— Нам все еще нужно подождать, пока он очнется, чтобы узнать, будут ли какие-либо побочные эффекты от пули или операции. — Затем он сообщает нам, что Адриана перевезут в отдельную палату.

После того, как его привозят в палату, я говорю доктору, что никому, кроме меня, не разрешается его навещать.

Марсель смотрит на меня с раскаянием, но я знаю, что Адриан тоже не хотел бы его видеть. Я видела это в его глазах. Что-то внутри него умерло, когда он узнал, что его верный друг использовал его всё это время. Я не собираюсь подвергать его еще большему стрессу, когда ему нужно восстановиться после такой тяжелой травмы. Я также сообщила Владу, что не думаю, что его визит будет наилучшим для него.

Не скажу, что я точно знаю, в чем заключалась роль Влада во всем этом. Но он не выглядел удивленным ни одним из откровений. Я не уверена, что могу доверять ему сейчас.

Я выделила себе место в палате, чтобы присматривать за Адрианом, и оставляю его ненадолго только тогда, когда становится очевидно, что мне не хватает самого необходимого.

Я быстро еду домой и собираю достаточно одежды и туалетных принадлежностей на неделю и немного оружия на случай, если кто-то попытается что-то сделать. В этот момент лучше быть готовой.

Первый день в больнице проходит без изменений. Доктор сообщает мне, что некоторым людям требуется немного больше времени, чтобы прийти в себя.

И вот один день превращается в два, два, в три, и по-прежнему ничего.

Я почти сошла с ума, беспокоясь за Адриана, что у меня даже не было времени подумать о своем собственном положении.

Только на третий день Влад звонит мне и настоятельно просит сдать кровь на анализ, чтобы проверить наличие яда. Я неохотно соглашаюсь и прохожу процедуру, но только потому, что все еще надеюсь, что Адриан очнется.

Если он не проснется... тогда какой смысл жить дальше?

В конце недели приходит результат анализа крови — в моем организме не обнаружено никаких веществ, ни наркотиков, ни яда. Хименес блефовал.

Я почти смеюсь над результатами.

Конечно, он блефовал.

Я даже не успеваю насладится хорошими новостями, потому что Адриан до сих пор не проснулся.

Каждый день я сижу рядом с ним. Иногда я читаю ему, иногда рассказываю истории о нашей совместной жизни. Иногда я просто умоляю его вернуться ко мне.

Но все тщетно.

И я не могу избавиться от чувства, что все это моя вина.



Так проходят две недели. Ни Марсель, ни Влад больше не пытались приехать в больницу, хотя я поддерживала связь с Владом, и он рассказывал мне обо всем, что происходит.

Полиция захватила комплекс Хименеса и конфисковала незаконное оружие. Адриана прозвали героем за то, что он схватил Хименеса, хотя тот был убит Валентино. Весь эпизод был замят, чтобы выглядеть как разборки между семьей Ластра и Хименесом, и никто другой не был упомянут в официальном отчете.

В то же время, Галлагеры борются за власть над остатками империи Хименеса, а Ортега и некоторые другие мелкие картели пытались заявить о своей независимости. По словам Влада, вся ситуация полный беспорядок. Не помогло и то, что Маркези тоже разбили лагерь в Нью-Йорке, пытаясь снова укрепить свою власть в составе одной из пяти семей.

В конце концов Энцо удалось выжить, и его выписали из отделения интенсивной терапии. Поскольку его здоровье все еще оставалось под угрозой, он пока не стал ввязываться в политические игры.

Я потерялась в своих мыслях, когда монитор внезапно начинает пищать. Я поворачиваю голову к Адриану, паникуя от мысли, что это может быть конец. После стольких дней отсутствия результата врачи сказали мне, что шансы, что он когда-нибудь очнется, уменьшаются.

— Доктор? — кричу я, открывая дверь палаты. Вижу, что ко мне спешат несколько медсестер, а за ними следует врач. Все они толкают меня в спину, говоря, чтобы я дала им место для работы с пациентом.

Адриан... Моя нижняя губа дрожит, зрение затуманивается. Это конец?

Я даже не могу видеть, что они делают, так как все они окружили его кровать.

— Здравствуйте, я доктор Эванс, ваш лечащий врач. Можете назвать свое имя? — задает вопрос доктор.

— Я... Теодор... Гастингс, — слышу я голос Адриана в ответ. Он... очнулся? Я даже не могу контролировать себя и делаю шаг к нему.

— Вы помните, что произошло? — спрашивает доктор.

— Нет.

— Вам выстрелили в голову. Последние две недели вы были в коме. Что последнее вы помните?

Хотя врач и медсестры все еще находятся вокруг него, мне удается найти правильный угол, чтобы увидеть его лицо.

— Я был на встрече с мэром... мы обсуждали... — Он останавливается и хмурится. — Я не помню.

— Это совершенно нормально. Не волнуйтесь. Вы получили серьезную травму мозга. Это вполне нормально, что вы чувствуете себя растерянным и некоторые воспоминания кажутся нечеткими, — заверяет Адриана доктор, прежде чем наконец заметить меня.

— Миссис Гастингс. Как вы видите, он все еще растерян. Но он очнулся, так что это хорошая новость. Гораздо лучше, чем мы ожидали. Мы продолжим проводить некоторые тесты, чтобы убедиться, что все в порядке, — объясняет мне доктор, и я вижу, что Адриан выглядит еще более сконфуженным при упоминании моего имени.

— Тео, — делая шаг к нему, говорю я, используя его официальное имя, поскольку вокруг все еще есть люди.

Склонив голову набок он смотрит на меня с секунду.

— Кто вы? — наконец спрашивает он. Мои глаза расширяются от его вопроса.

— Доктор? — зову я в панике. Он не помнит меня?

Доктор Эванс уже собирался покинуть комнату, когда услышал этот разговор. Он возвращается к Адриану и снова спрашивает его.

— Мистер Гастингс, какое сегодня число?

— Вы сказали, что я был в коме две недели? Тогда это должно быть... 20 сентября? — Отвечает он с надеждой.

— А год?

— 2010.

— Мистер Гастингс, мне нужно, чтобы вы были спокойны. Сейчас 2020 год. Кажется, вы не помните последние десять лет.

Доктор смотрит на меня и качает головой, предлагая мне выйти.

— Вы сказали, что он только растерянный, — говорю я, когда мы выходим из палаты.

— Потеря памяти может случиться. У него была повреждена височная часть, и поэтому амнезия не редкость.

— Когда он вспомнит?

— Этого я не могу сказать. Может быть завтра, через два месяця или...

— Никогда, — я заканчиваю его предложение. Он смотрит на меня с гримасой, но кивает.

— Мне жаль, — говорит он, до того как покинуть меня.

Я прижимаюсь к стене, все мои страхи материализовались. Он жив... но он не помнит меня. Семь лет совместных воспоминаний... просто исчезли.

Что, если он никогда не вспомнит меня?

Что если...

Но разве это не лучше для него? Не помнить? Он не узнает о предательстве своего друга... он не узнает своего настоящего происхождения... и он не узнает меня.

Но что толку от того, что он знает меня? Я только лгала ему и причиняла боль, и все это во имя своей эгоистичной одержимости.

Разве ему не было бы лучше без всего этого?

Есть еще мой отец, — не то чтобы я хотела считать его таковым — который убил его родителей. Сможет ли он вообще смотреть на меня, не вспоминая эту вопиющую деталь?

Признаюсь, я размышляла об этом с тех пор, как впервые увидела его, беспомощно лежащего на больничной койке.

У меня было две долгих недели, чтобы подумать о нашей совместной жизни. Четырнадцать дней, за которые я осознала, насколько сильно зависело мое счастье от Адриана.

Он был моим, и это делало меня счастливой.

Но быть моим, влекло за собой последствия... бесчисленная опасность.

Одно решение, и я смогу подарить ему совершенно новую жизнь. Жизнь, в которой он не будет жить ради мести. Жизнь, которой он сможет наслаждаться.

Без меня.

Возможно, это знак. Знак того, что я должна наконец отпустить его.

Я скольжу вниз по стенке, закрывая рот рукой, чтобы скрыть рыдания.

Целая жизнь без моего Адриана. Смогу ли я сделать это? Наверное, нет, но ради него я попытаюсь.

Он заслуживает быть счастливым.

У меня есть семь лет воспоминаний, которых хватит на всю жизнь.

А у него — чистый лист.

Как только я приняла решение, я знала, что нужно делать. И я должна была сделать это быстро, пока не потеряла решимость.

После того, как все медсестры уходят, я направляюсь внутрь, натянув свою лучшую улыбку.

— Кто вы? — снова спрашивает он, увидев меня. Я ожидала этого, но все равно замерла, увидев подозрение в его глазах.

— Друг, — лгу я. Вот оно, начало всего.

— Друг? — повторяет он, пристально изучая меня.

— Друг с работы, — поправляю я.

— Тогда... ты знаешь, что со мной случилось?

— Ты попал в перестрелку опасного картеля. Но хорошая новость в том, что теперь ты герой. Хименес мертв благодаря тебе, а ФБР удалось конфисковать нелегальное оружие на миллионы.

— Хименес? — Я вижу, как работает его мозг. Если предположить, что он помнит все до 2010 года, тогда он все еще помнит свой крестовый поход против Хименеса.

— Да, он был лидером картеля, — добавляю я.

— И я поймал его?

— Да, — больше подробностей я ему не рассказываю. Ему и не нужно знать.

Это хорошо идея. Теперь он не только прекратит свою жажду мести, но и не вспомнит о предательстве Марселя или о том, что Хименес его биологический отец. Ему не придется снова переживать эту душевную боль.

Мы разговариваем еще немного, и я даю ему расплывчатую информацию, достаточную для того, чтобы помочь ему выстроить повествование. Когда наше время подходит к концу, я поднимаюсь со стула и прощаюсь с ним.

— Ты прийдешь еще раз? — спрашивает он, когда я собираюсь уходить.

— Наверное, нет. — Я грустно улыбаюсь ему, и он выглядит разочарованным.

Спонтанно я опускаю голову и целую его в лоб.

— Всего хорошего, Тео, — шепчу я.



Я отправляюсь в квартиру и начинаю освобождать ее от своих вещей. Связываюсь с мувинговой компанией и отправляю все в свою запасную квартиру. Также я решаю взять с собой Малли.

Мне требуется два полных дня, чтобы стереть все следы Бьянки Эшби из жизни Теодора Гастингса. После того как я закончила, я связываюсь с Владом и прошу об одолжении.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спрашивает Влад пару дней спустя, когда мы подходим к самолету.

Я киваю, глядя на горизонт, обозначающий мое новое будущее.

— Однажды ты спросил меня, является ли то, что я чувствую к Адриану, любовью. Думаю, на тот момент это было не так... Но с тех пор я научилась. Раньше я любила Адриана, потому что он был моим. Он был моей игрушкой, и это делало меня счастливой. Но я ни разу не остановилась, чтобы спросить себя, делает ли это счастливым и его. Позже я увидела, как мое присутствие в его жизни повлияло на него. Я причинила ему боль, но никогда не осознавала насколько сильную. Только когда я увидела, как померк свет в его глазах, когда он узнал о предательстве Марселя или о том, что Хименес его биологический отец. Я была в такой ярости от его имени, что только позже поняла, что поступила с ним точно так же. Я лгала и манипулировала им, я предала его доверие. Да, я любила его и хотела его больше всего на свете, но это было токсично. Сейчас я это знаю. Так же, как я знаю, что люблю его настолько, чтобы дать ему шанс на настоящее счастье. Без Хименеса, без мафии... без меня. — Я сжимаю руку на своей ручной клади. — Я ненормальная, и никогда такой не буду. Он заслуживает кого-то лучшего. Он заслуживает счастья.

— А ты? — на его вопрос по моей щеке скатывается слеза.

— А я выживу. Я всегда выживаю. Я просто буду делать то, что у меня получается лучше всего —убивать.

— Я буду скучать по тебе, Би. — Влад поворачивается ко мне и обнимает меня.

— Мы будем на связи... босс, — улыбаюсь я и похлопываю его по спине.

— Слышал, Москва хороша в это время года, — говорит он с тоской.

— Ты всегда можешь приехать в гости.

— Я могу... разве я не могу... — Мы стоим в тишине в какое-то мгновения, прежде чем я делаю первый шаг к самолету, оставляя Влада позади.

— Спасибо, Влад. За все.